— Эллисон, я… эм-м-м... — начал Седрик, но его опять прервали.
Кэлли принялась напевать и подпрыгивать на кровати, смотря отрывок из «Андерсон Купер 360 градусов» на iPad, и из-за этого немного обжигающего кофе из чашки Седрика пролился мне на колени испачкав платье.
Седрик испугался.
— О, Боже… Эллисон, прости. Ты в порядке?
— Ничего страшного… ткань толстая, кофе сквозь нее не просочился.
Я соврала. По правде говоря, у меня, вероятно, обуглились волоски на бедре, которое к тому же онемело. Но это ничего.
Седрик выскочил из комнаты и вернувшись с мокрой тряпкой, начал затирать пятно на платье. Клянусь, я думала, что умру в этот момент. Он был так близок ко мне и прикасался ко мне так интимно, что я просто млела. Кажется, я ненадолго закрыла глаза, закусив нижнюю губу.
Наконец Седрик остановился и бросил тряпку на пол.
— Мне очень жаль, — он вздохнул, не сводя с меня глаз.
Похоже, я покраснела пятьюдесятью оттенками красного.
— Все в порядке.
Я посмотрела на Кэлли, чтобы отвлечься от Седрика и меня внезапно накрыла волна грусти.
«Что я делаю, сидя на кровати рядом с моим аутичным пациентом и пялясь на ее брата, который случайно оказался чьим-то парнем?»
Внутренний голос подсказывал, что мне пора домой, поэтому я резко поднялась на ноги.
— Мне нужно идти. У меня завтра ранняя смена в закусочной. Было приятно снова пересечься.
Прежде чем Седрик успел ответить, я выскочила из комнаты. Поставив кружку на кухонный стол и поцеловав Беттину, которая увлеченно разговаривала по-итальянски с Марией, я схватила свое пальто и буквально выбежала за дверь, чтобы Седрик не смог предложить подвезти меня домой.
Следующий поезд отправлялся без пятнадцати десять, и я смогла успеть на него, если пробегу пять кварталов до станции.
«А почему бы и нет?»
Я прибежала вовремя. Сев в поезд, я прислонилась головой к стене и заплакала. Меня переполняли эмоции: это и моя растущая любовь к Кэлли, и страсть к Седрику и желание быть частью такой семьи, как у них. Я сбежала из их дома не потому, что хотела уехать, а потому что отчаянно хотела остаться.
Я задумалась о своей матери, о том, как сильно она меня любила, а слезы все текли и текли по щекам. У нас с ней было много прекрасных моментов: поездки на остров Касл Айленд, киномарафоны, совместные молитвы в церкви Святого Иоанна. Я могла довериться ей во всем, и не сумела бы любить ее еще больше, если бы она была моей биологической матерью.
«Надеюсь, она присматривает за мной с небес и одобряет то, что я помогаю Келли и Лукасу».
В этот момент у меня звякнул телефон, и посмотрев на текст сообщения, я покрылась мурашками.
Седрик: Эллисон, ты прекрасна, как внутри, так и снаружи. Твоя мама гордилась бы тобой. Именно это я хотел сказать, но ты ушла раньше, чем я успел.
***
Все еще не оправившись от поразительной своевременности его сообщения и после долгих внутренних дебатов, я решила, что отвечу Седрику. То, что он написал было невероятно мило и мне стоило поблагодарить его, но при этом не нужно обнадеживаться тем, чего никогда не случится.
В квартире было непривычно тихо. Мне хотелось рассказать Соне о том, что случилось, но было слишком поздно звонить в Англию, куда она уехала в отпуск.
Я перечитывала сообщение снова и снова, и на глазах наворачивались слезы. Слова Седрика, что мама гордилась бы мной глубоко тронуло меня, а то, что он считал меня привлекательной было вишенкой на торте.
Я задумалась, как ответить на сообщение и глядя в окно на рождественские огни, украшающие дом через улицу — в это воскресенье наступит Рождество я, не желая проводить праздник одна, запланировала поужинать в доме Дэнни и наконец встретиться с его новым бойфрендом.
«Почему все должно быть так сложно? Почему Седрик не может быть холостяком? Почему он прислал мне это сообщение, если у него есть девушка? Почему это так сильно меня тронуло?»
Я переключила телефон в режим камеры и посмотрела на свое зареванное, все в потеках туши, лицо в отражение на экране. А потом глянула на свое красное платье-свитер и заметила пятно там, где Седрик пролил свой кофе.
«Ожогов будет определенно больше, если я снова смогу быть рядом с ним».
Я боролась со своими чувствами к Седрику сегодня вечером и с тем, что никак не могла избавиться от них даже при том, что у него была девушка.
«Карин Келлер, — напомнила я себе. — У Седрика есть девушка по имени Карин, а мне надо преодолеть свои чувства к нему».
Я разблокировала телефон, нажала на его сообщение и напечатала ответ.
Эллисон: Седрик, большое спасибо за добрые слова. Не могу передать, насколько мне нравится работать с твоей сестрой.
Я глубоко вздохнула и сразу пожалела о небрежном тоне этого сообщения, но было поздно: я его уже отправила. Часть меня чувствовала, что мне следовало воспользоваться возможностью, чтобы дать ему понять, что я на самом деле чувствую, даже если у него была девушка. В конце концов, он не был женат.
Целый ворох мыслей закрутился в голове, а сердце бешено заколотилось от осознания того, что я собиралась написать.
Эллисон: И я думаю, что ты тоже прекрасен.
Я ждала и ждала ответа, но его не последовало. В принципе Седрику не нужно было ничего говорить, поскольку это я ему отвечала. Но я надеялась, что он продолжит диалог.
Теперь мяч находился на его поле. Я ни о чем не жалела. Первое сообщение было подходящим для ответа, а второе исходило от моего сердца.
Пролежав час на диване с телефоном и глядя на рождественские огни через улицу, я наконец-то смирилась, что не получу ответа, поэтому пошла в спальню, чтобы попытаться поспать.
Глава 14
Седрик
На Рождество мы все приехали к Калебу и Дениз. Дом был украшен белыми и разноцветными гирляндами, под высокой и пышной елью лежали подарки, которые мы открыли после бранча.
Сейчас Калеб заполнял напитками бар на цокольном этаже — туда мы спустимся после ужина, а мы с Кэлли сидели в гостиной: я смотрел на огонь в камине, она в свой iPad. Мама и Дениз колдовали на кухне, и оттуда доносились такие ароматы, что у меня в предвкушении домашней, и тем более маминой стряпни текли слюнки.
Слова песни «Устрой себе маленькое Рождество», которую слушала Кэлли, навеяли мне мысли об Эллисон. Где она сегодня, с кем встречает праздник? Ведь у нее нет семьи… Я еле удержался, чтобы не написать ей, и вместо этого открыл сообщение, которое она прислала несколько дней назад: «И я думаю, что ты тоже прекрасен». Всякий раз, когда я читал эти слова, у меня замирало сердце.
Я так и не понял, почему Эллисон сбежала в тот четверг из дома моей матери. В том, что она именно сбежала, я не сомневался, но не знал причину. Однако мне в любом случае было необходимо рассказать ей о том, что чувствую – она просто меня околдовала. Я больше не мог оставаться в стороне, мне нужно было выговориться, поэтому я написал Эллисон сообщение, как только вышел из маминого дома: через двадцать минут после нее.
Когда она не ответила, я сдался и поехал домой.
Я как раз раздевался, готовясь ко сну, когда услышал, что пришло новое сообщение. Я замер. Это мог быть кто угодно, но это была Эллисон.
В сообщении были обычные безликие слова благодарности. Я уже собирался в отчаянии швырнуть телефон на кровать, когда пришло второе. Мое сердце екнуло, когда я прочел, что она написала.
У меня зудели пальцы, хотелось написать ей, излить свои чувства, но я не мог выразить словами, что чувствовал.
Меня бросило в жар, стало трудно дышать, когда я осознал, что Эллисон, возможно, тоже неравнодушна ко мне. Но действительно ли я был готов сделать следующий шаг, зная, к чему это приведет — к разбитому сердцу Эллисон?
У меня было всего два варианта. Первый: написать Эллисон, что без ума от нее, и второй: держаться от нее подальше. Третьего не дано. Мне очень хотелось выбрать первое, а потом бежать к Эллисон, где бы она ни была. Но я этого не сделал. В тот вечер я так ничего и не написал ей в ответ.
С тех пор каждую свободную минуту меня поглощали мысли об Эллисон, и вот три дня спустя, в канун Рождества, я сидел в доме брата и снова думал о ней.
Я считал, что, не отвечая на ее сообщение, смогу более-менее облегчить ситуацию, но все произошло как раз наоборот. Я понял, что мое влечение к Эллисон — это не выбор, а совершенно неконтролируемая тяга, которая не исчезнет. Я никогда не перестану желать ее. И я неизбежно причиню ей боль, когда она узнает правду о моем прошлом. Она обязательно узнает — можно не сомневаться. Но если я буду с ней, то, возможно, Эллисон узнает меня, начнет доверять и, когда откроется правда, найдет в своем сердце силы понять. Шансов мало, но это мечта, за которую я должен держаться, потому что мой самоконтроль висел на волоске, и он вот-вот оборвется.
Мои внутренний монолог прервала мама, позвав ужинать. Кэлли уже была за столом, я сел рядом. Я помог наложить ей еду, и она начала уплетать картофельное пюре еще до того, как все сели за стол. Признаться, я завидовал: хорошо иногда быть Кэлли Каллахан и не заморачиваться о последствиях своих поступков.
Когда вся семья наконец-то собралась за столом, мы взялись за руки и произнесли молитву: "Благослови нас, Господи, на дары Твои, которые мы собираемся получить..." Я чувствовала себя поистине благословленным тем, что нахожусь в кругу своих родных, и снова задался вопросом, где же сейчас Эллисон?
Стол просто ломился. Здесь была домашняя ветчина и картофельное пюре, пирог из батата и запеканка из стручковой фасоли, кукурузный хлеб и фасоль на гриле. Дениз и моя мама были замечательными поварами.
Разговор за столом варьировался от обсуждения фильма, который будем смотреть после ужина, до последних сплетен из церковного прихода. Я продолжал набивать живот, не внося особого вклада в беседу, но затем мое обжорство было прервано неожиданным вопросом матери: