В первый момент, получив от посыльного странный пакет, Никитич хотел при нём его и вскрыть, но от незнакомца и след простыл. Тогда старший прапорщик вошёл к себе в комнату, прикрыл за собой дверь и только после этого принялся осторожно вскрывать тщательно запакованный пакет.
Когда его взору открылись тугие пачки банковских упаковок со стодолларовыми купюрами, Никитич ахнул и некоторое время не мог пошевелиться, не зная, то ли радоваться, то ли бежать куда глаза глядят, то ли милицию вызывать. Когда же обрёл способность двигаться и соображать, он начал медленно осматривать каждую пачку, пытаясь найти хотя бы какую-нибудь зацепочку, благодаря которой он смог бы объяснить происхождение этих денег, а может, повезёт обнаружить имя адресата. Наконец, когда терпение подошло к. концу, ему на глаза попалась чуть заметная карандашная надпись, сделанная внутри обёрточной бумаги.
Надпись гласила:
«Нужно помнить: самое главное в жизни человека: память и воспоминания!»
И все: ни имени, ни адреса, но старый Никитич сразу догадался; от кого эти деньги: когда-то он беседовал на эту тему с Серафимом Понайотовым:
— Ай да Серафим, ай да сукин сын! — Никитич весело рассмеялся.
Старый прапорщик искренне порадовался тому, что сейчас он сможет, со спокойной совестью, оставить работу, которая постоянно напоминала ему об утрате любимой, и полностью заняться своими внучками. Однако более всего Никитич порадовался, что не ошибся в Серафиме. С первой минуты встречи он уверовал, что у него все сложится хорошо и Серафим ещё сделает много полезного не только для людей, но и для своей страны…
Однако до этого благородного дела ещё было далеко: сейчас Серафим прикрыл глаза, пытаясь до конца расслабиться и настроиться на новые испытания. Но его мысли неожиданно окунули его в недалёкое прошлое…
Этот день был одним из самых счастливых дней, проведённых с Валентиной перед самым призывом в армию. Он встретился со своей любимой ранним утром: этот день они решили провести вместе. Встретиться договорились у Дворца молодёжи в Нефтянниках.
Не зная, куда предложит пойти Валентина, Серафим захотел быть готовым ко всему. Он одел белую с синими полосками футболку и синие брюки, на ногах — чёрные ботинки. Погода была жаркой, а потому, на всякий случай, одел и плавки. И когда Серафим увидел Валентину, то был поражён тем, насколько они сочетались в одежде друг с другом.
Девушка, осмотрев Серафима, хитро подмигнула:
— Как я, угадала с одеждой, а?
— На все сто! — улыбнулся Серафим.
— То-то! — Валентина вновь подмигнула. После чего ловко крутанулась на ноге, и полы её юбчонки, подчиняясь центробежной силе, кокетливо взметнулись вверх, на мгновение засветив её нежно-голубые трусики купальника. Перехватив его смущённый взгляд, она рассмеялась и тут же опустила подол.
Валентина была одета в белую кофточку с декоративным галстуком с синими полосками и синюю коротенькую юбочку, подчёркивающие её прелестные стройные ножки в белых туфельках с небольшим каблучком. Что-то в её облике напоминало о море, и тогда она спросила:
— Что будем делать, куда пойдём?
— Предлагай, мой адмирал: выполню любое твоё желание! — с нежностью воскликнул Серафим.
— Адмирал? — удивилась она и тут же хитро прищурила свои зелёные глаза. — Тогда ты будешь моим юнгой!
— Юнгой? — теперь уже удивился Серафим. — Почему юнгой, а не капитаном?
Во-первых, потому что на корабле командир должен быть один, — она хитро прищурилась. — Во-вторых, потому что ты такой красивый, а юнга звучит столь романтично, что… — Валентина мечтательно прикрыла глаза, раскинула руки в стороны и томно потянулась.
Её стройная фигурка с приоткрывшейся между кофточкой и юбочкой тонкой талией выглядела столь привлекательно и сексуально, а обнажившийся на животе пупочек был столь соблазнительным, что Серафима охватило трепетное волнение. Он замер, невольно залюбовавшись девушкой. Неожиданно его, непонятно почему, охватило беспокойство. На какое-то мгновение Серафим вдруг представил, что он может потерять Валентину! Ощущение было столь реально-осязаемым, что его глаза стали настолько печально-тревожными, по лицу пробежала быстрая тень страха.
— Что с тобой, милый? — озабоченно воскликнула девушка.
— Так, ничего, — отмахнулся он, постаравшись взять себя в руки, и даже попытался улыбнуться.
— Нет, говори! — совсем по-детски девушка капризно топнула ножкой. — Я же вижу, что ты подумал о чём-то плохом!
— Да, нет, милая, все в порядке, Валечка, уверяю тебя, — вновь улыбнулся он.
— Нет, ты говоришь мне неправду, говори! — потребовала Валентина и надула губки.
— Ну, правда же, ерунда все это… — Серафим даже хотел рассмеяться, но вдруг увидел в её глазах такое беспокойство, что со вздохом признался: — Понимаешь, родная, на какое-то мгновение мне вдруг показалось, что я могу потерять тебя… Вот здесь так стало больно, — он прижал руку к груди, — так защемило, что даже дышать стало трудно… Вот! — он резко выдохнул.
Господи, милый! — Валентина обхватила ладошками его лицо, — какой же ты глупый! — она чмокнула его в нос, потом прикоснулась пальчиком к его губам, и на её глазах неожиданно навернулись слезы. — Никогда, слышишь, никогда больше не смей так думать! — она словно приказывала ему и себе, потом неожиданно призналась: — Знаешь, я тоже подумала об этом, и сердце так сильно сжалось, словно больше не хотело работать… Милый, родной мой, Семушка! — совсем по-бабьи воскликнула Валентина, потом заплакала и принялась зацеловывать все его лицо.
Это было столь неожиданно и столь волнующе, что и его глаза стали влажными. Поцелуи Валентины были жаркими и солёными от обильно текущих слез, а её тело сотрясалось от внутренних рыданий. Серафим обхватил её хрупкое тело и крепко прижал к своей груди.
— Твои поцелуи такие солёные, — нежно прошептал он.
— И твои… — эхом откликнулась Валентина, после чего вдруг счастливо рассмеялась и резко отстранилась от него. — Слушай мою команду, юнга!
— Да, мой адмирал! — вытянувшись перед девушкой, ответил Серафим.
— Река пресная?
— Так точно, мой адмирал!
— А море солёное?
— Вне всяких сомнений, мой адмирал!
— Значит, соль мы с тобой уже попробовали, не так ли? Так что остаётся?
— Попробовали? Не знаю, мой адмирал, — чуть растерянно произнёс Серафим, не понимая, о какой соли она говорит.
— Сам же сказал, что губы солёные, — девушка хитро подмигнула ему.
— Так точно, мой адмирал! — он всё ещё был в недоумении.
— Остаётся искупаться, мой юнга, и отдать почести Нептуну! — пояснила она и заразительно рассмеялась, заметив удивление в его глазах. — Пошли на пляж: по радио я слышала, что вода в Иртыше как парное молоко! Смотри, как солнце светит!
— Ты моё солнышко! — не отрывая от неё влюблённых глаз, проговорил Серафим.
— Скажешь тоже, — смущённо заметила она, но было видно, что ей очень понравилось это сравнение.
Валентина подхватила его под руку и увлекла к реке. От Дворца молодёжи до пляжа не более десяти минут ходьбы, и вскоре они оказались на берегу.
В это ранее утро, несмотря на жаркую погоду, народу почти не было, если не считать двух старичков, которые тщательно чистили пляж, накалывая на штыри разный мусор и складывая его в ведра, да одного счастливого семейства, явно приезжих издалека, если судить по номерам их «москвича». Рядом с машиной была разбита туристическая палатка. Глава семейства читал какой-то журнал, а хранительница очага, как и положено, варила что-то на костре. Их дети, мальчик лет восьми и девочка чуть постарше, весело плескались в реке.
Серафим и Валентина быстро скинули с себя верхнюю одежду и взглянули друг на друга.
— Ты погляди, у нас даже купальники совпадают по цвету! — радостно проговорила она.
— Ты такая красивая! — с любовью произнёс он, не отрывая глаз от её стройного тела.
Щеки Валентины мгновенно покрылись румянцем, и ей захотелось перевести разговор на другую тему:
— А ты хотел бы, чтобы и у нас было также? — тихо спросила Валентина, кивнув в сторону семейства.
— Я читаю, а ты завтрак готовишь? — с хитринкой спросил Серафим.
— Да нет же! — Валентина вновь топнула ножкой. — Чтобы у нас с тобой были дети: мальчик и девочка? — она смущённо опустила глаза.
— Конечно же, хочу! Ещё как хочу! — Серафим подхватил её на руки и закружил.
И кружил до тех пор, пока они с весёлым смехом не завалились на песок. Как-то получилось, что Серафим оказался сверху. Смех он тут же прервал и с тяжёлым дыханием взглянул в её глаза.
— Что, милый? — прошептали её губы. Приблизившись к её лицу, он нежно прошептал:
— Я так люблю тебя…
— Как? — шёпотом спросила она.
— Как не могут любить сорок тысяч братьев…
— А если без Шекспира?
— А без Шекспира люблю тебя ещё сильнее! — ответил он и чуть-чуть прикоснулся губами к её губам.
— Не надо, милый, — дрожащим голосом прошептала девушка.
По всему её телу пробежали мурашки, но её руки обвили его шею и губы слились в поцелуе.
Серафим вздрогнул всем телом, и его рука поползла вниз.
— Нет! — вдруг отстранилась Валентина и пояснила. — Извини, с ума могу сойти… Не обижайся: от счастья! — она провела пальчиком по его лбу, носу, губам. — Пошли купаться! — вскочила и побежала к реке.
Её движения были столь грациозны, столь волнующе изящными, что Серафим невольно залюбовался ею в буквальном смысле с открытым ртом. И только когда Валентина плюхнулась в воду и, не обнаружив его рядом, призывно помахала ему рукой, он встал и бросился к ней. Летел словно на крыльях! Летел так, словно боялся опоздать! Валентина была уже метрах в двадцати пяти, когда он нырнул в воду.
Валентина с детства занималась плаванием и уже достигла звания кандидата в мастера спорта. Сейчас, уверенно держась на воде на одном месте, Валентина осматривалась вокруг, пытаясь определить, где вынырнет Серафим.