Хел ухмыльнулся.
— Именно этим аспектом, важным для имиджа, время от времени интересуюсь — интересно наблюдать, как меняется человеческое представление обо мне. И как сказываются эти изменения на мне же… Не важно. Факт: не ты один тут питаешь слабость к воспевающим нас творцам. Да и вообще, что странного в том, что я люблю всякие истории о себе любимом? Ради чего вообще стоило воровать в папочкином магазине пламя творчества и приносить людям, если не ради этого?
Ох-ре-неть.
— Так ты…
— Я, я. Не то чтобы я был единственным, сам знаешь, к этому аспекту многие твари так или иначе приложились. Но та история с пламенем — ага, я. Не из альтруистических соображений, если что, не думай хорошего. Просто хотел испортить дурацкие папочкины игрушки, потому что раздражает.
Ладно. Мне определённо понадобится время, чтобы переварить этот факт.
Легион осмотрел меня и скептически хмыкнул.
— Ладно, треск порванных шаблонов и стук отвалившихся челюстей всегда входили в список моих любимых музыкальных сопровождений, но хватит уже. Хочу продолжения. Ну так что? Давай, порадуй меня. Я обожаю слушать чужие представления о себе! Раньше, правда, был несвято уверен, что с человечками в этом плане никто не сравнится, но теперь эпатирован и заинтригован. Зря я, выходит, не общался раньше со своими так называемыми, не прощай папочка, сотрудниками! Даёшь жуткого Шефа в массы! Хочу знать, каким ты меня воображал.
— Ты точно не ошибся с профильным отделом? Тебе бы в тщеславие, — брякнул я.
То есть, как вы понимаете, несло меня уже просто со страшной силой. С одной стороны, я всегда обожал дёргать за усы всех мимо пробегающих тигров, с другой стороны, присутствие Легиона влияло на меня, как крепкий алкоголь на пару дней не жравшего малолетку.
Повезло, что пока что, кажется, Легиона это развлекало.
— О, ты всерьёз считаешь, что я не мог бы при желании уютно устроиться в любом из отделов? Я сочетаю в себе всё самое лучшее… ну, то есть, самое худшее. Ты понял. Я есть всё и я есть все.
Его сияющая улыбка бесила до невозможности. Боюсь, мой ответный оскал совсем не тянул на хоть какое-то подобие уважительности, но Хэла всё, кажется, устраивало.
Похоже, он находил меня ужасно забавным.
— Но вообще-то должен отметить, что вот в данном конкретном случае моё любопытство относится не только к тщеславию, — заметил он вкрадчиво. — Тут же вот какое дело… ты ведь понимаешь, что собираешься описывать не меня, а себя?
— Я не понял…
— То, как люди и прочие заинтересованные сущности воображают себе меня, не говорит обо мне почти ничего. Но всё рассказывает о них самих. Как же много выводов можно сделать о целой культуре, просто поглядев, как она изображает меня! И не только глобально. Ты вот никогда не задумывался, что это и есть самый простой и удобный способ узнать о человеке если не всё, то самое важное?
— Спросить, как он представляет тебя?
Хэл тихо рассмеялся, и его смеху вторили тысячи, миллионы голосов. И было что-то в его постоянно меняющемся и в то же время постоянном лице, в его веселье, в его словах, отчего я подумал: Легион вовсе не так страшен, как я воображал.
Он намного страшнее.
Хотя бы тем, что он совсем не то, чем кажется.
И тем, что его притяжению и очарованию совершенно невозможно сопротивляться.
Будто поняв, о чём я думаю (хотя почему же будто?), Хелаал склонился к моему уху.
— Когда хочешь быстро понять, кто стоит перед тобой, обычно достаточно задать пару вопросов, — шепнул он доверительно, и его горячее дыхание пахло утренним ветром над Нилом, и южными пряностями, и сладким жаром пустыни. — Мой друг спрашивает обычно: "Что помогает вам дышать". И ещё он любит вопросы вроде "А вы есть или просто снитесь подводному чудищу?", или "Не подскажете мне верную дорогу?", или "Как нарисовать мурлыканье кошки?" — но всё вышеперечисленное он бережёт для особых случаев. Для более, скажем так, интересной клиентуры. Учитывая, что он физически не способен нигде заблудиться, вопрос про дорогу особенно смешон. Подозреваю, это такая шутка, которая должна быть понятна лишь избранным... Но я вот в большинстве ситуаций предпочитаю один-единственный принцип: скажи мне, что есть зло, и я скажу тебе, кто ты.
Его глаза оказались прямо напротив моих.
— Так что для тебя зло, Шаакси? Кем я был для тебя всё это время?
Моя сущность плавилась, как и реальность вокруг, а я не мог отвести взгляда от этих глаз.
Прекраснейший, талантливейший и свободнейший из крылатых.
Ужаснейший из проклятых.
А возможно ли было бы одно без другого?..
Я и хотел бы солгать, но не мог.
— Зло — это клетка. Это предопределённые пути, по которым ты не хочешь идти, но всё равно идёшь. Это выбор без выбора. Это бессилие перед системой, частью которой быть не можешь… Но не можешь и не быть. Для меня всё это время ты был символом этой клетки.
Он медленно провёл когтем по моей щеке.
— Ну что же. Не знаю, будет ли этого достаточно, но так и быть… Ты спросил меня, что такое Кольцо. И вот тут важно понимать: Кольцо на самом деле — просто побрякушка, дурацкий кусок низкопробного металла. Вопрос не в нём, а в силе, которая стоит за этой игрушкой. Силе, которая принимает раз за разом разные обличья, но по сути не меняется веками и тысячелетиями. Человеческие властители будут рождаться и умирать, поля боя зарастут травой и станут реками, разлетятся в пепел твои обожаемые пирамиды, но такие вот Кольца будут всегда, пусть и в разной форме. Они суть клетка, ловушка, в которую попадает и раб, и владыка. Пьеса о короле, сидящем в клетке, и стражнике, сидящем в клетке, и тюремщике, сидящем в клетке, и заключённом, сидящем в клетке, и повстанце, сидящем в клетке, и… Дальше продолжать? Роли разные, но они зачастую сами не понимают, а если и поймут, то не решатся признать очевидное: сколько бы они ни ненавидели друг друга, но клетка одна. Это главный секрет, который и не секрет, но никто об этом не хочет помнить и знать. Но клетка всегда одна.
Я замер.
— Ты ведь не хочешь сказать…
— Да брось, — усмехнулся Легион, — всё ты прекрасно понимаешь. Ты уже сложил эти два и два, получив закономерные восемь.
— Закономерные восемь?
— В разных пространствах — разные закономерности. Так теперь скажи-ка, Шакс, маркиз безумия: что такое Кольцо на самом деле?
И не отвертишься.
— Оно — эта самая клетка, воплощёнаня в вещественную форму. Сила, которая руками человеческими придала форму самой себе.
— Ну вот видишь! А делал вид, что не понимаешь… Я тебе уже говорил, что ненавижу эти миры. Сомневаюсь, что ты в курсе подробностей, но должен был слышать историю про “мир-ловушку”, “мир, в котором бессмертные будут умирать раз за разом”, “мир замкнутых дорог” и всё вот это вот? Ну так это не красивые слова, а факты. На кой организатору (точнее, организаторам) фестиваля понадобилось создавать подобную мерзость, вопрос отдельный, и он не ко мне.
— Не к тебе? — я думал, хотя бы он должен быть в курсе. По должности положено, и всё вот это вот.
— Ха! Ты всерьёз думал, передо мной кто-то отчитывался? Не-а. Древний Договор составили без моего непосредственного участия. Зато с моим активным сопротивлением. Если спросишь меня, то вся эта жуть с мясными тюрьмами для духов, многоразовыми умираниями, жизнью без памяти и почти полностью заблокированной магией — это клинический идиотизм. Я сначала ещё пытался делать хорошую мину, но, когда началась вечеринка с бобром, козлом, запретом на магию и единым божеством, прямо сказал папочке, что он со своими больными экспериментами зашёл слишком далеко. Я был красноречив, и очарователен, и очень убедителен… Ну, итог ты примерно представляешь.
Я кивнул.
Древние, которые не хотели принимать новый чёрно-белый порядок, должны были отправиться в Предпоследнюю Бездну. И возвращение оттуда оставалось под очень большим вопросом.
Неудивительно, что у всё же вернувшихся слегка испортился характер…
Хотя так же справедливо, что и до ссылки они не то чтобы были пушистыми зайками.
— Ну вот, — кивнул Легион, — значит, хотя бы это объяснять не надо. Так что да, я не знаю точно, зачем нужно это развлечение. Игра? Эксперимент? Источник энергии творения? Учебный полигон? Исправительная колония? Ад, который местные наивно пытаются искать где-то вовне? Подчеркни любой вариант, и он окажется правильным… Хотя я бы ставил на первый. Мне так больше нравится.
Я бы тоже.
Хелаал, очевидно подсмотрев мои мысли, понимающе усмехнулся.
— Но, так или иначе, ты не можешь создать тюрьму, не сотворив прутьев, — продолжил он вкрадчиво. — Но какая клетка удержит весёлых, яростных, безумных Древних, которые ненавидят запреты и вечно стремятся поступать наперекор? Какие цепи прикуют их прочнее? Ответ очевиден нам с тобой. Папочка с его опытом и силищей решил этот ребус мгновенно.
— Каждый сам будет строить свою клетку. И касается это не только людей, но даже духов, которые в этом мире рискнут работать и жить. Мы, в наших офисах, застряли в этом, как мухи в паутине, и постепенно, как люди, строим вокруг себя клетки. Это объясняет, почему остальные из нашего отдела…
Я замолчал, не зная, как сформулировать. Он у нас всё же Шеф.
— Похожи не на могущественных духов, а на снулых рыб и ошалевших от кофе менеджеров среднего звена одновременно? Да, именно поэтому. Там безнадёжный материал, не о чем говорить. Они позволили этому миру себя сожрать, пока думали, что сами устроились на вершине пищевой цепочки и жрут других. Смешно, правда?
Нет.
— Смешно. Но это сводит на нет любые трепыхания. Если Кольцо — воплощение силы, которая замыкает дороги, воплощение воли… кхм… скажем так, твоего папочки и его друзей, то получается, что с ним просто невозможно ничего сделать. Если бы его создали люди, один вопрос, а так…
— Ну как тебе сказать… Ты знаешь, у нас с папочкой отвратные отношения. Тем не менее, есть две вещи, насчёт которых я в нём уверен. Особенно в последнее время. Первое: вся эта ерунда со “свободной волей” для него — не пустой звук. Даже если ин