Внутри было три фотографии и засохшая розовая роза.
Когда я увидела первую фотографию, на меня накатила волна тошноты и паники. Комната начала вращаться. Я закрыла глаза и опустилась на колени, опасаясь, что вот-вот потеряю сознание. Держа фотографию в трясущейся руке, я осмелилась снова взглянуть на нее и сильно прищурилась, чтобы убедиться, что правильно все вижу.
На фотографии была я.
Глава 28
Седрик
— Братан, какого хрена? — спросил Калеб, заходя в мою квартиру.
— Я тоже рад видеть тебя, — ответил я, проведя пальцами по грязной копне волос.
— Бороду решил отпустить? И когда ты снова начал курить? Тут воняет! — Калеб ущипнул меня за щеку.
Я проигнорировал его и, почесав затылок, поплелся на кухню.
Калеб последовал за мной.
— Что, черт возьми, с тобой происходит? — спросил он, наливая себе чашку кофе. — Мама говорит, что ты пропал, и что это как-то связано с Эллисон, или с какой-то другой женщиной, или с ними обеими. Я так и не понял.
— Это вчерашний кофе, — я взял у него чашку и огляделся, ища фильтры, чтобы заварить новый.
«Твою мать, куда я их положил?»
— Седрик, серьезно, что происходит? – Калеб скрестил руки на груди и прислонился к кухонному столу.
«Фильтры… Фильтры… Бинго!»
— Оставь в покое эти чертовы фильтры!
— Калеб… я… я просто облажался, – опустив глаза, произнес я. – В моей жизни полный бардак, поэтому я взял трехнедельный отпуск.
— Ты называешь это отпуском? Сидеть в квартире, выглядя как задница и воняя как пепельница?
Впервые за несколько недель я рассмеялся.
— Придурок. А по-твоему я что должен делать?
— Без понятия. Обычно отсутствие от тебя каких-либо новостей является хорошим знаком. Но почему ты не позвонил мне? Когда ты в последний раз с кем-нибудь разговаривал?
— Мама звонила вчера. Она… э-э… рассказала о Дениз. Мне очень жаль, брат. Я не хочу беспокоить тебя своими проблемами.
Оказывается, Дениз была беременна, но несколько дней назад на сроке в семь недель у нее случился выкидыш. Это была единственная новость почти за три месяца, из-за которой мне стало жаль кого-то, кроме себя. Они так долго пытались завести ребенка, и Калеб, должно быть, абсолютно раздавлен случившимся.
— Мы попробуем еще раз. Мы не сдадимся. Дениз тяжело переживает, но мы будем в порядке.
— Прости, я так увяз в этом дерьме. Я должен был позвонить тебе. Боже, мне так жаль.
— Перестань. У тебя самого сейчас явно нелучшие времена. — Калеб посмотрел в потолок, а затем сменил тему. — Итак, есть что-то новое? Чем мы обязаны этому дерьмовому шоу?
Калеб знал о моей последней встрече с Эллисон и о том, что мы расстались — сразу после этого я позвонил ему.
Это было почти три месяца назад.
Я боялся рассказать что-нибудь матери, потому что был не готов, не говоря уже о том, что Эллисон все еще находилась в доме, когда я ушел.
Шли недели, и я становился все более подавленным. Я выпал из своей собственной жизни и решил вообще не сталкиваться ни с чем и ни с кем. После пары месяцев попыток погрузиться в работу я был близок к нервному срыву и взял три недели отпуска. Агентство было недовольно, но они не могли запретить, потому что у меня оставался неотгулянный отпуск.
Каждый день я проводил в своей квартире, слушая музыку, куря, выпивая и смотря долбанный телевизор.
У меня в телефоне была единственная фотография Эллисон, которую я сделал в ее квартире после той ночи, когда мы занимались любовью. Я очень долго на нее смотрел.
Я плохо спал, постоянно размышлял, связывался ли кто-нибудь с Эллисон, что она знает теперь, ненавидит ли меня, встречается ли с кем-то еще?
Меня другие женщины не интересовали, мое сердце все еще принадлежало Эллисон.
Каждый день я говорил себе, что сегодня пойду к ней и расскажу свою историю… ее историю, но никак не мог набраться смелости, чтобы встретиться с ней лицом к лицу.
— Ничего не изменилось, — ответил я.
— Почему бы тебе просто не пойти к ней и не рассказать чертову правду? Что мешает тебе сейчас? Тебе больше нечего терять.
Я закинул ноги на кухонный стол и запрокинул голову.
— Я просто не могу сказать, что врал ей с самого начала. Она возненавидит меня. Подумает, что я хотел только залезть к ней под юбку. К тому же правда шокирует ее. Я просто не хочу причинять ей еще больше боли. В данный момент я бы предпочел, чтобы кто-то другой рассказал ей все.
— Ты не думаешь, что лучше, чтоб она узнала правду от того, кого знает? Она должна хотя бы знать, что ты заботишься о ней. Ты скрывал от нее правду, чтобы защитить от боли, и потому, что ты хотел быть с ней без осуждения? Разве ты не можешь объяснить ей это?
— Я прокручиваю это каждый день в голове. Я знаю, что это было бы правильно, но ты не понимаешь… видеть ее, видеть ее горе - хуже всякой пытки. Я и так уже достаточно натворил.
— Возможно, но ты у нее в долгу, – Калеб положил руку мне на плечо.
— Понимаю, – уронив голову, прошептал я.
***
Шли дни, а я бездействовал. Мой «отпуск» подходил к концу. Мысль о возвращении к работе и ежедневной рутине убивала.
Волосы у меня еще больше отросли, а борода была как у какого-нибудь дикаря. За последние недели я привык к отшельнической жизни.
Однажды вечером, три дня спустя, я наконец решился принять душ и вытираясь, услышал отчаянный стук в дверь.
Накинув халат прямо на мокрое тело, я бросился смотреть, кто стучит.
Открыв дверь, я увидел дрожащую плачущую Эллисон.
Сердце бешено заколотилось от шока, горло сдавило, не давая нормально говорить. Я сумел выдавить только ее имя.
— Седрик? — прошептала она сквозь слезы.
Пару секунд я молча стоял в дверях, а затем попытался коснуться ее руки.
Эллисон яростно оттолкнула меня и прошла мимо в гостиную.
«Она знает. Твою мать… она знает! Но что именно?»
— Эллисон… — спросил я, все еще не в состоянии говорить связно.
Трясущимися руками она вытащила из сумочки фотографию и, прерывисто дыша, протянула мне. Она смотрела на меня с таким выражением, которое я никогда не видел.
Это был страх.
Я медленно подошел и взял фото.
«О Боже, нет!»
— Где… где ты ее взяла?
Эллисон вытерла глаза.
— Нашла в подвале дома твоей матери.
«Блядь. Должно быть, там хранилась коробка».
После того, как я решил остаться в Чикаго, Калеб забрал домой мои вещи из общежития.
— Как ты думаешь, что это? – спросил я.
Эллисон посмотрела на меня с яростью в глазах.
— На что это похоже, Седрик? Это моя чертова фотография… сделанная много лет назад. Что она делает у тебя? Почему я тебя не помню? Ты преследовал меня? Все было ложью?
— Кто-нибудь связывался с тобой? – снова спросил я.
Эллисон явно недоумевала.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда ты нашла это фото?
— Сегодня вечером.
— Никто не связывался с тобой до этого?
— Нет. Седрик, ты о чем? Откуда ты меня знаешь? Что ты скрываешь? Скажи мне… пожалуйста!
С ней никто не связывался. Она ничего не знала, у нее было только фото.
Вот и прошло время для ого, что я так оттягивал.
— Мне так жаль, милая. Присядь, пожалуйста, я должен рассказать про фотографию, и все объяснить.
— Я не хочу сидеть, – она покачала головой, глядя в пол.
— Эллисон, сядь, — повторил я серьезно.
Она неохотно послушалась и присела на диван.
Я остался стоять, зная, что она не хочет, чтобы я был рядом.
— Прежде чем я начну, ты должна знать: все, что было между нами – было по-настоящему. Пожалуйста, поверь. Пожалуйста.
Она ничего не сказала, просто смотрела на меня покрасневшими от плача глазами.
У меня тоже защипало глаза. Я сморгнул слезы и продолжил:
— Эллисон, на этой фотографии не ты.
Глава 29
Аманда
Декабрь 2001 г.
«Больше половины моей жизни родители лгали мне».
Я не могла выкинуть из головы эту мысль.
Неделю назад, после ужина, они усадили меня в гостиной и рассказали то, что я никогда в жизни не ожидала услышать. Я всегда знала, что меня удочерили, но.... Мне так стыдно, что вся моя жизнь, какой я ее знала, была ложью.
В детстве родители говорили, что не знали ни женщину, которая меня родила, ни откуда она – таковы были условия усыновления, а теперь очевидно, что самое главное они договорились рассказать, когда мне исполнится восемнадцать. Почему они выбрали случайную дату в декабре, я никогда не пойму, ведь восемнадцать мне исполнилось еще в июне.
Такой вот запоздалый подарок на день рождения.
Я пока держала в тайне то, что узнала ото всех, даже от своего парня, но собиралась рассказать, когда все это уляжется у меня в голове.
Родители согласились, что мне не нужно больше говорить об этом или что-либо предпринимать, пока не буду готова.
Однако сегодня вечером я хотела забыть обо всем, и лучший способ это сделать – впервые заняться любовью.
Несмотря на то, что я первокурсница Северо-Западного университета, я все еще живу у родителей, в их красивом кирпичном доме в пригороде Чикаго. Благо до кампуса ехать недалеко. Я хожу туда на вечеринки и порой остаюсь с ночевкой у друзей, но родители не позволяют перебраться в общежитие, чтобы сохранить некоторый контроль надо мной.
Мой парень иногда пробирается в мою спальню через окно. Я живу в комнате над гаражом, она отделена от остального дома, и родители не могут услышать, когда он приходит. Сегодня одна из таких ночей, и я жду его появления, потому что хочу утопить в свою печаль в его объятьях.
У нас есть правило: он светит в окно фонариком, чтобы не разбудить родителей стуком, и я его впускаю. Когда сегодня я наконец увидела пятно света на стекле, то нетерпеливо подбежала к окну и распахнула его.
— Ты опоздал, Седрик.
— Знаю, детка. Извини, ребята хотели выпить пива после затяни, а потом мы играли в бильярд.