изошло случайно: показывали, мол, приём и не рассчитали…
— А ты думаешь, что всё было совсем по-другому? — с тревогой спросил капитан.
— Даже и не знаю, что думать… — майор вновь недоуменно покачал головой. — Каждому из этих подонков «вышка» светит и выгораживать кого-то им нет ни какого резона… Но меня настораживает поведение шестого, у которого нет ни следа участия в драке…
— И что он говорит?
— Ничего не видел, ничего не слышал: спал, мол! Врёт, сука! — майор вновь чертыхнулся.
— И какие выводы?
— Какие могут быть выводы, — Баринов снова налил водки себе и капитану. — Предлагаю выпить и покумекать, что делать дальше. Честно говоря, я в полном недоумении: впервые с подобным сталкиваюсь…
Они чокнулись быстро выпили. Баринов закусил селёдочкой, а Будалов ничем не стал закусывать. Судя по его собранным в кучу морщинам на лбу, у него шёл мыслительный процесс.
— Послушай, Серёжа, у тебя что нет пресс-хаты?
— А сто девятая что, курорт, что ли? — с усмешкой спросил он. — С месяц назад появился у нас один строптивый, даже мне нахамил… — он чертыхнулся, — сунул я его к этим отморозкам: они тогда в другой камере сидели… Кстати, их у нас прозвали «Братья на крови», так эти «Братья» насмерть запинали того строптивца. Между прочим, именно одному из них в жопу и вогнали заточку…
— Нет, говоря о пресс-хате, я имел в виду камеру, в которой сидят твои люди и сделают то, что ты им прикажешь… — прямо пояснил капитан.
— Не знаю… — с неуверенной задумчивостью протянул Баринов. — Что-то меня настораживает в твоём подопечном… Никитич вдруг встал на его сторону…
— Никитич? Странно, — удивился Будалов.
Он хорошо помнил историю, связанную с женой Никитича. Несколько лет назад жену Никитича, работавшую в том же СИЗО медсестрой, убил один уголовник-наркоман за то, что она не дала ему наркотик. Разозлившись, а может быть под воздействием ломки, он перерезал ей горло лезвием, запрятанным за щекой. С того дня Никитич, ранее добродушный и внимательный, настолько изменился, что к нему стали с опаской относиться даже самые закоренелые уголовники.
— Вот-вот, и мне странно! — вздохнул Баринов. — Но ты прав: нужно сделать все, чтобы не допустить, чтобы какой-то там грабитель, устанавливал свои правила в моей тюрьме! Сегодня же прикажу кинуть его в карцер и подсажу к нему пару своих должников…
— Пару? А справятся?
— Один — чемпион Омска по боксу среди тяжеловесов, второй — сидит под следствием за участие в подпольных боях без правил. Под сто килограммов один и более ста двадцати килограммов другой… Первый по хулиганке, второй, кроме участия в запрещённых боях, ещё подозревается и в убийстве…
— Не тот ли это боксёр, который на фотографии милуется со своим племянником?
— Ту фотографию ты мне вовремя подкинул, — ухмыльнулся Баринов. — Покажи эту фотку братве, и никто не станет разбираться: племянник или не племянник… Доказывай потом, что ты не верблюд, и просто отдыхаешь на море с племянником и его семьёй… — майор подмигнул.
— Да, аргумент на все сто! — согласился Буда-лов. — А на чём второго сломал?
— «Его и ломать не пришлось: сам сломался! — майор хитро прищурился. — Представляешь, он на игле сидит, причём всерьёз… Такая ломка началась, что готов был на все, чтобы дозу получить. Кстати, и тот, и другой не могут жить без наркотиков…
— И ты их, конечно же, подкармливаешь? — догадливо спросил Будалов.
— А что остаётся делать? — вновь подмигнул он.
— И держишь их на поводке: чуть что не по тебе, и крантик перекрывается… Разумно!
— Главное, действует безотказно! Послушай, Коля, я тут, на досуге, почитал дело твоего подопечного… — майор в упор взглянул на собеседника. — Полный сирота: детский дом, школа-интернат, в Афганистане побывал, награждён двумя орденами и медалью, характеристики хорошие, что из детского дома, что с места работы. Со всех сторон положительные…
— И что? — капитан был явно недоволен неожиданными вопросами своего приятеля.
— И вдруг — грабитель!
— Что-то я не понимаю, куда ты клонишь, Серёжа? — через силу улыбнулся Будалов.
— Ты столько внимания уделяешь этому парню…
— А ты не обратил внимание, у кого он обнёс квартиру? — многозначительно спросил он.
— Стоп! Но это я действительно… как-то пропустил… — смущённо заметил майор. — И кто этот пострадавший?
— Твой приятель: инженер Соломатин!
— Соломатин? Он, конечно, не такой уж мне и приятель… — неуверенно произнёс Баринов и тут же с тревогой воскликнул: — А его коллекция старинных монет? Она тоже пропала?
— В чистую! — улыбнулся капитан.
Будалову было известно, что майор всерьёз занимается нумизматикой: настоящий фанатик. Именно поэтому и держал эти знания про запас, как козырь.
— Чёрт бы побрал этого скупердяя! — в сердцах бросил он. — Представляешь: месяца три уговаривал Соломатина обменяться одной монетой, даже продать просил: ни в какую! Послушай, Коля, а ты не помнишь, что за две монеты, что были обнаружены у Понайотова?
— Почему не помню? Очень даже помню, — хитро прищурился Будалов.
Он был очень доволен, что сумел свернуть тему с опасных для себя рельс на более выгодную тему. Он даже предугадал, о чём его попросит Баринов. И не ошибся.
— Если помнишь: озвучь! — нетерпеливо попросил Баринов.
— Одна — Елизаветинский алтын, другая — Николаевский полтинник, а что?
— Нельзя ли что-нибудь придумать, чтобы алтын затерялся во время следствия?
— Отчего ж не помочь своему старому другу? — Будалов снова хитро прищурился.
— И чем я буду обязан?
— Нужно выколотить дурь из этого упрямца Понайотова… — прямо ответил Будалов.
Баринов молчаливо уставился в одну точку: с одной стороны, он действительно не понимал, почему этот парень, неплохо зарабатывая, достойно прошедший войну в Афганистане, неожиданно решился на грабёж…
Словно прочитав его мысли, Будалов пояснил:
— Хотя я и не могу тебя во все посвятить, но немного развею твои сомнения… — он сделал эффектную паузу и продолжил: — Всё, что ты перечислил, действительно мало вяжется с портретом грабителя, но ты, вероятно, не знаешь о некоторых скрытых мотивах этого, как ты думаешь, скромного паренька…
— И что это за мотивы?
Парень задумал жениться, а денег на свадьбу не было, вот он и решил пощипать инженера, да что-то не склеилось: залез в квартиру, а там нянечка с ребёнком… Вот и сорвало у парня крышу: угрозы физической расправы… ребёнка напугал, нянечка вся в слезах и соплях…
— Теперь все понятно, — майор пожевал губы. — Не буду терзать тебя, чтобы пытаться вызнать тайны об оперативных планах в отношении твоего подопечного, но я постараюсь, чтобы его сломали в нашем СИЗО, — он снова взглянул на капитана. — Этого ты хочешь, не так ли?
— Сломать его, конечно, неплохо, но нам, — он специально выделил слово «нам», — нам нужно, чтобы Понайотов получил… по заслугам!
— То есть получил как можно больше, если не сломается и не сдаст своих подельников, чтобы у вас было достаточно времени для розыска похищенного, не так ли? — Баринов по-своему расценил ситуацию.
— Что-то вроде этого, — согласился Будалов.
— Что ж, в успешных розысках похищенной коллекции я тоже заинтересован… Надеюсь, ты не забудешь своего приятеля, когда та будет найдена?
— Даю слово!
— Я тоже!..
Они пожали друг другу руки и продолжили возлияние…
Каждый из них был доволен друг другом и каждый из них думал о нашем герое: Будалов о том, как на подольше запрятать его, а мысли Баринова крутились вокруг обещания приятеля пополнить его коллекцию, а для этого он должен был всерьёз «поработать» над Серафимом Понайотовым…
Глава 20В ПРЕСС-ХАТУ ЕГО!
Железная дверь сто девятой камеры резко распахнулась, и на пороге появился новый корпусной Никита Заварзин в сопровождении Гориллы. Новый корпусной пришёл уже в новом звании: на нём сверкали новенькие погоны капитана.
— Убийцы, насильники и пропойцы, встать на проверку! — гаркнул старший прапорщик.
Обитатели сто девятой камеры быстро выстроились у своих шконок.
— Что у вас произошло два дня назад? — спросил новоиспечённый капитан.
Никто не отозвался, и корпусной спросил, обращаясь к Сыромятину:
— Может, ты скажешь, что у вас произошло?
— Конечно, скажу, гражданин начальник! Но сначала разрешите поздравить вас с повышеньицем! — . льстиво проговорил он.
— Благодарю! — сухо ответил капитан. — Итак, слушаю!
Мы же два дня без свежего воздуха, вот и захотелось мышцы размять… — начал говорить Сыромятин. — А кровь-то у всех молодая, горячая, вот немного и переборщили…
— Так увлеклись, что заточку в задницу воткнули? — усмехнулся корпусной.
— Да какая там заточка, гражданин начальник, — возразил Сыромятин и вытащил из кармана тонкую авторучку. — Показывали приём, а вместо ножа эту ручку использовали, рука соскользнула и кожу поцарапала…
— Никто не хочет добавить собственных нюансов к этой увлекательной сказке? — корпусной внимательно обвёл глазами всех обитателей камеры, но никто не выразил желание. — Ладно, думайте сами: вам здесь жить-поживать… — с неприкрытой угрозой произнёс капитан.
Началась обычная процедура утренней проверки. Последним, как и при первой своей проверке, корпусной назвал фамилию Серафима. После его представления, положенного в местах лишения свободы: имя-отчество, год рождения, статья, капитан сделал небольшую паузу, пристально посмотрел ему в глаза и язвительно произнёс:
— А тебе, Понайотов, придётся отдуваться за всю камеру, — он повернулся к старшему прапорщику. — Отведи подследственного Понайотова в карцер!
Сидельцы сто девятой недоуменно переглянулись между собой: все были уверены, что в лучшем случае камеру просто разгонят, в худшем — двух-трех закроют в карцер, но никто не ожидал, что наказание настигнет только новенького. Судя по всему, это решение оказалось неожиданным даже для старшего дежурного по продолу, наречённым Гориллой: он с удивлением взглянул на корпусного, потом на Серафима.