Раньше мне не приходило в голову, что я могу быть предметом каких-либо «рапортов» или разговоров между мисс Хэксби и ее подчиненными. Мне вспомнился черный кондуитный журнал, что лежит у нее на столе. Интересно, подумала я, есть ли в нем особый раздел под названием «Добровольные посетительницы»?
Однако вслух я сказала лишь, что все матроны чрезвычайно услужливы и очень ко мне добры. Мы немного подождали, пока охранник отопрет ворота, – разумеется, в мужских корпусах ключи мисс Хэксби бесполезны.
Потом она спросила, какого я мнения о женщинах. Некоторые из них – например, Эллен Пауэр и Мэри Энн Кук – всегда очень тепло обо мне отзываются.
– Мне кажется, вы сумели подружиться с ними! – сказала она. – И ваша дружба принесет им большую пользу. Ибо, если добропорядочная дама проявляет к ним интерес, они и сами начинают лучше о себе думать.
Надеюсь, что так, сказала я. Мисс Хэксби искоса глянула на меня и тотчас отвела глаза. Конечно, продолжила она, всегда есть опасность, что подобная дружба введет арестантку в заблуждение – создаст у нее преувеличенное представление о собственных достоинствах.
– Наши женщины проводят много времени в одиночестве, отчего порой у них сильно разыгрывается воображение. Дама приходит, называет узницу «своим другом», а потом возвращается в свой мир, бесконечно далекий от тюремной действительности. Надеюсь, вы понимаете, чем опасно для арестантки такое положение вещей?
– Да, понимаю, пожалуй.
– Вот только иногда понять что-то легче, чем поступать в соответствии с этим пониманием… – Мисс Хэксби выдержала паузу, затем решительно произнесла: – Меня беспокоит, не стал ли ваш интерес к некоторым нашим заключенным чуть более… особенным, чем следует.
Кажется, я на секунду замедлила шаг, а потом пошла немного быстрее, чем раньше. Конечно же, я сразу поняла, о ком речь. Но тем не менее спросила:
– Кого вы имеете в виду, мисс Хэксби?
– В частности, одну заключенную, мисс Прайер.
Не глядя на нее, я сказала:
– Полагаю, вы говорите о Селине Доус.
Мисс Хэксби кивнула. Матроны ей доложили, что бо́льшую часть времени я провожу в камере Доус.
Мисс Ридли доложила, с ожесточением подумала я. Конечно же, они не успокоятся, подумала я. Они отняли у нее волосы и обычную одежду. Они заставляют ее потеть в грязном тюремном платье и портить красивые руки в бесполезном труде, – конечно же, они постараются отнять у нее и малую толику радости и утешения, которую она привыкла получать от меня. Я снова вспомнила Селину такой, какой впервые ее увидела, – с фиалкой в руках. Я понимала, уже даже тогда понимала, что они отнимут у нее цветок и сломают, коли найдут. Как сейчас хотят сломать нашу дружбу – потому что она запрещена правилами.
Разумеется, у меня хватило ума не показывать свои чувства.
Просто случай Доус меня особенно заинтересовал, сказала я; и я полагала, что для добровольных посетительниц обычное дело – уделять повышенное внимание отдельным арестанткам. Да, так и есть, кивнула мисс Хэксби. Некоторые дамы помогли многим ее подопечным – после тюрьмы устроили на приличную работу, направили к новой жизни, вдали от позора, вдали от старых вредных знакомств, иногда вдали от самой Англии, в колониях.
Мисс Хэксби устремила на меня острый, проницательный взгляд и осведомилась, имею ли я подобные планы относительно Селины Доус.
Я ответила, что никаких планов относительно Селины у меня нет. Я всего лишь стараюсь дать ей немного утешения, в котором она нуждается.
– Вы же сами все понимаете, поскольку знаете ее историю, – сказала я. – Вы же прекрасно видите, сколь необычны ее обстоятельства. Такую девушку не устроишь горничной. Она умна и чувствительна – почти ровня любой даме. Мне кажется, тяготы тюремной жизни она переносит гораздо хуже других женщин.
– Вы пришли в тюрьму с собственными широкими идеями, – помолчав, сказала мисс Хэксби. – Однако, как видите, здесь, в Миллбанке, нам приходится следовать тесными путями.
Она усмехнулась, ибо сейчас мы вступили в коридор столь тесный, что нам пришлось подобрать юбки и идти одна впереди, другая сзади. Между арестантками не может быть никаких различий, кроме тех, что проводит между ними тюремное начальство, продолжала мисс Хэксби; а Доус уже пользуется всеми привилегиями, ей положенными. Если я и дальше буду выделять своим вниманием одну арестантку, я лишь пробужу в ней еще сильнейшее недовольство своей участью, а кончится дело тем, что и другие заключенные возропщут.
– Одним словом, – закончила она, – вы очень обяжете меня и моих подчиненных, если впредь будете навещать Доус реже и сократите время своих визитов к ней.
Я отвела глаза в сторону. Злость, охватившая меня поначалу, теперь сменилась подобием страха. Я вспомнила смех Селины: в первую нашу встречу она даже не улыбалась, была хмурой и печальной. Вспомнила, как она сказала, что всегда с нетерпением ждет моих визитов и очень расстраивалась из-за моего долгого отсутствия, поскольку время в Миллбанке тянется страшно медленно. Запретив нам видеться, они все равно что посадят Селину в темную камеру и навсегда оставят там!
И меня тоже, невольно подумала я.
Я не хотела, чтобы мисс Хэксби догадалась о моих мыслях. Но она по-прежнему пристально смотрела на меня, а минуту спустя, когда мы достигли ворот первого корпуса, я заметила, что и караульный поглядывает на меня с любопытством. Щеки мои запылали пуще прежнего, и я крепко сцепила руки перед собой. А потом услышала позади шаги и обернулась. К нам спешил мистер Шиллитоу.
– Мисс Прайер! – воскликнул он. – Какая удача, что я вас повстречал! – Он кивнул мисс Хэксби и взял меня за руку. – Ну, как у вас складывается с нашими женщинами?
– Лучше, чем я могла надеяться, – ответила я и сама удивилась спокойствию своего голоса. – Но вот мисс Хэксби как раз сейчас предостерегала меня.
– А! – сказал мистер Шиллитоу.
Мисс Хэксби пояснила, что посоветовала мне не выделять своим вниманием никого из женщин. Что я сделала одну арестантку своей «протеже» (она как-то странно произнесла это слово), а девушка эта совсем не такая уравновешенная, как кажется. Речь идет о Доус, «спиритке»
– А! – снова сказал мистер Шиллитоу, но несколько другим тоном. Он часто вспоминает Селину Доус, добавил он. Интересно, приспособилась ли она к тюремным порядкам?
– Совсем не приспособилась, – сказала я. – Она натура чрезвычайно впечатлительная…
– Ничего удивительного, – перебил мистер Шиллитоу. – Все люди такого сорта обладают впечатлительной натурой – именно по причине своей излишней впечатлительности они и становятся проводниками противоестественных влияний, которые называют духовными. Может, они и духовные, но в них нет Бога, нет ничего святого, ничего доброго, и все они в конце концов обнаруживают свою порочную сущность. Доус – прямое тому подтверждение! Хорошо бы взять да посадить всех спиритов за решетку с ней рядом!
Я оторопело уставилась на него. Мисс Хэксби поправила на плечах пелерину. Наконец я медленно заговорила. Да, мистер Шиллитоу прав. Видимо, Селину Доус подчинила себе и использовала для своих целей некая странная сила. Но сама она девушка тихая и чувствительная, и тюремное одиночество пагубно на нее действует. Когда в голову ей приходят какие-нибудь фантазии, она не может от них избавиться. Она нуждается во вразумлении.
– Для этого у нее, как и у всех арестанток, есть матроны, – указала мисс Хэксби.
Но она нуждается во вразумлении добровольной посетительницы, друга из внешнего мира, возразила я. Она нуждается в человеке, на котором может сосредоточить свои мысли, когда работает днем или когда лежит без сна в ночной тишине.
– Думаю, именно по ночам на нее действуют злотворные влияния. А Селина Доус, как я сказала, натура впечатлительная. Мне кажется, они порождают в ней… умственное смятение.
Если бы они решили потакать всем женщинам, испытывающим умственное смятение, сказала мисс Хэксби, им пришлось бы призвать на подмогу целую армию добровольных посетительниц!
Однако мистер Шиллитоу чуть прищурился и легонько притопывал ногой в задумчивости. Я напряженно смотрела на него, и мисс Хэксби тоже смотрела. Мы стояли перед ним, словно две разъяренные матери, настоящая и самозваная, ведущие спор за ребенка перед Соломоном…
Наконец мистер Шиллитоу взглянул на матрону и сказал, что «мисс Прайер, пожалуй, права». Они обязаны не только наказывать, но и защищать заключенных. И возможно, в случае Доус защиту следует применять более… вдумчиво. И да, армия добровольных посетительниц определенно не помешала бы!
– Мы должны быть благодарны, что мисс Прайер готова посвятить свои усилия этому делу.
– Я благодарна, – коротко промолвила мисс Хэксби и сделала книксен, тихо звякнув связкой ключей.
Когда она удалилась, мистер Шиллитоу опять взял меня за руку и сказал:
– Как гордился бы вами отец, если бы видел вас сейчас!
10 марта 1873 г.
Теперь на темные круги собирается столько народу, что частенько мест в гостиной на всех не хватает, и тогда Дженни стоит у двери, принимая у посетителей визитки и приглашая прийти в другой вечер. В основном приходят дамы, но некоторые приводят с собой мужей. Питер предпочитает дам. Он расхаживает между ними, разрешает подержать свою руку и потрогать бакенбарды, просит зажечь ему сигарету.
– Ого! Да ты сущая красотка! – говорит он. – По эту сторону рая я таких еще не встречал! – Ну и всякое прочее в таком духе, а дамы хохочут и восклицают:
– Ах ты, проказник! – Они полагают, что поцелуи Питера Квика не в счет.
Мужчин он дразнит. Подойдет к кому-нибудь да скажет:
– На прошлой неделе видел тебя у одной милашки. Ох и понравился же ей букетик, что ты преподнес! – Потом взглянет на жену джентльмена, присвистнет и добавит: – Ага, понимаю, откуда ветер дует. Все, умолкаю. Уж что-что, а хранить секреты я умею!
Сегодня в кругу сидел один джентльмен с цилиндром в руках, некий мистер Харви. Так Питер забрал у него цилиндр, нахлобучил на собственную голову и давай вышагивать по гостиной.