— Ты хочешь достать до дна отражений?! Но послушай, это…
— Это — совет Пророка. Это ощущается внутренне правильным. Учитывая два вышеупомянутых обстоятельства, я сделаю это, с твоего одобрения или нет.
Он нахмурился, а после вздохнул.
— Кто я, чтобы одобрять или не одобрять тебя? Но тот Пророк… насколько ты уверена в его способности действительно улавливать неназываемую волю?
— Вполне уверена. В этом вопросе не может быть гарантий, но его сущность подлинного пророка вполне очевидна.
Ворон вздохнул.
— Ладно, предположим. Но ты же знаешь, что такое седьмое отражение?
— По правде, нет. Я… из надёжного источника мне известно про все до шестого. Но полагаю, это не должно быть нечто…
— Седьмое отражение — территория Предвечной. Это отражение — дверь, ведущая в иной мир. Мир последней реки, что течёт под Калиновым мостом, мир вод забвения и вечно горящего ковыля, мир самого тёмного из Лесов… Ты знаешь, у этого мира много имён и ещё больше наваждений. Но суть его при этом всегда останется неизменной.
— Мир богов Порога…
— Именно. И седьмое отражение тоже принадлежит им. А они, как ты наверняка слышала, очень далеки от… офисов. У них свои избранники, свои дороги и свои правила. И одно из этих правил гласит: ангелы умирают навсегда. Из седьмого отражения ни одному ангелу не вернуться.
Я недоверчиво покачала головой: последние события приучили очень скептически относиться к словам вроде “никто”, “ни за что”, “навсегда” и “никогда”.
— Так уж никому?
— Есть некоторые способы, есть ключи-амулеты, есть более-менее безопасные зоны, где не так затягивает, есть тропы, оставшиеся многим из нас со времён, когда офисов не было и в помине... Но это всё полумеры, и они неприменимы для тебя. Ты была человеком, стала ангелом… Как и Лариэль, ты не получишь и шанса вернуться. Так что одумайся и не делай глупостей! Этот твой пророк… его тебе не Верифиэль привёл, случаем? Если так, то не верь ни одному слову!
Вот теперь он выглядел по-настоящему взволнованным. Излишне — если говорить о судьбе случайной знакомой.
Но в самый раз для того, кому случайно ткнули пальцем в рану, которая ещё болит.
— Лариэль? — я, в общем-то, догадывалась уже, но хотела удостовериться.
— Тот самый мой погибший коллега, со смерти которого началось моё падение.
Вон оно что…
— Ты искал его?
Ух, как красиво на лице падре смотрятся вороньи глаза.
— А мог не искать?
Резонно.
..В этой жизни или в будущих, найди меня…
Я тряхнула головой, призывая память к порядку.
Не сейчас.
Ворон резко сложил крылья, отвернулся, но после продолжил спокойней:
— Я спустился к Ней Самой, старыми тропами, оставшимися ещё со времён моей бытности вороном познания. Я умолял, и торговался, и унижался. Но Она жестока и неумолима, какой и должна, в общем-то, быть. Она сказала: правило неизменно. Она сказала: каждому свой черёд. Она сказала: есть вещи, которые не изменить. Потому…
Я вздохнула.
Лариэль… Коллега.
Ну-ну.
Даже самые добрые и великодушные, измученные чувством вины и прочее за “просто коллегами” в загробное царство не спускаются. Это просто разные жанры. И… Насколько глубже это всё было на самом деле? Что было между вами, если его смерть до сих пор так болит?..
Впрочем, глупый вопрос. Не важно, как вы сами это называли — вопреки человеческим представлениям, любовь принимает самые разнообразные и причудливые формы.
-
— ..А я и не хочу счастья с людьми. Всё, что мне желанно — это ты, мой милый. Так или иначе. По ту сторону Последнего Моста или по эту, другом, врагом или любимым, птицей иль человеком, в этой жизни и в будущих — не оставляй меня. Возьми у меня всё: душу, сердце, тело… Они и так принадлежат тебе, уместны ли сомненья? Я дарю это всё тебе. Кем бы ты ни был для меня, просто будь. И знай: когда я выбираю между тобой и людьми, между дорогой с тобой и жизнью человеческой, я вовсе не выбираю. Для выбора нужно сомнение, а у меня его нет…
-
Ох.
Это ещё что? Откуда?..
Да уж.
Честно говоря, я начинаю немного бояться этих своих воспоминаний, которые и хотела бы считать галлюцинациями, но теперь точно не получается. Память где-то там, совсем рядом, она шумит штормовым морем за мутным стеклом, и я ещё не помню, но уже знаю…
Чую, прошлые жизни преподнесут мне довольно много сюрпризов. И я даже не уверена, что хочу и готова знать… Но назад поворачивать не имею никакого права.
— Благодарю тебя, ворон, и прошу: не волнуйся обо мне. Меня направил по этой дороге вполне настоящий Пророк, не самозванец. Я знаю, что делать и куда идти. И, к сожалению, спешу, потому вынуждена попросить о помощи. Я читала, что в отражениях время — относительная величина. По ощущениям и воспоминаниям я провела здесь жизнь, но…
Ворон отвернулся и щёлкнул пальцами.
— Я позаботился о том, чтобы, по меркам остальных миров, ты провела тут всего лишь мгновение… Я помогу тебе, сестра по небу и падению, и приму твой выбор, но знай: я всё ещё зол. Я ненавижу это.
— Что именно? — я знала ответ, конечно. Но хотела, чтобы он сам это сказал.
— То, что именно такие, как ты… Почему вы просто не умеете смолчать, поступить разумно и осторожно, не быть настолько..?
— Собой?
Он хохотнул, и этот смех был признанием поражения.
— Собой.
Я мягко улыбнулась и осторожно положила ладонь ему на плечо.
— Мы те, кто мы есть. Никакие стандартные обличья этого не изменят… Спасибо тебе за всё, ворон. Мне пора идти… Не будешь против, если я заскочу к Любве ненадолго?
— Заскочи, она будет только рада, что успешно спасла очередного ангела. И Атиен?
— Да?
— Возвращайся.
*
— Ну привет, всё-таки-ангел, — сказала Любве. — Рада за тебя.
Я приветливо улыбнулась и с любопытством осмотрела уютную комнату с окнами, выходящими во множество городов сразу, и тенями, ластящимися к Любве (или той, что называла себя так), как заигравшиеся коты.
Вообще надо сказать, что изменения, которые произошли с Центром, его посетителями и работниками, поражали. Блуждая по бесконечным коридорам, которые то и дело превращались то в античные павильоны, то в восточные комнаты, то во вполне современные умные пространства, я поневоле начала гадать: а сколько вообще у этого так называемого “центра” лиц, комнат, обличий? И чем он является на самом деле?
Впрочем, наверное, следовало признать, что я пока не готова до конца знать полный ответ на этот вопрос… При условии, что он существует, этот ответ.
— Спасибо, — ответила я Любве мягко, — за всё. И прости меня за грубость, пожалуйста. Я… мне следовало слушать тебя внимательнее.
Любве покачала головой так, что колокольчики, вплетённые в её волосы, зазвенели. Тени на стене заплясали от этого звука в им одном понятном, особенном ритме.
— Не кусай больше, чем можешь проглотить, дорогая, — посоветовала Любве насмешливо. — Мой тебе совет, слова вроде “мне следовало” или “могло быть” просто забудь. Они никогда не имеют значения. Не надо сотрясать ими воздух зря.
— Понимаю. Просто не совсем приятно вспоминать, что была такой слепой дурой, но при этом ещё и считала сумасшедшей тебя.
Смех слился с переливом колокольчиков, и я удивлённо прищурилась, отметив, что тени на стене складываются очень странным образом… Как будто распахнутые крылья.
Интересно.
— Ну, это как раз обычное дело. Песня “какой дурак я был” и “как я мог не слышать и не видеть” — это классика человеческого существования. Константа, можно сказать. Знаешь ли, какой бы умной ты сама себя ни считала в текущем моменте, позже непременно придёт час, когда ты только и скажешь “ну и дурой я тогда была”. И кстати, о глупостях. Чем ты так расстроила его?
Крылья на стене раскрылись широко, угрожающе. Думается мне, что они принадлежали хищной птице, как и мои собственные.
— Расстроила? — кого “его”, я переспрашивать не стала. Изображая идиотизм, переигрывать всё же не стоит.
— А разве нет? Он зол, хотя вроде не должен бы: ты с самого начала ему понравилась, а теперь выиграла. Обычно это делает его счастливым, в эту игру он играет, чтобы проиграть. Но ты… почему он огорчён и зол? Я была уверена, что в этот раз он порадуется.
Тени от крыльев на стене так очевидны, что я не могу понять, как он до сих пор их не заметил. Перья шевелятся от невидимого ветра, подрагивают, отражая настроение хозяйки — она взволнована.
Должно быть, она не любит, когда его огорчают.
— А как ты узнала, что он злится?
Любве бросила на меня слегка раздражённый взгляд.
— Он, признаёт он сам то или нет, давно стал для пятого отражения одним из хозяев. Тени перенимают его настроение охотно, твари повинуются даже не слову, а только мысли, реальность перестраивается по желанию… Пятое отражение любит ангела, решившего остаться тут добровольно. И мне, его врагу и по совместительству почти подчинённой, по поведению отражения всегда понятно, что он испытывает. Так почему?
Я задумчиво посмотрела на неё.
Врагу и подчинённой по совместительству, значит.
Ага. Но то, о чём я думаю, не может ведь оказаться правдой? Или может? Что, если я ошибаюсь и просто так выдам сейчас чужой секрет? Но как не проверить…
— Понимаешь, — сказала я, — всё дело в Лариэль.
Что же, по выражению её лица смело можно заключать, что эксперимент удался.
Вот тебе и умирающие навсегда ангелы... Интересно, хоть одна из непреложных истин, которые я считала незыблемыми основами бытия, имеет хоть что-то общее с подлинным положением вещей? Или мне всё же авансом стоит смириться, что всё, что я якобы знала, просто заблуждения и ложь?
— При чём тут Лариэль? Откуда ты вообще знаешь это имя?
— Он упомянул его, когда узнал, что мне предстоит спуститься в седьмое отражение. Кажется, это рана, которая не заживает никогда, и каждый раз будет открываться. Из седьмого отражения ангелы ведь не возвращаются, так? Они умирают навсегда. Правда, Лариэль?