— Разговоры ничего не изменят. Да и говорить-то не о чем. Седрик бросил меня, ради кого-то другого. Моя жизнь снова превратилась в дерьмо, и я снова одна. Конец истории.
— У тебя есть я, дурочка. Но этот ублюдок… Ты была так счастлива, и он, казалось, был от тебя без ума. Я видела, что он влюблен в тебя. Я просто уже не знаю во что верить. Я хочу отрезать ему яйца и... — Соня замолчала, покачала головой, схватила расческу и начала расчесывать мне волосы.
— Ты ведь знаешь, что я могу сама расчесаться?
— Конечно, дорогая, знаю. Просто позволь мне позаботиться о тебе.
«Во что превратилась моя жизнь?»
Слезы потекли из глаз, я встала с кровати и услышала, как Соня ахнула.
Я знала, что сильно похудела. Смотря в зеркало, я видела свои ребра и испуганное лицо моей соседки было тревожным звоночком.
***
Ко второму месяцу ПС («После Седрика») я набрала около пяти фунтов и понемногу возвращалась к жизни.
Компания «Яркие горизонты» дала мне еще одного клиента с синдромом аутизма — десятилетнего мальчика, с которым я работала по утрам в субботу.
Габриэль был милашкой, я в основном водила его по магазинам и сопровождала на семейных пикниках и прогулках. Мне не нужно было наряжаться в костюм, и я не встречалась с его братом, так что это было довольно спокойная работа без стресса, даже несмотря на то, что Габриэлю нравилось утыкаться и нюхать мои волосы, а иногда выдергивать прядки.
Работа здорово отвлекал меня от мыслей о Седрике или, скорее, от того, что Седрик исчез из моей жизни. За одним исключением — красивое лицо Кэлии, так похожее на брата, продолжало быть суровым напоминанием о том, что я потеряла.
Как-то в очередной вторник, когда я была у нее, Беттина пригласила меня поужинать с ними. На столе были домашняя паста-руот с сыром. Кэлли умела пользоваться вилкой, но предпочитала есть руками, и я старалась вовремя остановить ее. Беттина внимательно наблюдала, как я подбирала кусочки, упавшие с вилки, и внезапно поразила вопросом:
— Эллисон, мой сын не ответит мне, а ты скажешь?
Сердце сжалось при одном упоминании о Седрике. Я была удивлена и в тоже время рада, что Беттина не поднимала эту тему… до сих пор.
— Мы с Седриком, — я прочистила горло, — недолго встречались. Я влюбилась в него, но он порвал со мной. Точных причин я не знаю, но рада, что он сделал это именно тогда, а не затягивал на неопределённый срок.
Я была горда своим ответом.
Беттина вздохнула.
— Спасибо, что рассказала, хоть это и не мое дело. Я звонила ему и несколько раз просила рассказать, что случилось, но он просто закрывается и меняет тему. Кажется, я даже не видела его с того вечера.
— Он вообще не приходил повидаться с вами или с Кэлли?
— Боюсь, что нет. Седрик всегда был замкнутым. Калеб, как открытая книга… но Седрик другой. Мы созваниваемся, поэтому я знаю, что физически с ним все в порядке, но эмоционально... Я не видела его таким уже много лет, со смерти отца. Тем вечером, когда вы расстались, у него были слезы на глазах. Чтобы ни случилось между вами, ему было тяжело, и его чувства к тебе были настоящими.
К горлу подступил ком. У Седрика действительно были слезы на глазах, когда он сказал, что встречается с кем-то еще. Мысли, что он занимается любовью с другой женщиной вызывал у меня тошноту, поэтому я сразу блокировала их — это был единственный способ нормально существовать. Я бы предпочла просто думать о нем, как об умершем.
— Беттина, я действительно не хочу больше об этом говорить, хорошо?
— Хорошо, дорогая. Мне очень жаль, – она накрыла мои руки своими.
Слеза скатилась по моей щеке, и Беттина это увидела. Я быстро собрала наши с Кэлли тарелки, и мы подошли к раковине вымыть руки.
— Эллисон? — позвала Беттина с другой стороны кухни.
— Да?
— Спасибо.
Ей не пришлось объяснять. Я знала, что она благодарит меня за то, что я не бросила работать с Кэлли.
***
Беттина более не упоминала о Седрике.
Он также больше не присылал сообщений.
Я постепенно начинала принимать, что это конец того, что у нас было, и мне нужно забыть его. Как это сделать, все еще оставалось загадкой — Седрик по-прежнему занимал большую часть моих мыслей, — но пришло время двигаться дальше.
***
В Бостон пришла весна. Солнце заливало окна цокольного этажа дома Беттины, для шести часов вечера на улице было на удивление светло. Обычно в это время Беттина уже была дома, но сегодня она пошла на ярмарку Церковного комитета.
Перед ужином — Беттина дала мне указание разогреть пиццу, которую приготовила — мы с Кэлли играли в подвале. Тут был небольшой батут, домашний гамак и одно из массажных кресел «Брукстон», которое теперь вызывало у меня напряжение, потому что Беттина однажды упомянула, что Седрик купил его для своей сестры. В свое время это согревало мне сердце, теперь же мне становилось тяжко на душе.
Чтобы помочь удержать равновесие, я держала Кэлли за руку, пока она прыгала на батуте.
— Выше! Выше! – истерически смеясь вопила она.
Через десять минут Кэлли наконец-то устала и, посмотрев на меня, сказала:
— Хочу кресло, пожалуйста.
— Хорошо, дорогая.
Я отрегулировала настройки кресла, как показала Беттина, и Кэлли тут же уселась в него. Пока она, закрыв глаза, наслаждалась массажем, я оглядела подвал.
Больше половины пространства занимала игровая зона для Кэлли, а в другой стояли десятки коробок с этикетками. Я вспомнила, как Беттина однажды сказала, что ее дети хранят весь свой хлам в ее доме, и что однажды она устроит гаражную распродажу, а вырученные деньги спустит в казино «Мохеган Сан».
Кэлли задремала в кресле, и я подошла к коробкам, чтоб рассмотреть надписи. Одни были открыты, другие заклеены скотчем, а некоторые вещи были сложены в пластиковые прозрачные контейнеры.
Коробка с наклейкой «Свадебные вещи Калеба» оказалась открытой, и я заглянула во внутрь. Первым в глаза бросилась маленькая белая подушечка для колец с двумя золотыми ленточками, перевязанными наверху. Еще была книга, куда записывали пожелания молодоженам, и несколько сувениров на память гостям: керамические лебеди и драже из миндаля в сахарной глазури в мешочках из тюля. Вокруг шеи лебедя была повязана ярко-синяя лента с золотыми буквами: «Калеб и Дениз, 13 августа 2005 года». Там же в коробке лежал мини-свадебный альбом с такой же подписью, и я с любопытством открыла его. На первом фото был портрет жениха и невесты. Дениз выглядела прекрасно в атласном пышном платье с кружевными рукавами-фонариками. Ее светлые волосы были распущены, а на голове красовалась блестящая диадема и пышная фата. Тогда Калеб был немного худее и более походил на Седрика — я видела их сходство на этой фотографии. На следующей фотографии отец Калеба, по-видимому, давал какой-то совет сыну, положив руку на плечо. Калеб улыбался ему в ответ. Мне стало грустно, осознавая то, что их отец скончался всего несколько лет спустя.
Мое сердце сильно забилось, когда я увидела совместное фото Калеба, его шафера и Седрика, улыбающегося во весь рот. Он был одет в смокинг с ярко-голубым жилетом и красной розой в петлице. Я сосредоточился только на нем. Он был явно моложе, носил другую прическу — волосы зачесаны назад и другой пробор, — но был все так же красив. Я тяжело вздохнула и положила альбом. Дениз была счастливой женщиной. Она заарканила нормального брата Каллахана, а не долбанутого.
Я подошла к Кэлли, которая теперь крепко спала в массажном кресле, и убрала прядь волос с ее глаз. Она редко засыпала днем, но Беттина сказала, что Кэлли поздно уснула прошлой ночью, поэтому я решила дать ей поспать перед ужином.
Я вернулась к коробке со свадебными вещами Калеба, чтоб убедиться, что там все лежит так, как было, и заметила коробку с надписью: «Папина коллекция монет» и еще одну с надписью: «Детские рисунки Кэлли». Я хотела заглянуть туда, но она была заклеена скотчем.
Тут были десятки контейнеров, но Беттина, надо отдать ей должное, все промаркировала.
Затем я заметила коробку с именем Седрика, и мое сердце начало колотиться. Коробка не была полностью закрыта, и на ней было написано: «Седрик Разное».
Я подумывала разбудить Кэлли и подняться наверх, но нездоровое любопытство взяло верх. Я посмотрела на Кэлли, чтобы убедиться, что она все еще спит, взглянула на часы и открыла коробку. Первое, что я вытащила был сложенный баннер Северо-Западного университета. Также была выпускная шапочка с кисточкой. Под ними лежало несколько рюмок, завернутых в пузырчатую пленку. Также в коробке были: выпускной альбом, ароматические свечи, CD-диски, пара блокнотов и огромная стопка фотографий, перевязанных резинкой. Все это походило на содержимое комнаты в общежитии. Как будто Беттина помогла упаковать все в день выпуска и отвезла домой. Держа фотографии в руке, я почувствовала, что вторгаюсь в частную жизнь Седрика, но все равно размотала резинку.
Черт возьми, это было ошеломляюще. На первом фото был очень молодой Седрик с двумя привлекательными блондинками по бокам. Одной из них он «делал заячьи ушки». Судя по глупой ухмылке, он был пьян. На следующей Седрик и несколько парней играли в пивной понг. На другой — студент, предположительно пьяный в стельку, мочился на пол, скорее всего в коридоре общежития. Я закатила глаза. Эти фотографии, наверное, висели в комнате Седрика, поскольку на некоторых остался скотч. Фотографией за фотографией показывали одно и то же: Седрик с разными девушками (на одном снимке он целовался взасос с рыжей девушкой), Седрик дурачится с парнями, Седрик показывает средний палец… Я увидела достаточно и, обмотав стопку фотографий резинкой, положила обратно в коробку.
Была последняя вещь, которая привлекла мое внимание — маленькая черная папка с буквами «А.Р.Т».
«Такие же, как на татуировке Седрика».
С колотящимся сердцем я медленно открыла папку.