Близнецы — страница 13 из 76

– Тебе нужно находиться с ним, Гейлен, – сказала дочери Элис Спенсер. – Я должна ехать в деревню принимать роды.

– Да, мама, – с беспокойством ответила Гейлен. Она знала, что у нее не было выбора. Ее отец уехал на три недели оказывать медицинскую помощь жителям самых отдаленных селений. Иногда Гейлен сопровождала его, но в этот раз она осталась помогать матери в клинике. Помогать – это одно дело, но сейчас ее оставляют совсем одну! А новый пациент казался таким слабым, таким бледным.

– Что у него? – тихо спросила Гейлен.

– Малярия – болотная лихорадка, дорогая, поэтому он станет бредить. Я ему уже дала первую дозу хинина. – Элис улыбнулась своей застенчивой дочери. – Тебе нужно следить только за тем, чтобы в бреду он не сполз с кровати. Если он будет очень горячим, протри его влажной губкой. И еще… Гейлен…

– Да?

– Если он впадет в кому…

Гейлен взглянула на своего слабого подопечного. Хотя, пораженный болезнью, он побледнел и ослаб, все-таки тело его было сильным, мускулистым.

– Не впадет.

Сначала она казалась частью его снов – гнилое видение с золотисто-рыжими волосами и зелеными глазами – образ которого смешивался с образами Джейсона и Эллиота. Но когда его мысли прояснялись и он мог разделять действительность и воспоминания об Эллиоте и Джейсоне, девочка все равно оставалась рядом, улыбалась ему и разговаривав с ним шепотом.

– Ты выздоровеешь, Чарлз, – говорила она снова и снова с британским акцентом. – Тебе уже лучше, ты становишься все сильнее и сильнее.

– Кто ты? – однажды спросил Чарлз.

Ее слова сбывались. Он действительно чувствовал себя лучще и становился сильнее.

– Гейлен. Гейлен Элизабет Спенсер. Мама и папа работают в этой клинике врачами.

– А ты медсестра? – спросил Чарлз, глядя в огромные детские зеленые глаза. – И писатель?

– Нет. – Ее щеки порозовели. – Нет…

– Нет? Но ведь в этом блокноте ты делала записи не о состоянии моего здоровья? – Чарлз указал рукой на малиновый блокнот, лежавший на коленях девочки. Подняв руку, Чарлз понял, как он ослаб. А ведь он только что собирался попросить ее прогуляться с ним по берегу реки. Оказывается, это еще слишком рано для него.

– Нет, – призналась она.

– Тогда что?

– Просто рассказы, – едва слышным голосом ответила Гейлен и наклонила голову – между ней и Чарлзом повисла занавеска из ее золотисто-рыжих волос.

– Дай мне почитать.

– Нет.

– Тогда перескажи мне.

– Нет, Чарлз. Этого я тоже не могу сделать.

– Ну ладно, трусливый зайчик. Тогда расскажи мне о Гейлен Элизабет Спенсер.

– Я расскажу тебе о местах, в которых жила. Это подойдет?

– Очень даже.

Чарлз пролежал в клинике две недели. К концу первой недели он уже окреп настолько, что мог медленно прогуливаться вдоль реки и по саванне. Гейлен выходила с ним, когда у нее была такая возможность. Они в основном молчали, но находились вместе, любовались великолепным розовым закатом или игрой грациозной газели, скачущей в высокой траве, а еще они наслаждались щебетанием экзотических тропических птиц.

За четыре дня до выписки Чарлза Элис Спенсер заявила, что ей необходимо поехать в Найроби. Запасы клиники иссякли, и их необходимо было пополнить. Сначала Элис хотела до ждаться возвращения мужа, но ситуация диктовала другое. Был самый подходящий момент, чтобы уехать. В клинике не осталось лежачих больных и не предвиделось никаких родов. Самый слабый пациент – Чарлз – уже чувствовал себя хорошо.

В присутствии этого сильного, спокойного волонтера Корпуса мира робкая дочь Элис чувствовала себя в безопасности и доверяла ему. Поэтому лучше всего отправиться в эту неотложную поездку сейчас, пока молодой человек не выписался из клиники.

Спустя три часа после отъезда Элис в Найроби у беременной женщины из далекой деревни начались роды. Перепуганная до безумия сестра роженицы нашла Гейлен и Чарлза сидящими на берегу реки – они наблюдали, как детеныш бегемота неуклюже плещется в теплой грязной воде.

– Нет, – сказала Гейлен женщине. – Она в Найроби, но…

– Но здесь Гейлен, – уверенным тоном закончил за нее Чарлз. – Я помогу ей. Пожалуйста, передайте своей сестре, что мы идем. Нам только нужно захватить… гм… медицинский саквояж.

– Чарлз, – прошептала Гейлен, когда женщина ушла. И по ее изумрудным глазам, и по голосу можно было понять, что она сильно волнуется. – Ты знаешь, как принимать детей при родах?

– Нет, – улыбнулся он ей. – Но ты знаешь. Ты сама говорила мне, что видела это.

– Да, я видела! – Гейлен замолчала, пытаясь собраться с духом и вспомнить, как принимали роды, которые она наблюдала. – Иногда при родах практически не чего делать, все идет просто замечательно. Но, Чарлз, ведь могут быть и осложнения, причем ужасные. Маме необходимо находиться здесь. Нам нужно поехать за ней!

Чарлз видел страх в глазах Гейлен и понимал: она беспокоится не напрасно. Чарлз внезапно почувствовал озноб: о ужас, он и сам кое-что знал о родах. Он никогда не видел, как рождаются дети, но знал кое-что о женщине, которая умерла при родах двоих сыновей-близнецов…

И все-таки у них не было выбора.

– Гейлен, – Чарлз поражался спокойному и уверенному тону своего голоса, – мы можем послать за твоей матерью, но ты должна остаться здесь. Ты знаешь, как дети появляются на свет. Я помогу тебе. Скажи, что нам нужно делать.

Гейлен на какое-то мгновение нахмурилась, потом посмотрела ему в глаза и улыбнулась застенчивой, но отважной улыбкой.

– Ну хорошо. – Ее голос все еще дрожал, но она старалась говорить уверенно и держала себя в руках. – Нам нужно зайти в клинику и взять мамин медицинский саквояж, щипцы, скальпель и шпагат. Скальпель и шпагат необходимы, чтобы обработать пуповину.

– О! – Чарлз был удивлен. – А как это делается?

– Ты перевязываешь пуповину в двух местах и разрезаешь посередине. Нужно только убедиться в том, – продолжала Гейлен, давая самой себе строгие инструкции, – что пуповина в ближайшей к ребенку части перевязана очень крепко.

– Да, – с беспокойством в голосе согласился Чарлз.

Пока Гейлен говорила, чувство страха у Чарлза усиливалось – ему предстояло увидеть то, от чего умерла его мать. А Гейлен, наоборот, становилась внешне все более и более спокойной. Когда они подошли к маленькой грязной лачуге в деревне, Гейлен преодолела – или прогнала на время – свои страхи.

Как только Гейлен вошла в лачугу, она превратилась в свою мать, подражая так хорошо знакомым ей спокойным, уверенным манерам. Гейлен видела, сколько раз Элис принимала детей при родах. Она слышала слова матери и видела ласковую, заботливую, сострадательную улыбку на ее губах.

– Как вы? – Гейлен взяла холодную, влажную руку женщины и слегка сжала ее. – Это Чарлз. Он пришел, чтобы помочь. Хотя, конечно, нам не понадобится никакой особой помощи, – успокаивающе улыбнулась Гейлен. Роженица яростно замотала головой.

– Да, – ласково говорила Гейлен. – Именно так. Дайте-ка мне посмотреть.

Гейлен подняла домотканые одеяла, прикрывавшие ноги и живот женщины. Чарлз неподвижно стоял в дверях маленькой лачуги и наблюдал за Гейлен, ожидая ее указаний, надеясь, надеясь…

Гейлен со вздохом посмотрела на него своими изумрудными, блестящими от слез глазами.

– Он почти родился, – прошептала она. – Чарлз, мне нужны чистые полотенца, шпагат и скальпель, пожалуйста.

Чарлз подошел к ней и смотрел молча и удивленно, как Гейлен нежно, но уверенно вытащила ребенка – маленькую девочку – из чрева матери. Руки Чарлза дрожали, когда он отрезал два куска шпагата по двенадцать дюймов каждый, а пальцы Гейлен тряслись, когда она перевязывала шпагатом пуповину.

– Как ты думаешь, достаточно крепко? – шепотом спросила Гейлен.

Чарлз не знал. Узел казался крепким.

– Думаю, да, – прошептал в ответ Чарлз. Медленно, осторожно, затаив дыхание, Гейлен перерезала пуповину. Узлы оказались достаточно крепкими! Гейлен какое-то мгновение колебалась, потом завернула новорожденного в чистое полотенце и протянула бесценный сверток матери.

– Вам нужно отдохнуть, – сказала ей Гейлен. – Мы послали за моей мамой. Она осмотрит вас, как только вернется.

Женщина кивнула, и слезы благодарности потекли по ее щекам.

В то мгновение, когда Гейлен произнесла слово «мама», в то мгновение, когда тяжелое испытание осталось позади, мужество Гейлен испарилось и она снова превратилась в робкую пятнадцатилетнюю девочку. Чарлз взял ее за руку, вывел из хижины и повел прочь из деревни. Когда они наконец остановились и Чарлз повернулся лицом к Гейлен, он увидел ясные, изумленные глаза и дрожащие губы.

– Эй! – Чарлз нежно дотронулся до щеки девочки. – Ты была просто восхитительна.

Гейлен не могла говорить. Она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Гейлен! – Чарлз обхватил своими сильными руками дрожащую девочку и крепко обнял ее. – Гейлен…

Прошло много времени, прежде чем Гейлен наконец заговорила.

– Это было чудо, Чарлз… – прошептала она, прижавшись своей золотисто-рыжей головой к груди Чарлза. – Чудо!

Через четыре дня Чарлз вернулся в лагерь Корпуса мира.

– Удачи тебе в литературном творчестве, Гейлен, – с легкой иронией пожелал девочке Чарлз.

– Успехов в строительстве зданий, Чарлз, – в ответ поддразнила его Гейлен.

Когда Чарлз уехал, Гейлен поняла, как много она знала о том, каким он был – добрым, умным и чутким, – и как мало о том, кем он был. Чарлз рассказал ей только, что занимался строительством в Корпусе мира и был американцем. Он не сообщил Гейлен своей фамилии. Другие имена – Джейсон и Эллиот, – которые с отчаянием произносил Чарлз в бреду, он ни разу не упомянул, когда пришел в себя.

За неделю до окончания третьего года работы в Кении Чарлз внезапно почувствовал, что ему необходимо вернуться домой. Домой? Где он? Шикарный пентхаус с видом на Центральный парк? Комната в общежитии в Принстоне, в которой, возможно, до сих пор не выветрился запах марихуаны? Только, конечно, не Уиндермир…