Ингеборга в упор взглянула в кроткие глаза Валерия Владимировича и почти за рукав поймала проходившую мимо официантку с синими стрелами вместо глаз.
— Принесите мне большую кружку светлого пива, — попросила она. — Я не люблю белое вино, Валерий Владимирович. И ничего в нем не понимаю, и никогда его не пью.
В Сафоново Степан приехал к двум часам, с трудом высидев первую половину дня в офисе. Ему совершенно незачем было ехать — ни в первой половине дня, ни во второй. Он прекрасно об этом знал, но все-таки поехал.
Работы по-прежнему были остановлены, на объекте безвылазно сидел Чернов, обремененный трудной задачей ежедневно выискивать какие-то занятия для полусотни работяг и принимать меры, чтобы больше никто не свалился по пьяному делу в котлован. Капитан Никоненко лег на дно и на жалкие телефонные призывы Степана не отзывался. Но три последних дня, когда молчание правоохранительных органов стало явно затяжным, внесли некоторое успокоение в смятенную Степанову душу.
Дураку ясно, что если бы Володьку убили, капитан Никоненко уже давно поселился бы в их котловане.
Или все-таки не поселился бы?
Степан приткнул «лендкрузер» к вагончику прораба, выключил радио, бросил на щиток темные очки и не спеша оглядел все хозяйство.
Котлован по-прежнему был пуст и необитаем, как лунный кратер. Трос гигантского крана с прицепленным семитонным крюком мерно покачивался из стороны в сторону над той самой плитой. В некотором отдалении человек шесть рабочих красили трубы — интересно, зачем? Еще несколько рыли какую-то подозрительную канаву, совсем далеко, почти у кромки леса, но все-таки в пределах границ Степановых владений.
И последняя небольшая кучка — это можно сдохнуть от смеха, честное слово! — вяло терла тряпками стены жилых вагончиков.
Ну, Чернов, ну, эксплуататор хренов, всех занял!
Никто сложа руки не сидит, все при деле!
По-слоновьи фыркнув, Степан вылез из джипа. На пороге прорабской будки нарисовался Петрович и закрутил головой, как бы проверяя, все ли в порядке во вверенном ему хозяйстве. Степан не был самодуром, но он был серьезным начальником. И этот серьезный начальник приехал без предупреждения…
— Ну чего, Петрович? — спросил Степан, захлопнув тяжелую дверь «лендкрузера». — Я смотрю, у вас трудовой энтузиазм прямо как первого мая — аж через край. А?
— Стараемся, Андреич, — пробормотал прораб со смущенной улыбкой, еще не очень понимая, что именно его ждет — выволочка или похвала. — Чего ж без дела-то сидеть… Совсем плохо, когда люди без дела сидят… С ними потом и не справишься…
Они сошлись на середине дороги между Степановой машиной и шаткой лесенкой, с которой суетливо сбежал прораб, и пожали друг другу руки.
— А поумнее ничего не могли придумать? — спросил Степан не сердито, а скорее насмешливо, как определил про себя прораб. — Что они там копают? Сортир, что ль, новый возводят?
— Точно, — подтвердил прораб смущенно.
Он вообще очень легко смущался, отводил глаза и начинал неловко переминаться с ноги на ногу или чесать лысину под вечной бейсболкой. При этом он был ухватистый, ловкий, хорошо и быстро соображающий мужик. Он никогда ничего не крал, ни о чем не забывал, всегда успевал к сроку и почти не пил. Степан работал с ним последних лет пять, поручал ему самые большие работы и радовался, что тогда, пять лет назад, Петровичу пришлось бросить свое инженерство в подыхающей оборонке и переквалифицироваться в прорабы. Где бы он взял другого такого, надежного и верного?
— А Чернов где?
— Только что здесь был, — сказал прораб и зачем-то нагнул голову, заглядывая под будку, как если бы Чернов мог выскочить оттуда. — Найти?
— Сам найдется, — сказал Степан. — Пойдем, Петрович, потолкуем. Менты не наведывались?
Прораб сбоку взглянул на Степана.
— Я свое дело знаю, Пал Андреич, — сказал он непонятно, — если бы объявились, я бы первым делом тебе позвонил. Нет никого и не было. Даже местные нас не слишком донимают, а я, грешным делом, думал, что после… Володьки нам конец придет, штурмом возьмут…
— Здорово, Степ, — проговорил Чернов из-за Степановой спины, — ты чего приехал?
— Не сидится мне на Дмитровке, Черный. — Степан на ходу пожал подсунувшуюся жесткую и широкую лапищу Чернова. — Что за всемирный день чистоты ты тут устроил? Что это у тебя все гаврики как один тряпочками стены моют?
— Не все, — возразил Чернов, моментально приходя в раздражение, — некоторые вон яму под новый санузел копают. А что? Есть предложения получше?
Держась за утлые перильца, Степан активно топал башмаками, стряхивая с них комья грязи.
— Нет у меня никаких предложений, Черный. Пусть делают что хотят, только бы водку не жрали с утра до ночи. Один сортир уж почти возвели, пусть с понедельника второй возводят. Чтоб было у нас все как у людей — «мы» и «жо»…
Он распахнул дверь в вагончик и увидел Тамару. В узкой комнатке, насквозь проткнутой длинными солнечными пиками, за столом сидела Тамара и преданно смотрела на Степана.
В руке у нее была ручка, хотя Степан всегда подозревал, что писать она не умеет. Весть о приезде начальника, как правило, облетала подчиненных со скоростью света, и Тамара приготовилась.
— Здрасьте, Павел Андреевич. Какой день сегодня хороший. Может, кофе? Сварить? Или поесть хотите?
Все это Тамара выпалила единым духом, не отводя от Степана преданных и как будто умоляющих глаз. Для всех подчиненных дам он был «несчастный» — брошенный женой, пропадающий на работе отец-одиночка. Его жалели, вздыхали, печалились, стремились угодить, и все это походило на глупую рекламу конфет «Рондо» — «наш начальник такой умница…»
Степан знал об этом — и бесился.
Только Саша Волошина со своей неуемной заботой никогда его не злила.
Может, жениться на ней?
Не отвечая преданной и как бы до предела вытянувшейся в его сторону Тамаре, Степан прошел в свой «кабинет» — выгороженную часть вагончика, — а миролюбиво настроенный, а может, просто голодный Чернов согласился:
— Давай кофе и бутербродов. Или что там у Зины есть? Пироги есть?
— Никто не звонил? — не повышая голоса, спросил Степан из-за перегородки. — Капитан Никоненко?
Тамара подскочила на стуле и кинулась к двери в «кабинет».
— Капитан Никоненко не звонил, Павел Андреевич, — отрапортовала она, вытаращив от усердия глаза. — Звонил Сергей Руднев. Я сказала, что вы в Москве, и попросила перезвонить в тот офис. Еще звонили от главы администрации Сафонова, просили связаться. Я вам звонила, но вы уже уехали…
— А этим что нужно? — Степан бегло просматривал факсы, комкал и швырял в корзину.
— Ничего, я все решил уже, — сказал Чернов. — Они спрашивали, до какой границы у нас участок нарезан.
— Денег им, что ль, опять подавай? — Степан перестал комкать тонкую бумагу и швырять ее в корзину, наполненную уже до половины.
— Я все решил, — сказал Чернов с нажимом. — Не нужно никаких денег, хотя, конечно, все дело в этом. Петрович, ты чего там маешься? Заходи!
Прораб вошел не сразу. Он долго мялся за тонкой дверцей, пыхтел и скреб ботинками по полу, потом осторожно, как будто боясь, что его выставят, вдвинулся в «кабинет» и быстро опустился на стул около двери. И сдернул с лысой головы бейсболку. Стул скрипнул.
— Кофе давай! — приказал Чернов Тамаре и улыбнулся широкой и лихой улыбкой сердцееда и рубахи-парня.
Тамара засияла в ответ и кинулась выполнять, а Степан в сотый раз мимоходом опечалился, что он сам никогда не мог так легко и как будто играючи общаться с людьми, особенно с женщинами.
— А фонари по периметру опять ни хрена не горят? — спросил Степан, уткнувшись в какой-то факс. Господи, сколько бумаги! Из всей скопившейся за несколько дней горы он выудит в лучшем случае одну бумажку и засунет ее в папку, и вовсе не потому, что она нужна, а так, на всякий случай. Все остальное он методично пошвыряет в корзину, а бумаги из папки «на всякий случай» будущей весной выкинет Саша Волошина при очередной разборке завалов.
— Фонари горят, — кашлянув в волосатый, плохо сжимавшийся из-за толщины мозолистых пальцев кулак, сказал прораб. — Все горят, Андреич. Мы теперь по ночам… того… дозором ходим… Посменно.
Степан коротко взглянул на прораба.
— Помогает?
— Вроде помогает, Андреич, — ответил прораб как-то смущенно, — пару раз шуганули, и пока все тихо…
— Так шуганули или тихо?
— Все в порядке, Степ, — вмешался Чернов, — ничего противозаконного. За территорию никто не выходит, до крови не дерется, стволов и ножей ни у кого нет…
— Спасибо и на этом, — пробормотал Степан. — Хорошо хоть стволов нет.
— Подъехал кто-то, Андреич. Чужой кто-то. У нас таких машин нет.
Прораб славился тем, что мог по звуку определить на любом расстоянии любой двигатель.
— Тамар, посмотри, кто приехал, — попросил Степан громко, заставляя себя не поворачиваться в сторону окна, из которого была видна вся строительная площадка, хотя ему очень хотелось. Менее озабоченный вопросами имиджа и собственной значимости Чернов уже вскочил и таращился в окно, вытягивая загорелую шею.
— Правоохранительные органы пожаловали, — сообщил он через секунду. — Легки на помине, блин…
Он оглянулся и озабоченно взглянул Степану в лицо.
— Наш капитан? — уточнил Степан и, не выдержав, вытащил себя из-за стола и пристроился за плечом Чернова.
— Он самый.
Капитан Никоненко уже выбрался из красной «пятерки», захлопнул дверь и потянулся, давая всем желающим возможность как следует себя рассмотреть. Потом он повел широкими, вполне кинематографическими плечами, напомнив Степану Сергея Сергеевича Паратова в исполнении Никиты Михалкова, и не спеша двинулся в сторону их вагончика.
Степан отступил назад и плюхнулся за стол со всем проворством, на которое только был способен.
— Павел Андреевич, приехали из милиции, — доложила из «предбанника» глупая Тамара.
— Вижу, — буркнул Степан, уставившись в очередной факс.