Когда часы пробили полночь, я сидел на диване, смотрел по телевизору фейерверк и представлял, как здорово было бы разделить этот момент с Эллисон. По телевизору играл Бостонский симфонический оркестр, а взрывы фейерверков казалось, символизировали мое внутреннее состояние.
Пока я размышлял над этим символизмом, так и не приблизившись к решению, как поступить дальше, мой мобильный зазвонил.
Увидев, что это Эллисон, я почувствовал, как сжалось мое сердце и тут же ответил.
— С Новым годом, красавица, — сказал я хриплым голосом.
— С Новым годом, Седрик. Я очень хочу, чтобы ты был здесь.
Звук ее голоса и алкоголь помешали скрыть эмоции, но я надеялся, что они не отразятся в голосе.
— Я чертовски соскучился. Мне так хочется быть с тобой прямо сейчас, — честно признался я.
— Когда мы сможем увидеться? Тебе хоть немного лучше?
Я едва мог слышать ее из-за свиста и радостных криков на заднем фоне.
— Мне определенно стало лучше, когда я услышал твой голос. Надеюсь, что к середине недели я буду здоров.
Как я ненавидел ей лгать.
— Ну, дай мне знать, как выздоровеешь, и я твоя… я имею в виду… не в том смысле… ты понимаешь, что я имею в виду… я не думаю об этом прямо сейчас…
Я улыбнулся, слыша, как она нервно заикается. Она была чертовски милой.
— Ты будешь первой, кого я увижу, как только буду здоров. Обещаю.
— Хорошо… хорошо, отдыхай. С Новым годом, — сказала она с немного грустной интонацией.
— С Новым годом, дорогая, — ответил я и, прежде чем сказать что-то, о чем я пожалею, быстро повесил трубку.
Закрыв глаза, я прошептал:
— Я чертовски люблю тебя.
Так и прошел самый ужасный Новый год в моей жизни.
***
После еще четырех дней мучений я пришел к окончательному решению, точнее к двум.
Первое: я собирался рассказать маме обо всем, что произошло в Чикаго.
Второе: я собирался спросить у нее совета.
Калеб был единственным, кто знал правду, но мне хотелось узнать и другое мнение. Я мог довериться маме. Она будет разочарована, когда поймет, что все эти годы я не был с ней честен, но я хотел, чтоб правду она узнала от меня. Кроме того, был уверен, что она ничего не расскажет Эллисон.
По причине моей «болезни» я не виделся с мамой целую неделю. Я звонил и писал сообщения, но чувствовал, что она что-то подозревает — ее ответы становились все короче и короче.
Я сказал маме, что пока болею, займусь бумажной работой, на которую всегда не хватает времени, затем, чтобы выиграть время и подумать, я уехал в Нью-Йорк на встречу с клиентом, и вернулся только вчера вечером.
Итак, в пятницу, после работы, зная, что сегодня Эллисон не будет с Кэлли, я поспешил к маме домой.
Открыв дверь своим ключом, я зашел на кухню, где было необычайно тихо, матери не было видно и только в комнате Кэлли горел свет и играла тихая музыка.
Я прошел туда и открыл дверь. Мое сердце пропустило удар — Эллисон лежала на кровати с крепко спящей Кэлли. Заметив меня, она покраснела и приложила палец к губам, давая знак молчать. Затем осторожно встала с кровати, проскользнула в коридор и плотно прикрыла дверь.
— Седрик, что ты здесь делаешь?
Я хотел бы провалиться сквозь землю.
— Я мог бы спросить то же самое у тебя… Все в порядке? Где моя мама?
Эллисон, казалось, побледнела.
— Ей нужно было отнести кое-что своей тете Эвелин в дом престарелых. Она позвала меня, потому что Кэлли заболела, а другой ее терапевт отменил прием. Я захотела побыть с ней и поддержать, поэтому отменила день работы с Лукасом, благо, меня смогли подменить. У Кэлли небольшая температура, но она в порядке. Как ты себя чувствуешь?
— Бедняжка Кэлли. Мне гораздо лучше. Я только что вернулся из Нью-Йорка, – притворно улыбнувшись, сказал я, надеясь свести разговоры о своей лжи к минимуму.
Эллисон не ответила на мою улыбку и опустила глаза.
— Рада слышать, что тебе лучше.
Несколько секунд я смотрел на нее с трепетом, все еще немного потрясенный тем, что увидел ее здесь вместо моей матери, затем я потерял контроль над собой и обнял, вдыхая ее аромат.
Боже, я так скучал по ней.
Я наклонился, чтобы поцеловать ее, но она резко оттолкнула меня.
— Ты просто пришел навестить свою мать?
Я понял, как дерьмово это выглядело: у меня якобы не было времени увидеться с Эллисон на этой неделе из-за загруженности, но первым человеком, к которому я пришел, когда вернулся, была мать, с которой, как она знала, мы редко виделись.
Я чувствовал себя мудаком.
Я был мудаком.
— Да, я просто давно не общался с ней и хотел проведать, — сказал я.
Эллисон посмотрела мне в глаза. Она подозревала, что что-то не так.
— Понятно, — холодно сказала она.
Чувствуя, что мой мир рушится, я схватил ее за руку.
— Эллисон… что случилось? Поговори со мной, — прошептал я сорвавшимся голосом.
— Ничего, Седрик. Я просто удивлена, вот и все. Когда мы разговаривали утром, ты сказал, что все еще неважно себя чувствуешь, а из Нью-Йорка ты написал мне, что будешь работать до поздней ночи после того, как вернешься. Теперь ты появляешься здесь, судя по времени, сразу после окончания рабочего дня, и выглядишь совершенно здоровым. Интересно, есть ли что-то, о чем ты мне не договариваешь?
Я попытался выиграть больше времени, прежде чем ответить.
— Что ты имеешь в виду?
Эллисон внезапно покраснела и часто задышала. Я никогда не видел ее такой и понимал, что она поймала меня на лжи. Однако ужасный взгляд, который она бросала на меня сейчас, будет лишь крупицей той боли, которую она почувствует, когда я скажу всю правду.
Мне нужно было действовать.
Я больше не мог.
Я любил ее слишком сильно, чтобы углубляться в эти отношения.
Я не мог больше лгать ей.
Затем Эллисон сразила меня своим следующим вопросом:
— Есть кто-нибудь еще, Седрик? — ее глаза заблестели от слез.
Я молча смотрел на нее, пока сердце практически выпрыгивало из груди. Я безумно любил Эллисон, и все же, смотря ей прямо в глаза, солгал ей. В последний раз.
— Да… да, есть.
Эллисон замерла, в шоке уставившись на меня, по ее щекам потекли слезы. Я отчаянно хотел вытереть их, но изо всех сил пытался удержать дрожащую руку. Я понятия не имел, что делать или говорить. Просто стоял и смотрел, как плачет Эллисон.
В этот момент входная дверь открылась, и вошла моя мать. Она выглядела озадаченной, увидев нас с Эллисон в коридоре.
— Седрик… что ты здесь делаешь? Что происходит?
Я посмотрел на маму, снова желая провалиться сквозь землю.
— Мама, — мой голос дрогнул.
Она подошла ко мне, обняла, а затем, заметив, что мои глаза блестят от слез, озадаченно посмотрела на печальное лицо Эллисон, потом снова на меня. Похоже, она поняла, что между нами что-то происходит.
Эллисон молча повернулась и вошла обратно в комнату Кэлли, закрыв за собой дверь.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не пойти за ней, но я знал, что облажался. Я не имел права прикасаться к ней снова.
— Не мог ли ты рассказать, что происходит? — прошептала мама обеспокоенно и даже немного испуганно.
Я замер, не сводя глаз с закрытой двери в комнату Кэлли.
— Ма… я все испортил… Мне… Мне нужно уйти. Извини.
Глава 27
Эллисон
«Близнецы, возможно сейчас вы не ладите с вашим возлюбленным. Это все временно, так что не расстраивайтесь и не придавайте слишком большого значения неурядицам. Вскоре Меркурий развернется обратно в прямое движение и разрешит недопонимания».
Беттине я сказала, что не могу говорить о том, что произошло, но заверила, что продолжу работать с Кэлли. Она, хоть все еще была в замешательстве, похоже, почувствовала облегчение.
Седрик написал мне несколько дней спустя. Это было в вечер понедельника. Я только вернулась после работы с Лукасом и принимала ванну. Мое тело тосковало без прикосновений Седрика так же сильно, как болело сердце. Такую сильную боль утраты я испытывала лишь однажды — потеряв мать. Телефон пиликнул, я села в ванной, чтобы проверить, кто мне написал.
Седрик: Эллисон, пожалуйста, прости меня. Все это… это не то, что ты думаешь. Я объясню тебе когда-нибудь. Пожалуйста, просто знай, что ты очень много значишь для меня.
«Почему? Да пошел ты, Седрик! Иди на хер за то, что причинил мне столько боли!»
Я швырнула телефон и он разбился, упав на кафельный пол.
Меня душили рыдания. Вот бы вернуться на несколько недель назад и остаться там навсегда. Тогда у меня было так много надежд на будущее, так много любви… Я была уверена, что это любовь, а не похоть, и теперь не знала, смогу ли доверять своей интуиции.
У меня не было сил вылезти из ванны. Последние дни я едва притрагивалась к еде, а завтра мне предстояла работа с Кэлли и встреча с матерью Седрика. Я подумывала отказаться, но решила, что не позволю Седрику забрать единственное, что осталось хорошего в моей жизни. К тому же Кэлли не должна расплачиваться за ошибку своего брата-подлеца.
Я понятия не имела, как он, или что рассказал своей матери. Зато я точно знала, что он бросил меня, потому что нашел другую женщину. Однако его сообщение сбило с толку. Седрик утверждал, что «это не то, что я думала». Тогда что, черт возьми, это было? Как еще можно понять «да» в ответ на вопрос: «Есть кто-нибудь еще?»?
В любом случае, какова бы ни была причина, Седрик нанес мне глубочайшую рану, и она вряд ли заживет. Хорошо хоть, что он не стал тянуть, и все быстро закончил. Бог знает, что тогда бы было.
***
Месяц спустя плохой сон, аппетит и ярость на Седрика начала сказываться на мне.
— Эл, проснись, ты опоздаешь на работу! — я снова не услышала будильник и меня разбудила Соня.
В последнее время я засыпала только под утро, а через пару часов уже приходилось вставать на смену в закусочную.
— Эл, ты же знаешь, что когда-нибудь тебе придется поговорить со мной об этом? – сказала Соня, обняв меня.