– Кто-то ее видел, вне всякого сомнения. Причем не только видел, но и помог ей сбежать.
Она сказала, что из одежного склада пропали форменный меховой плащ и башмаки-тихоступы. Вероятно, Доус вышла из здания, одетая в матрону.
Ночью я воображала, как она туго вытягивается, обращаясь в подобие стрелы. Воображала, как она придет ко мне, нагая, вся в синяках, дрожащая…
– Одетая в матрону? – переспросила я, и мисс Хэксби наконец-то дала волю своему раздражению:
– Ну а как еще? Если только дьявол не унес ее на закорках!
Она отвернулась и начала тихо переговариваться с мистером Шиллитоу. Я по-прежнему смотрела в пустую камеру и чувствовала себя уже не просто оглушенной, а по-настоящему больной. Наконец мне сделалось так дурно, что показалось, сейчас вырвет.
– Я должна поехать домой, мистер Шиллитоу, – сказала я. – Не могу выразить, как я расстроена.
Мистер Шиллитоу взял мою руку и знаком велел мисс Крейвен проводить меня.
Передавая меня матроне, он спросил:
– Доус ничего вам не говорила, мисс Прайер? Ничего такого, что указывало бы на то, что она замышляет преступление?
Я помотала головой, и от резкого движения меня замутило пуще прежнего. Мисс Хэксби пристально глядела на меня.
– Мы поговорим в другой раз, когда вы успокоитесь, – продолжал мистер Шиллитоу. – Возможно, Доус еще поймают и вернут к нам – мы очень на это надеемся! Но в любом случае по делу будет проведено дознание – скорее, даже не одно. Вероятно, вас попросят дать показания касательно Доус перед тюремным комитетом. Сможете такое выдержать? И пожалуйста, постарайтесь все-таки вспомнить, не было ли со стороны Доус каких-нибудь намеков, указывающих на ее намерения, не допускала ли она каких-нибудь обмолвок, по которым можно догадаться, кто ей помог сбежать или кто сейчас укрывает.
– Хорошо, я постараюсь, – пообещала я, совсем не думая о себе. Если я и боялась, то по-прежнему только за Селину – пока еще не за себя.
Я оперлась на руку мисс Крейвен, и мы двинулись вдоль череды камер, из которых смотрели арестантки. Соседка Селины, Агнес Нэш, поймала мой взгляд и едва заметно кивнула. Я отвела глаза.
– Где миссис Джелф? – спросила я.
Ей стало худо от пережитого потрясения, и тюремный врач отправил ее домой, ответила надзирательница. Но мне самой было так худо, что я толком ее не слушала.
Однако мне пришлось испытать еще одну муку. На лестнице этажом ниже – там, где однажды я выжидала, когда миссис Притти уйдет в дальний коридор, а я смогу броситься к камере Селины и почувствовать, как моя душа перелетает в нее, – нам встретилась мисс Ридли. При виде меня она вздрогнула, а потом ухмыльнулась:
– Вот те раз! Конечно же, мисс Прайер, вы приехали к нам именно в такой день по чистой случайности! Только не говорите, что Доус прибежала к вам и вы притащили ее обратно!
Она скрестила руки на груди и расставила ноги пошире. Связка ключей качнулась на поясе, скрипнули кожаные башмаки. Мисс Крейвен в нерешительности замялась.
– Позвольте пройти, мисс Ридли, – сказала я.
Я все еще мучилась дурнотой, все еще боялась разрыдаться или забиться в истерике. Я все еще думала, что надо только добраться до дому, до своей комнаты – и тогда заплутавшую Селину приведут ко мне, и я мигом оправлюсь. Я все еще так думала!
Увидев мое нервическое возбуждение, мисс Ридли немного посторонилась – совсем немного, так что наши юбки соприкоснулись, когда я боком проходила между ней и беленой стеной. Наши лица оказались очень близко, и глаза мисс Ридли сузились.
– Ну так что, Доус у вас или нет? – спокойно произнесла она. – Вы же знаете, ваш долг – сдать ее нам.
Я уже начала поворачиваться от нее, но, услышав ее голос, подобный скрежету засова в петлях, порывисто подалась обратно к ней.
– Сдать? – переспросила я. – Сдать вам, сюда? Видит бог, мне бы очень хотелось, чтобы она действительно была у меня – чтобы я могла укрыть ее от вас! Сдать ее вам? Это все равно что отдать ягненка под нож мясника!
Лицо матроны оставалось невозмутимым.
– Ягнят должно употреблять в пищу, а безнравственных девиц должно исправлять, – тотчас ответила она.
Я потрясла головой и сказала, что она сущая дьяволица! Мне жаль узниц, находящихся у нее под надзором, и матрон, вынужденных брать с нее пример.
– Это вы безнравственная! Вы и ваше учреждение!..
Лицо мисс Ридли наконец дрогнуло, тяжелые безресничные веки блеклых глаз моргнули.
– Ах, значит, я безнравственная? – проговорила она, когда я сглотнула и перевела дыхание. – Жалеете, значит, узниц, находящихся под моим надзором? Ну конечно, теперь, когда Доус сбежала, вы вольны болтать всякое! Небось раньше наш надзор не казался вам слишком суровым, да и матроны вас вполне устраивали, пока держали мерзавку под замком, чтобы вы могли приходить и пялиться на нее в свое удовольствие.
Она с таким же успехом могла меня ущипнуть или отвесить мне пощечину: я вздрогнула, отпрянула и схватилась рукой за стену. Мисс Крейвен стояла чуть поодаль с замкнутым – что тюремные ворота – лицом. За ней я увидела миссис Притти, которая вышла из-за поворота коридора и остановилась, с интересом глядя на нас. Мисс Ридли шагнула ко мне, вытирая ладонью побелевшие губы. Ей неведомо, что я там наговорила мисс Хэксби и коменданту, сказала она. Может, они считают себя обязанными верить мне, потому как я дама, она не знает. Но она точно знает одно: если даже я и обманула этих двоих, то никого больше во всей тюрьме мне обмануть не удастся. Есть что-то чертовски странное в побеге Доус, к которой я проявляла такое внимание. Да-да, что-то чертовски странное! И если обнаружится, что я хоть каким-то боком к нему причастна…
– Ну… – мисс Ридли перевела взгляд на матрон, наблюдающих за нами. – В наших камерах и дамы сидят – верно, миссис Притти? И уж не сомневайтесь, мы умеем устроить интересную жизнь дамочкам здесь, в Миллбанке!
Ее дыхание обожгло мне щеку – горячее, густое, с тяжелым мясным запахом. В коридоре расхохоталась миссис Притти.
Я бросилась прочь от них – слетела по винтовой лестнице, пронеслась по коридору первого этажа, побежала через корпуса. Мне казалось, если я задержусь здесь еще хоть на минуту, надзирательницы придумают способ навсегда оставить меня в тюрьме. Схватят меня, всунут в Селинино платье, а Селина тем временем будет слепо блуждать где-то, даже не догадываясь, что теперь я заперта в бывшей ее камере.
Я бежала, и мне чудилось, будто я по-прежнему слышу голос мисс Ридли, ощущаю ее дыхание, жаркое, как у охотничьего пса. У сторожки я ненадолго остановилась, привалилась к стене и трясущейся рукой в перчатке вытерла с губ горькую накипь.
Привратник с помощниками не могли найти для меня извозчика. Улицы завалило снегом, экипажам не проехать, пояснили они; придется подождать, пока дворники расчищают дороги. Но я решила, что они просто хотят меня задержать, чтобы Селина так и не сумела найти путь ко мне. Не иначе, мисс Хэксби или мисс Ридли послали к воротам приказ, который меня опередил. Сейчас же выпустите меня, я здесь не останусь! – истерически закричала я – и, должно быть, напугала их сильнее, чем даже лютая мисс Ридли, ибо они немедленно выполнили мое требование, а когда я опрометью выбежала на улицу, еще долго смотрели мне вслед из сторожки. Я добежала до набережной и торопливо зашагала вдоль парапета, глядя на реку, которая текла быстрее, чем я шла, и жалея, что не могу взять лодку и скрыться по воде.
Ибо, несмотря на всю спешку, двигалась я медленно: снег тяжело налипал на юбки, я увязала в сугробах и вскоре выбилась из сил. У причала Пимлико я остановилась и опасливо оглянулась, держась за бок, в котором кололо острой иглой боли. Потом дошла до моста Альберта и снова остановилась – но теперь не обернулась, а напряженно всмотрелась вперед, в дома Чейн-уок. Я отыскала глазами свое окно, хорошо видное от моста сейчас, когда деревья голые.
Я надеялась увидеть в нем Селину. Но не увидела ничего, кроме слепых стекол и белого креста рамы. Мой взгляд скользнул вниз по светлому фасаду дома – к крыльцу и белым от снега кустам.
Перед крыльцом в нерешительности стояла одинокая темная фигура, словно не зная, подняться ли по ступенькам или развернуться и уйти прочь…
Женщина в форменном тюремном плаще.
Я опять побежала, оступаясь и оскальзываясь на мерзлых дорожных колеях. Я бежала, и студеный воздух, казалось, забивал мои легкие острыми ледяными осколками, грозя задушить. Когда я подбежала к ограде дома, женщина в темном плаще по-прежнему была там – она все-таки поднялась по ступенькам и уже собиралась постучать в дверь, но в следующий миг услышала мои шаги и повернулась. Низко надвинутый капюшон скрывал ее лицо; когда я рванулась к ней, она вздрогнула, а когда я выкрикнула: «Селина!», она вздрогнула еще сильнее. Потом откинула капюшон и выдохнула:
– Ах, мисс Прайер!
Это была не Селина, вовсе не Селина. А миссис Джелф, из Миллбанка.
Миссис Джелф. После мгновенного потрясения и разочарования первой моей мыслью было, что ее прислали забрать меня в тюрьму, а потому, когда она ко мне подступила, я ее оттолкнула и попыталась убежать. Но теперь юбки стали тяжелее прежнего и легкие отяжелели, забитые льдом. Да и вообще – куда мне было бежать?.. Когда миссис Джелф подошла ко мне сзади и дотронулась до моего плеча, я повернулась, вцепилась в нее и разрыдалась. Я стояла и рыдала в ее объятиях, словно она мне нянюшка или мать родная.
– Вы пришли… из-за нее, – наконец выдавила я.
Она кивнула. Только тогда я внимательно в нее всмотрелась – все одно что в свое зеркальное отражение: лицо желтое на фоне снежной белизны, глаза красные, словно от слез или от долгого напряженного вглядывания. И тогда я поняла, что, хотя Селина ничего для нее не значит, она все равно переживает ее исчезновение, переживает тяжело, пускай и на свой странный лад. Вот почему и пришла ко мне за помощью и утешением.
Сейчас только она одна хоть как-то связывала меня с Селиной. Я еще раз окинула взглядом пустые окна своего дома, затем оперлась на руку миссис Джелф. Она подвела меня к двери, и я отдала ей ключ, не доверяя своим трясущимся пальцам.