Влетев в каморку, которую принято считать моим вроде-как-кабинетом, я записала на доске: “Надо впустить голубя”
Надпись исчезла.
О, дерьмо.
Кажется, я просто сплю. Или схожу с ума.
Но всё же…
“Меня зовут Атиен”
Доска задымилась.
Буквы засияли, полыхая, вгрызаясь в белую поверхность, и я вдруг поняла, что не знаю языка, на котором сделана надпись. Не знаю — но знаю.
Просто отлично. Я всё же сошла с ума…
В окно постучали.
Я повернулась и увидела его, того самого голубя.
Он смотрел на меня так, что заболело сердце: нахохлившийся, усталый, с опалёнными крыльями, явно очень голодный…
Я впустила его — и в тот момент, когда он, радостно курлыча, сел мне на плечо, всё вспомнила.
*
То есть, на самом деле, не всё.
Прошлые жизни, ради которых всё закрутилось, пока что не вспомнились. С другой стороны, я знала совершенно точно, что стала ближе: если раньше воспоминания казались далёким миражом, то теперь они уже стояли за приоткрытой дверью, шумели на границе сознания — шёпотом, грохотом волн, силой забытых ветров и чувств. Кажется, нас разделяет хрупкое стекло, прикоснись и рухнет… Но слава Мастеру, я уже была не тем глупым созданием, которое вполуха слушало объяснения Пророка на кухне. Потому не стала форсировать события, более того, одним жёстким волевым усилием оборвала этот потусторонний шум: ещё рано.
То, что придёт, должно прийти само.
Мысли, как и ощущение голубиных перьев под пальцами, сделали кульбит, вернув к воспоминаниям.
Пророк… Шаакси… Я слегка поморщилась, вспомнив. Как стыдно теперь за всё, что им наговорила! Они ведь буквально пытались поставить мне мозги на место, а я не слышала ничего, кроме того, что хотела слышать! Как бы я хотела вернуться к этим разговорам здесь, сейчас… Но это, наверное, тоже часть взросления. Подозреваю, что настоящие проблемы у тех, кто считает, что кругом, во всём и всегда был прав…
Я осторожно погладила голубя, призывая целительную силу. Сомневалась, что получится, но на удивление всё оказалось в разы легче, чем раньше было. Как будто у меня изменился ранг и стало намного больше сил. Хотя это, конечно, невозможно. Ангелов ведь не повышают за падение, верно?
С другой стороны, пора уже признать: нихрена я всё это время не знала об ангелах. Так, притворялась оным, натягивая парадные обличья, и охотилась на каких-то демонологических отщепенцев. Что, конечно, тоже дело, которым кто-то должен заниматься… Но желательно при этом хоть что-то знать о мире, в котором живёшь! Точнее, о мирах. Но прав был Шакс: то, что рассказывают юным ангелам — это не то что не вся правда о нашей работе, но даже не сотая часть её…
Я почувствовала его приближение и напряглась. Крылья материализовались сами собой, разметав в стороны письменные принадлежности. Кажется, или они стали больше? Впрочем, это сейчас тоже не актуально.
Он вошёл.
Раньше, пожалуй, я бы бросилась на него сразу.
Раньше, как упоминалось, я была той ещё дурой.
— Поздравляю, коллега, — сказал он чуть насмешливо.
— Благодарю, падре, — ответила я в тон.
Несколько мгновений мы рассматривали друг друга, пытаясь определиться, как себя теперь вести. Потом он тоже распахнул крылья — широченные, всё ещё прекрасные не лишённые небесной силы, несмотря на припорошивший их пепел.
Вот уж, как говорится, вместо тысячи слов. Теперь-то мне точно не надо объяснять, чего стоит сохранить такие крылья — здесь.
— Если ты не собираешься на меня нападать, предлагаю выпить кофе на крыше. И поговорить, как положено нормальным цивилизованным нам.
Я помедлила.
С точки зрения внушаемой мне всю жизнь логики получалось, что прямо сейчас надо воспротивиться искушению и гордо отказаться.
Но с точки зрения новой логики получалось: дурой буду, если откажусь.
Последнюю мысль я и озвучила.
— Вот и хорошо, — усмехнулся он. — Значит, полетели.
*
На высоте стало понятно, почему всё это время здесь меня заставляли так спешить, не останавливаясь и не оглядываясь: таким образом, поглощая время и внимание жертвы, ловушка защищает сама себя. Всё же, если присматриваться к этому миру неспешно и внимательно, становится понятно, что никакая это не реальность. Фрагменты вроде-бы-нормального тут смешиваются с движущимися не так тенями, тусклым, будто скрытым за стеклом небом (хотя почему будто, отражение же!) и прочими такими несоответствиями, словно всё вокруг — просто декорация. Интересно, не сюда ли выбрасывает сознание некоторых людей, страдающих диссоциативными расстройствами? Это многое бы объяснило.
Впрочем, как там сказал Шакс?
— Четвёртое отражение, — пробормотала я. — Он же зазеркалье, он же пограничье, он же — грань снов и безумия…
— О да! — обрадовался падре. — Именно так. Рад, что ты помнишь. Честно говоря, я уже начал бояться, что вред слишком серьёзен, и ты не очнёшься. Это было бы обидно.
— Так уж обидно? Не переигрывайте, падре, право.
Он усмехнулся.
— Слабо верится, да? Но ты — первая за много лет, кто упал сюда добровольно. Не “условно добровольно”, наслушавшись глупостей, на спор или вследствие собственного идиотизма — такая пернатая молодёжь у нас тут то и дело объявляется. Но вполне понимая что делаешь и осознавая риски… За последние пятьсот лет ты одна из десяти. В эту же десятку, кстати, вхожу и я. Так что мы и правда ближе, чем ты думаешь.
Вот теперь он завладел моим вниманием в полной мере.
— Ты… ты добровольно спустился сюда? Стал демоном?
— Скажем, я сменил офис, — пожал он плечами. — Легион был в восторге — он обожает ангелов-перебежчиков, особенно моего ранга, — потому дал мне почти неограниченные перспективы. Демон ли я, вопрос дискуссионный. То есть, разумеется, почти все любимые коллеги, не считая моего бывшего шефа Рафаэля и незабвенной Сариэль, предвкушали моё путешествие в Бездну и всё, что эта самая Бездна со мной сделает; как ты понимаешь, вариант “полностью уничтожит” казался им и самым вероятным, и самым желанным. И я был готов к такому итогу, если честно. Но вот по факту как-то внезапно получилось, что взгляды высших ангелов несколько расходятся со взглядами Творца наших вероятностей. В частности, Мастер не стал карать меня, хотя я и был готов к такому исходу. Я так и сказал, стоя перед Престолами, что решился и, какой бы ни была кара, не сверну. Но всё, что пришло мне в ответ: "Иди и будь".
Я потрясённо покачала головой.
И хотела бы верить, что он лжёт, но не получается.
— Как ты понимаешь, для моих коллег ситуация получилась неловкой...
— Могу себе представить.
Он ухмыльнулся воспоминаниям.
— Да уж, думаю, можешь… Некоторые даже начали говорить, что Он просто был слишком занят, чтобы вникнуть, а крылья мне всё равно надо выдернуть, чтобы не повадно было. И сжечь меня в огне Четвёртой Бездны, просто во избежание. Вот сразу видно, что общество Железного Ангела — это заразно.
Я слегка поморщилась.
— Варифиэль не так плох, — хотела бы я, чтобы это прозвучало уверенее. — Его методы иногда излишни, но кто-то же должен карать…
— Варифиэль — мерзость, по сравнению с которой демоны курят в сторонке. Грязь, которая разрушила ангелов, испачкала их, въелась в них. Как будто ржавчина, не оседая на его крыльях, переползает на всё вокруг, как будто кровь, не оставляющая на железе его перьев следа, пачкает всех, кто рядом. Кто-то должен карать, говоришь ты? Я говорю, что карателей в этом мире и так предостаточно. Карать — это вообще не ангельская работа, если уж на то пошло.
— Пророк говорил то же самое, — и тогда это показалось кощунством.
А теперь я уже не так уверена.
— И он знал, о чём говорил. Ты просто не была знакома с Варифиэлем, потому и не понимаешь.
Да. Неловкая ситуация.
Я мысленно прикинула, как если что буду отбиваться, осторожно прикрыла голубя крылом и сказала:
— Вообще-то Варифиэль — мой наставник и начальник, именно он сделал меня ангелом.
К моему счастью, бросаться на меня падре не стал. Он посидел несколько мгновений, рассматривая меня, как невероятную диковинку, а потом рассмеялся.
— Поистине неисповедимы пути Твои, — пробормотал он, — а чувство юмора и того хуже. Всякий раз, когда я об этом забываю, Ты находишь способ напомнить. Но в этот раз, честно, это даже немного чересчур. Я поклялся Тебе тогда, и вот. Ангел, прошедший моё испытание — выкормыш Варифиэля. Я даже не знаю, смеяться мне или плакать!
Впрочем, падре явно сделал выбор в сторону “смеяться”. За что я была ему, если откровенно, премного благодарна.
— Ладно, это действительно смешно, — резюмировал он, чуть успокоившись. — Но вместе с тем… Атиен, верно?
Я медленно кивнула.
— Скажи, твой начальник в курсе, где ты и чем занимаешься?
Я вспомнила улетевшее с ветром перо.
Сейчас, оглядываясь назад, я не стала бы отправлять начальству весть, пока не разберусь в происходящем сама — но то сейчас.
— Не то чтобы я его предупреждала, но перед тем, как отправиться сюда, послала весть. Как другу.
Падре покачал головой:
— Как другу… Послушай, ребёнок, ты не обязана мне верить, об этом я и не прошу. Но не верь и Варифиэлю — ни слову, ни жесту, ни взгляду. Для него ты теперь стала падшей, раз пересекла формальные границы отражений. Но даже не в этом проблема.
— А в чём?
— В том, что я не верю, что он просто так приблизил бы к себе кого-то вроде тебя. Поверь, до моего падения мы работали с ним не раз. И были злейшими врагами. Собственно, он сделал всё, чтобы я пал и был за это наказан. И чуть не спятил от ярости, когда я даже не был лишён крыльев: Ваф надеялся покарать отступника собственными руками. Он, знаешь ли, обожает отрезать чужие крылья. такое у него маленькое хобби.
Я осторожно провернула чашку с кофе в руках.
— Скажи, можно ли спросить тебя о подробностях падения? Почему ты принял именно такое решение? И что такое этот приют на самом деле? Расскажи то, чем готов поделиться. Я… хочу понять.