Легендарная спецоперация. Часть 1
18 февраля, 2015 https://p-balaev.livejournal.com/2015/02/18/
2001 год. Лето.
Сижу в кабинете, регистрирую кучу оперских справок. Как идиот. Исполняю обязанности первого заместителя начальника Гродековской таможни по правоохранительной деятельности (первый заместитель — Серега Тюпин исполняет эти обязанности в Уссурийской таможне), заодно еще начальником оперативно-розыскного отдела являюсь и веду в отделе секретное делопроизводство. Идиот конкретный. Так пахать, как я, мог только идиот, как я сейчас понимаю. Но была такая идея: максимально разгрузить оперов от всякой отчетности и всякого делопроизводства, что бы они больше по полям бегали, набирались опыта и наращивали результат. Вообще-то идея была правильная, и результат нужный был получен. Правда, с женой едва не развелся из-за работы целых два раза.
Но это отступление. А в тот ясный летний день под ухом: Дзынь! Телефон!
— Бля! — это про себя, но вслух. Потому что секретное делопроизводство спешки и отвлекающих моментов не терпит, а я им как раз и занимался, когда справки регистрировал, отсюда — нервная реакция на телефонный звонок. Тем более, что на телефон начальника оперативно-розыскного отдела не поступают звонки от желающих сказать что-нибудь приятное. Одна задница: либо агент нетерпеливо ждет на встречу, либо в зоне ответственности таможни какое-нибудь западло произошло, или начальство сейчас через орган слуха тебя анально изнасилует…
— Петр Григорьевич? Добрый день! Это Винокуров Александр Алексеевич беспокоит. Не отвлекаю?
— Здравствуйте, Александр Алексеевич! Слушаю Вас.
Конечно, он меня отвлекал. Но Винокуров был начальником отдела УФСБ по Приморскому краю в Пограничном районе. Тем более, что и я, и мои опера знали, что его отдел нас активно разрабатывал с подачи службы собственной безопасности таможни, откровенно над этим прикалывались и используя наши негласные оперативные возможности сами набрасывали чекистам «компру» о самих себе. Они ловили брызги от этого дерьма, которое летело на их вентиляторную разработку и злились еще больше, работали еще активнее, а на вентилятор мы бросали все более вонючие штуки.
ФСБэшные черти просто не могли додуматься до одной принципиальной вещи. После развала КГБ в 90-е, в таможню на Дальнем Востоке из конторы ушли самые асы. И теперь майор Винокуров противостоял ученикам полковников Мурашко, Мещерякова и Самбурова, для которых Винокуров был молокососом…
— Петр Григорьевич, у Вас не найдется сотрудника, который может досмотреть тепловоз?
Оба-на! Вот этого я ожидал давно. Деятели, вообразившие себя специалистами в оперативной деятельности мирового уровня, рано или поздно должны были вляпаться в таможенную специфику по уши, но только в не совсем приятно пахнущую субстанцию. На каждом совещании, а потом и в коридорах я им говорил и говорил (тем более, что и генерал Мурашко мне это «ненавязчиво» советовал): ребята, давайте жить дружно, а то недалеко и до беды, границу охранять надо дружно!
— Конечно, найдётся, Александр Алексеевич, сейчас свяжусь с досмотровиками, узнаю, кто там на месте.
— Нет-нет, прошу Вас им не звонить, нужен оперативник с допуском.
Вот же деликатный! Знал же, что у меня опером пашет бывший контрразведчик Сергей Валерьевич Решетнев, железнодорожник по образованию, который локомотив может по винтику разобрать. Он, Винокуров, думал, что я его пошлю в задницу, скажу, что нет такого? Или просто из деликатности? Но ведь у нас одна Родина, и дело одно! И не дебил же я «старших братьев» послать на хер.
— Решетнев есть. На месте. Куда его отправить?
— А я машину сейчас пришлю. Минут через десять.
— Лады. Будем ждать.
— Валерьич! — это уже не в телефон. Это в гулкое пространство кабинета, в котором сидел за столом оперуполномоченный по особо важным делам Сергей Валерьевич Решетнев и кропал очередной документ о коварных контрабандистах.
— А! — абсолютно «по-военному» откликнулся бывший майор контрразведки Решетнев.
— Х… — на! Чекисты звонили, сейчас паровоз досматривать поедешь.
— А отсосать им не надо?
— На твоё усмотрение. Можешь и отсосать, только не проглатывай, а то обсерешься…
— Да по морде им концом! Что-то намутили, а теперь опять мы разгребать будем (здесь он прав, конечно, был)! Пусть берут свою любимую девочку Трубникова (начальник службы собственной безопасности таможни) и смотрят хоть тепловоз, хоть китайцу в жопу.
Вообще-то Валерьевич был прав. Втемную, как досмотровика, использовать опера не вполне корректно. Это говнецом попахивало. Если эти черти из ФСБ проводили оперативное мероприятии в зоне ответственности таможни и связанное с перемещением товаров и лиц через таможенную границу, то надо было заранее все согласовать. Но хрен его знает, может — форс-мажор?!
А раз так, то на следующие слова:
— Слышь, Валерьич, ты того, не умничай (в оригинале несколько по другому это звучало), руки в ноги и на выход… — я имел полное право. И после «озарения» сообразил:
— Валерьич, меня подождите, я тоже поеду!
Озарение должно было в мою дубовую голову прийти обязательно, потому что одного Валерьича посылать в чекистскую свору было абсолютно неразумно. Он, и другие мои опера, уже были так накалены «взаимодействием» со «старшими братьями», что время от времени срывались на пацанячье «а по еб…у!». Обращение же за помощью со стороны самого подполковника Винокурова свидетельствовало о том, что попали чекисты куда-то круто.
Что характерно, с замом Винокурова, Понкратовым Виктором Ивановичем, мы, можно сказать, были друзьями. Но поступающая о моей причастности к противоправной деятельности информация от ССБ ставила Виктора Ивановича в неловкое положение. Поэтому наша дружба ограничивалась подмигиваниями при встречах. Ситуация была неловкая, но не я её начал выстраивать. Подозревать в чем-то меня и моих сотрудников могли только либо идиоты, либо перекупленные гниды (потом об этом будет конкретнее).
Винокуров прислал машину в сопровождении самого молодого опера их отдела, маршальского однофамильца Игоря Огаркова. Игорь, когда я сел в машину, просто спросил:
— Петр Григорьевич, Вы тоже с нами?
— С Вами, с вами! Начальнику Игорь позвони, скажи, что либо со мной Решетнев будет, либо нас вообще нигде рядом с вами не будет.
— А мне не говорили, что только Валерьича нужно взять, — Игорь был еще тем раздолбаем и почему-то рожа у него была, как у пластилинового смеющегося клоуна.
— Что там у вас, Игорь? — я попробовал хоть предварительные справки навести.
— Там пипец! Полный! Увидите сами, Петр Григорьевич, — молодой чекист откровенно заржал.
Уже совсем интересно! Пипец — так пипец, приедем — будем посмотреть.
По грунтовкам проехали железнодорожную станцию «Гродеково», станцию «Сосновая падь» и прикатили на станцию «Россыпная», последнюю перед российско-китайской границей.
То, что был пипец — было видно сразу.
Стоял поезд с кругляком (нераспиленный лес), оцепленный СОБРом ФСБ, бойцов 50, не меньше. На штабеле шпал недалеко от локомотива сидело несколько знакомых конторских оперов из отдела в пос. Пограничном. Нервно расхаживал, явно матерясь про себя, какой-то представительный хрен в гражданском костюме, прям вылитый полковник. Еще одно тощее и нервное создание примерно лет 30, тоже в гражданском костюме, говорило греющим жопами шпалы операм очень обидные слова, которые лучше не писать.
Среди прилипших задницами к шпалам был капитан ФСБ Александр Анатольевич Бойко, в оперативном обслуживании которого была Гродековская таможня. Вид у него был, если точно выражаться, задроченный. Явно — у человека охрененное горе. И тощий большую часть обидных слов говорил именно в его адрес.
— Григорьич! Валерьич! — радость Саши Бойко была неописуемой, когда он увидел нас, «коррумпированных» таможенников, которым уже больше года пытался свернуть кровь: — Только на вас надежда!
— Что надо-то, Анатольевич?
— Два баула в тепловозе найти!
— Всего-то? Больше некому что ли?
Пейзаж с оцепленным поездом дополняла фигура придурка — начальника ОСБ таможни Владимира Владимировича Трубникова, который скакал по штабелям бревен, загруженных в полувагоны.
— Вон же Трубников есть. Он что, досмотреть не может? — спросил я у Бойко.
— Да мы искали, не нашли. Специалист нужен.
Честно говоря, хотелось сразу этого «куратора» послать в баню. Вызвать таможенного опера досмотреть тепловоз — это уже верх цинизма. То же мне, нашли шмональщиков…
— Баулы-то большие?
— Да примерно метр на полметра. Стандартные.
Ладно, залезли мы с Сергеем Валерьевичем в локомотив. Посмотрели. А чего там смотреть? В вентиляции пусто. И всё — больше хрен куда такого размера баулы засунешь. Можно в картер двигателя — но вроде все гайки без признаков недавнего откручивания, да и туда контрабандный груз запихивать — это фантастично. Хватило нам минут 5, что бы осмотреть, из тепловоза выйти и сказать: а нееее-ту ничего!
— Придётся сожрать погоны, — Саша Бойко был совсем немного огорчен.
— Что в баулах-то было? — меня же всё таки интересовало, зачем полроты СОБРа притащили?
— Да п…ц! Боеприпасы секретные!
Ни х… себе!!! Вот это попадос! Картина стала ясной. Кристально ясной. Наши «старшие братья» вели разработку какой-то группы, которая планировала вывезти в Китай секретные боеприпасы. Очевидно, что довели курьера до ст. Гродеково, там боеприпасы контрабандисты загрузили в тепловоз. А взять планировали с поличным локомотивную бригаду уже за зоной таможенного контроля, на ст. «Россыпной», что бы факт контрабанды был состоявшимся (есть такая юридическая тонкость — пока зону таможенного контроля товары и предметы не пересекли — контрабанды нет). Но когда тормознули поезд и начали его шмонать — боеприпасов не нашли.
— Анатольич, а тема твоя была?
— Моя, — очень и очень грустно ответил «куратор» таможни.
Это было ЧП грандиозных масштабов. Бойко зря надеялся, что съедением погонов он загладит вину перед Родиной. Скушать ему предстояло много чего. Но сначала во всех физиологических отверстиях его несчастного организма без применения анестезирующих веществ мастера воспитания личного состава нарезали бы мелкую и глубокую резьбу, а потом ее зверски сорвали…
— Во они лоханулись! — Сергей Валерьевич достал сигарету и со злорадным наслаждением закурил, когда мы отошли в сторонку, чтобы не слушать очень громкие оскорбительные слова, которые человек, похожий на полковника, начал говорить в адрес окружающей его публики.
Н-да. Просрать секретные боеприпасы в ходе спецоперации — ждите посланцев Москвы теперь, братья по разуму. Вас проверят снизу доверху и слева направо. Как вы нас когда-то проверяли с «секреткой». Только вы обломились. А москвичи никогда не обламываются. Стоимость командировочных там обломов не допускает…
Мы с Валерьевичем пошли в тенёк, сели на лавочку у маленького станционного домика и со злорадным наслаждением наблюдали процесс подготовки к суициду…
— Вот дебилы! Они что, без оперативного сопровождения тепловоз оставили? — Валерьич сделал единственно верный вывод: — Получается, что от Гродеково до «Россыпной» наблюдения не было?
— Да конечно. Понятно же, что груз скинули где-то по дороге. То ли испугались чего-то, то ли еще что… Скорее всего конторские засветились, — у меня тоже эта ситуация вызывала интерес.
— Теперь пусть 20 км путей с прилегающей территорией прочесывают. Двое суток, как минимум, им будет чем заняться.
— Ага. Так эти сумки и будут лежать, их ждать. Если те, кто отправлял контрабас, уже их не подхватили в точке сброса…
— Григорьич, я вообще не догоняю! Ты нас дрочишь, что мы Сашу Бойко посылаем постоянно в баню мыться — сам посмотри, какое с ними взаимодействие?! Довели товар до самой границы и просто просрали. Наверно месяца три работали и обгадились на элементарном.
— Теперь у них один выход — трясти локомотивную бригаду.
— А смысл? Машинисты сейчас сами себе статью повесят? Если только иголки под ногти… И то — вряд ли. Всё. Боеприпасы может еще найдут, а уголовка плакала. Дела нет.
— Что-то меня, Валерьич, знаешь, настораживает. Какое-то чувство невнятное.
— Да еще бы! Сейчас начнутся поиски стрелочников. Как обычно, стрелки — на таможню. Будем отписываться неделю по этому «взаимодействию». Найдут до чего докопаться.
— Подожди, — я прервал его: — Мы приехали, в тепловоз залезли — вспомни рожу машиниста, когда с ним смотрели локомотив. По-моему, он нас испугался конкретно. Его трясло так, что чуть не зубами лязгал.
— Думаешь, что-то всё-таки есть? Там же такой объем некуда запихать.
— Да может, не только эти баулы тащат.
— Александр Анатольевич, — я позвал капитана Бойко: — Можно Вас на минутку?
— Что? — откликнулся тот со своего насеста на шпалах.
— Да подойди. Переговорить надо.
— Да, Григорьич, что хотел? — вид у него, у Бойко, конечно был, если деликатно выражаться, немного унылый, когда он подошел к нам с Решетневым.
— Анатольевич, дай нам с бригадой локомотивной поработать, — попросил я.
— Да бесполезно. Мы уже трясли. Спасибо, Григорьич. Сворачиваемся уже.
— Анатольевич, не я тебя звал, ты нас сюда с Винокуровым выдернул. Влипли вы конкретно. Вместо того, что бы со мной план отработать по сопровождению поезда — я бы просто внагляк к ним подсел на Гродеково и ехал бы сюда, хрен бы при мне они что скинули, а они товар скинули по пути, — вы решили славой ни с кем не делится. Как у меня что интересное, бля, так вы лезете — «реализовано во взаимодействии». Как у самих — так… Шансов уже у вас самим нет это дело вытащить. Поэтому не надо здесь бурогозить: машинистов в тепловоз, лишних убрать, мы с Решетневым идем работать. Может, что и получится.
— Пошли, Валерьевич, — я направился к локомотиву: — Работаем таможенный контроль с самого начала и смотрим на реакцию машинистов. Внимательно только…
Уже в кабине тепловоза стало видно, что машинист и его помощник, как только оказались наедине со мной и Решетневым, просто побелели. Они были не первые клиенты из числа локомотивных бригад, которые после общения с нами бегали с повестками по следователям.
— Граждане, пересекающие таможенную границу, я начальник оперативно-розыскного отдела Гродековской таможни Балаев Петр Григорьевич. Вот моё удостоверение.
— Мы Вас знаем, — подал голос машинист.
— Меня меньше всего волнует, кто меня знает или не знает. Слушайте внимательно. Это, — я показал на Валерьевича: — оперуполномоченный по особо важным делам оперативно-розыскного отдела Гродековской таможни Решетнев Сергей Валерьевич. Уведомляем вас о том, что в отношении вас сейчас будет проведен таможенный контроль. Имеете ли при себе либо в транспортном средстве, с которым пересекаете таможенную границу, запрещенные к вывозу предметы, наркотические средства, сильнодействующие и психотропные вещества, товары и валюту, подлежащие обязательному декларированию?
— Нет, ничего нет, — ответил машинист, хмурый мужик лет 40.
— Вы? — спросил я у его помощника.
— Нет, — тот вообще был еще зеленым почти пацаном.
— Хорошо. Пожалуйста, предъявите ручную кладь, если она у вас имеется, к досмотру.
Они выставили на приборную панель тепловоза свои дорожные сумки.
— Выложите из Вашей сумки вещи, — попросил я машиниста.
Тот вытряхнул всякие банки-склянки, сменную одежду. И на панель шлепнулся зашитый в ткань и сверху запаянный в полиэтилен пакет, размером по формату бумаги А-4 и толщиной сантиметров пять.
— Что в пакете?
— Документация на тепловоз, — явно трясущимися губами, заикаясь выдавил из себя машинист.
Что-то новенькое. Я как-то не встречал еще такой способ перевозки формуляров, обычно они замасленные в бардачке валяются. Но на всякий случай уточнил у Решетнева, он в прошлой жизни работал на локомотивах:
— Валерьич, в таком виде возят тепловозную документацию?
— Да ну на х…!
— Что в пакете? — вопрос его владельцу.
— Не знаа-ааюю!
Уже совсем весело.
— Сергей Валерьевич, крикните на улицу, пусть двух понятых сюда притаранят.
Валерьевич открыл дверь кабины и заорал:
— Граждане чекисты, двух понятых дайте сюда!
Вся отдыхающая на шпалах мафия аж подлетела с криками: «А! Что там? Нашли?»
— Бля! Да не лезьте вы, успокойтесь, — Решетнев решительно пресек попытки «братьев» проникнуть в кабину: — Понятых — и всё. Остальным — ждать!
В присутствии понятых я надорвал угол пакета… Внутри ксероксная бумага, и — угловой штамп «Секретно». Тушите свет! Приплыли!..
Разорвал еще немного. Дальше — не для обнародования. Дальше — попадос полный! Целая пачка секретных документов!
Показал понятым только штамп «Секретно» и отпустил их. Помощник машиниста явно ничего не понимал, а вот его старший товарищ начинал уходить в нирвану, заметно было, что настроение у человека немного испортилось. Клиента надо было дожимать немедля, пока он тепленький.
— Ну что, Сергей Валерьевич, вот и встретились мы с живым шпионом, — начал я вкрадчивым голосом, обращаясь к своему подчиненному: — Полюбуйтесь — Джеймс Бонд из Манзовки.
— Кто шпион? — подал голос пока еще не окончательно улетевший в астрал «виновник торжества»
И резкий переход на крик:
— Паровоз — шпион! Еб… …. …. …! Ты вообще …! Тебе еще раз штамп показать, сука! Ты думал, с тобой в дурочку здесь играют? Урод … … …! Сколько лет теперь сидеть будешь — подсказать? Ты, сука, с поличным взят! При попытке секретные документы в Китай вывезти! Тебе — п…! Всё! Твоя жизнь завершена! Пожизненно теперь! Как минимум!
— Я-яя, яя-яя не заа. Не знаа-аалл! — это тело еще и лепетать что-то пыталось.
— Теперь уже насрать, что ты знал или не знал! Всё. Тебя с поличным взяли! Тебе понятно это? Понятно, блядь, спрашиваю тебя?
— Да-аа.
— Теперь смотри, придурок! Если кто-то еще успеет те баулы, которые ты скинул найти раньше нас, и уволокет их — то я наверно тебя до камеры не доведу! Я тебя шлёпну при попытке к бегству! Сам, сука, шлёпну. Потому как ты подозреваешься, дебил, в совершении особо опасного преступления! Тебе живым убежать нельзя дать! Шпионов стреляют при попытке к бегству!
— Я не шпион.
— Твою мать! Смотри сюда! На штамп смотри! «Секретно»! Кто передает иностранцам секретные документы? Ты куда их вёз? В Манзовку? Или в Китай всё-таки? Что в баулах? — быстро говори! Быстро — время на секунды пошло!
— От ракет самолетных ерунда какая-то.
— Ох…!!! Где они? Ну?
— Скинули, у нас пожар был на тепловозе. Скинули. Километра два отсюда.
— Бегом туда! Бегом! Пока они на месте — у тебя еще шанс есть! Бегом! Понятно тебе?
— Понял я. Понял. Они там еще! Покажу!
— Валерьич, давай его к чекистам и пусть рысью все туда! — я передал этого кулика Решетневу.
Вылез из тепловоза. Три минуты крика, а состояние такое, как будто в одиночку вагон с углем разгрузил.
— Смотреть пойдем, что там найдут? — спросил Решетнев у меня.
— А оно тебе надо?
— Да на хер не надо. Только по шпалам таскаться. Блин, Григорьич, конторские даже сумки вытряхнуть не догадались? Или что это было?
— Честно? Я до сих пор понять ничего не могу. Я вообще не рассчитывал, что в сумках что-то найдем. Думал — уже досмотрели. Я просто хотел на реакцию посмотреть: может всё-таки не сбросили, и где-то в тепловозе всё-таки. Я не рассчитывал на это. Это — уже «высший пилотаж»! Знать, что контрабас тянут, и ручную кладь не проверить — это «высший пилотаж»!..
— Петр Григорьевич, Вас сейчас назад, в таможню, отвезти? — подошел Игорь Огарков.
— Что, Валерьевич, поедем? Вроде делать больше нечего здесь, — спросил я у Решетнева.
— Да черт его знает? Может дождемся, пока притащут эти сумки?
— Да они два часа ходить будут! А мне на завтра еще почту с отчетами к отправке подготовить. Без завтрака, обеда и опять до 10 вечера на работе. Гастрит уже задолбал.
— Да давай подождём, Григорьич. Хер их знает, в каком месте они опять обделаются? Жалко будет.
Уехали мы только через два часа, уже к вечеру. И благодаря Сергею Валерьевичу Решетневу, который уломал меня дождаться результатов поиска баулов с боеприпасами, избежали мы очень и очень серьезных неприятностей. Я до сих пор уверен, что меня просто сожрали бы живьем до окончания всех разборок. В благодарность, так сказать, за содействие: почти дохлое дело спасли и еще секретным документам не дали в Китай уехать (локомотивную бригаду, и поезд грузовой тоже, оснований-то не было задерживать — не нашли же ничего при них «старшие братья»!). Об этом во второй части этого рассказа.
Легендарная спецоперация. Часть 2. «Карать!»
20 февраля, 2015 https://p-balaev.livejournal.com/2015/02/20/
Только выехали с «Рассыпной», примерно часов в 18.00, — мне на пейджер пришло сообщение: «Жду в таможне. Тюпин». Чего это он, на ночь глядя, из Уссурийска примчался? Показал пейджер Решетневу.
— Что-то случилось? — спросил Валерьевич.
— Больше ничего не написано. Приедем — узнаем.
— Вот точно не рюмку чая он с тобой выпить прилетел! Как этот колхоз постоянной боевой готовности уже задрал!
Точно — не рюмку чая. Сергей Владимирович Тюпин, временно откомандированный в Уссурийскую таможню, уже ждал меня в своем кабинете первого заместителя. И встретил он меня не искрящейся улыбкой радости, а со злой подковыркой:
— Здравствуйте, Петр Григорьевич. Проходите, присаживайтесь. Будьте как дома. Не стесняйтесь. Тем более, что Вы человек известный и прославленный. Вам что сделать: кофе? Чаю? С пирожными? Или с конфетой? Чупа-чупс подойдёт?
«Началось. Интересно, где еще какая сука наговнила?» — я был немного уставшим, а в таком состоянии, зная достоверно, что никаких косяков не наделал, в виновато-вежливое выражение морду лица с помощью мимических мышц растягивать был мало способен:
— Что за подколки, Сергей Владимирович? Хотите своим любимым чупа-чупсом со мной поделиться? Так я, в отличие от Вас, эротическими леденцами не увлекаюсь!
Конечно, будь Серега Тюпин просто начальником, а не моим другом, то в дыню мне прилетело бы моментально. Учитывая тот факт, что в его биографии было командование разведротой ВДВ, то дыня могла и треснуть.
— Слышь, любитель журналистики, — Серега аж позеленел от злости: — Тебе предстоит еще эротическое шоу! Славы захотел всероссийской, что ли?
«Причем здесь журналистика какая-то и слава всероссийская?». Я реально не догонял чего-то:
— В смысле, Владимирович?
— В смысле, что ты разгласил журналистам сведения о спецоперации ФСБ, в которой принимал участие. Журналисты твою информацию передали по радио и были сорваны оперативно-следственные мероприятия. Ферштейн?
«Опа! Вот это поворот!»
— Ни х… себе наезд! — у меня отвисла челюсть: — Это откуда такая информация?
— Ты не звонил журналистам? — Тюпин по моему виду допёр, что приехал он разбираться по какому-то «интересному» поводу: — А что за спецоперация была?
Я вкратце рассказал ему, чем сегодня занимался с Решетневым по просьбе начальника отдела ФСБ в Пограничном. Сидели друг напротив друга и смотрели друг на друга глазами по семь копеек.
— Гниды, — Сергей Владимирович сделал голосовое заключение в результате своих размышлений: — Просто гниды. Григорьич, звони прямо сейчас Мурашке сам, он в кабинете сидит, ждёт, что я ему доложу. Там уже и Москва, кажется, на ушах.
Тюпин через стол пододвинул ко мне телефонный аппарат ведомственной. Я набрал номер начальника Дальневосточной оперативной таможни.
— Да, — как всегда тихим, приглушенным голосом. — Мурашко Сергей Николаевич.
— Товарищ генерал, здравия желаю! Балаев беспокоит.
— Слушаю, Петр Григорьевич. (Вот гад! Слушает он!)
— Сергей Николаевич, только что прибыл в таможню после проведения совместной с ФСБ операции. Тюпин Сергей Владимирович довел до моего сведения, что имеется информации о разглашении мною сведений о проведенном мероприятии в СМИ.
— Ну? — вставил Мурашко, пока я переводил дух после начала доклада: — И зачем разгласил?
Он еще и подкалывает!
— Для получения всемирной известности, товарищ генерал! Воспользовался пейджером, так как никаких других способов связи у меня не было с самого начала участия в операции и до прибытия в кабинет к Тюпину Сергею Владимировичу буквально 5 минут назад. Пробовал сначала позвонить со станции «Рассыпная Падь», но по станционному телефону можно связаться только с дежурным по станции и диспетчером, а они отказались передавать приветы журналистам и репортерам. Тогда я позвонил по пейджеру, больше никакого выхода у меня не было!..
— Ладно, Петр Григорьевич, не кипятись там. Ты слышал, что по радио говорили?
— Откуда? Я же докладывал, что только что прибыл в таможню.
— В пять часов в новостях это было.
— В пять часов я еще на «Рассыпной был», около шести оттуда выдвинулись.
— Хорошо. Вот мне срочно справка нужна, подробная по ситуации. ГУБК (Главное Управление по борьбе с контрабандой) ждет её через часа полтора. Ты за час успеешь сделать?
— Так точно, успею, товарищ генерал.
— Давай, работай.
— Ну что, злой? — спросил меня Тюпин, когда я трубку положил.
— Да его ж хрен поймешь. Вроде спокойный.
— Это ты не разговаривал с ним, когда только информация о сливе пошла!
— Владимирович, офигеть просто! Если бы Серега Решетнев не уговорил меня там посидеть, пока эти баулы не найдут, если бы мы вернулись оттуда до того, как по радио передача была — я бы не отмылся! Я ж спешил в отдел!
— Так ты литр «Хеннесси» Валерьевичу должен.
— Я ведро ему должен…
К вечеру следующего дня картинка немного прояснилась. Сотрудниками ФСБ был задержан досмотровик таможни, при попытке выехать в КНР вечерним поездом, прямо из зала таможенного контроля железнодорожного вокзала на станции «Гродеково», уведен конторскими в наручниках еще какой-то российский гражданин. Лезть интересоваться чужой разработкой — таким идиотом я не был, но было понятно, что ни о каком срыве оперативно-следственных мероприятий говорить не приходилось. И ситуация с радиопрограммой развития не получила. Всё закончилось объяснением с Мурашко и направлением справки. Значит, точно следствию ущерб нанесен не был, иначе бы таскали на объяснения с остервенением.
А когда мне рассказали знакомые, которые слышали радиопередачу, что в ней было озвучено, то сначала я даже удивился: а по какому поводу претензии мне были выставлены? Героями были сотрудники ФСБ и контрразведки погранвойск. Об участии таможни в операции вообще не упоминалось. Какая «всероссийская известность»? И причем тогда я?
Но вот когда я связался со знакомыми ребятами из конторы во Владивостоке, из УФСБ по Приморскому краю, и они мне, по дружбе, сказали кто пустил слух о том, что я журналистам слил инфу, стало всё понятно.
Вечером, после рабочего дня, я собрал у себя в кабинете актив оперативно-розыскного отдела, Решетнева и старшего оперуполномоченного по особо важным делам Куклина Сергея Викторовича. Для совещания под бутылочку коньяка с лимончиком. Обсудили ситуацию…
Справка:
«В Приморском крае вынесен обвинительный приговор бывшему сотруднику Гродековской таможни Николаю Голышеву, совершившему контрабанду предметов вооружения. Приговором Пограничного районного суда Приморского края бывший ведущий инспектор отдела таможенного оформления и таможенного контроля Гродековской таможни Голышев Николай Александрович признан виновным в совершении преступления, предусмотренного пунктом „б“ части третьей статьи 188 Уголовного кодекса Российской Федерации (контрабанда вооружения, совершённая должностным лицом с использованием своего должностного положения). Предварительным и судебным следствием установлено, что Голышев Н. А., используя своё должностное положение, вступил в преступный сговор с коммерсантами Белошапкиным А. И. и Поповым В. М., обещая им за вознаграждение в сумме одна тысяча долларов США обеспечить контрабанду в Китайскую Народную Республику запасных частей к военному самолёту СУ-27 и вооружения, в отношении которых установлены специальные правила перемещения через таможенную границу. В июне 2002 года он получил от Попова В. М. для контрабандного перемещения в КНР головку самонаведения „Топаз“ ракеты типа „воздух-воздух“, а также запасную часть к самолёту МИГ-23-2М. Голышев Н. А. спрятал данные предметы в доме своего родственника, а затем передал машинистам тепловозов, осуществляющих перевозки товаров в КНР, для передачи их китайцам. Однако 17 июня 2002 года контрабанда предметов вооружения была пресечена сотрудниками УФСБ Российской Федерации по Приморскому краю. Суд согласился с мнением государственного обвинения и назначил Голышеву Н. А. наказание в виде шести лет лишения свободы с отбыванием меры наказания в исправительной колонии общего режима, со штрафом в размере трёхсот тысяч рублей. Предварительное расследование и поддержание государственного обвинения по данному делу осуществлялось Приморской транспортной прокуратурой. Остальные соучастники контрабанды предметов вооружения, в том числе военнослужащие, совершившие их хищение, приговорены к различным мерам наказания».
— Это тебе за Коробчучку месть, Григорьич, — сказал Куклин: — Её они тебе не простят. Такого источника лишил.
— Может, и за неё. Хотя, я не понимаю: Катя чуть было весь турбизнес местный под китаезов не положила, эти смотрели на всё её паскудство, как бараны, за информацию что ли? Я реально не могу до сих пор понять, зачем она к ним бегала и что они от неё могли получить? Ходила же в ФСБ на виду всего поселка, она же этим просто рисовалась в открытую. Не, я понимаю, там могли быть свои замуты какие-то, но реально — что им Коробчук могла дать? Агентом явно не была — как-то не ходят агенты на встречи среди бела дня прямо в контору.
— Ну а зачем она тогда ходила? Её же принимали, калитку ей открывали. И на взятку судье сподвигли же.
— Да просто Катя по спискам от всех турфирм отправляла «помогаек» (местное название «челноков»), там все турфирмы были подвязаны и заинтересованы, вот вам и ФСБэшный интерес, — предположил Решетнев.
— Да вообще они на нас молиться должны. Если бы этот «помогайский» бизнес мы не прихлопнули в таком его развитии, здесь уже и власть китайская была бы. Их бы руководство вообще разорвало за это. Так ситуацию упустить!
— Как бы то ни было, но подстава эта с журналистами, Григорьич, конкретно под тебя. Я там вообще ни с какого бока. И, похоже, чтобы вывод был: Балаев, дав в СМИ информацию, предупредил бандитов. Фактуры реальной нет, но осадочек нехороший, — Решетнев высказал своё мнение.
— У меня такое же предположение, — согласился я: — Тем более, что на Тюпина ушли документы на первого зама в Уссурийск. Мурашко пока намерен меня за него здесь оставить.
— Сам же всё понимаешь, — Сергей Вивторович разлил по рюмкам коньяк: — За Серегу Тюпина! Чтоб срослось. А по тебе — если бы вы уехали с «Рассыпной» чуть раньше, и алиби у тебя не было, Григорьич, болталась бы гнусненькая справка: «возможно что-то чего-то…» — вот и кранты карьере навсегда. А нам бы прислали какого-нибудь мудака по рекомендации Бойко и настало бы здесь веселье.
— И прощать такое нельзя, мужики, — сказал я: — дело не в моей карьере, мне она как-то до одного места. Это дело принципа…
— Как это не в твоей карьере дело? — прервал меня Куклин: — ты это брось! Только сработались, пошли разработки, устаканилось всё… Не-е, Григорьич, если тебя с назначением опрокинут, я уйду. Пойду хоть «помогайкой» ездить. Я уже хлебанул с начальниками разными. Хватит.
— Да ты, Викторович, уйти не успеешь. Тебя с твоим залупастым характером пнут раньше, чем до авторучки дотянешься рапорт написать.
— Сам-то сколько просидишь, герой? — подколол Викторович Решетнева: — Тебе сколько уже говорили — пальцы не гни, веди себя скромно! Это тебя Григорьич просто терпит.
— Где я пальцы гнул?
— В п…!
— Э-э, хорош вам, — я успокоил горячих парней: — Вердикт будем выносить?
— Будем. Наливай!
— Давай так определимся, Григорьич, — Куклин закусил лимоном: — Мы с тобой друг друга понимаем, задницу тебе лизать не собираемся, да тебе это и не надо, работать с тобой комфортно, без тебя нас схавают. Поэтому оставлять эту подлянку безнаказанной нельзя. Предлагай.
— Да чего здесь предложишь? Рубить гидре головы! Пока не сдохнет. Все их, так называемые, «оперативные позиции» похерить к чертям собачьим. А то уже сунуться некуда — везде уши конторы. Блин, с Управлением — никаких проблем. При Пискунове нормально всё было. Понкратов — вообще человек. Но — эти! Кого ни тронешь — бегут «интересоваться».
— Я — только за! Вздрогнули! — Куклин набулькал «Белого аиста»: — Хватит уже на них любоваться.
— Покуражимся, — поддержал Валерьич.
— Тогда вердикт: карать! Карать беспощадно!..
В 2009 году мне в руки попала книга о противостоянии российских и китайских спецслужб, даже названия уже не помню (можно будет поискать, если есть у кого такое желание), потому что после прочтения, да короткого обсуждения с операми, эта печатная дрянь была сразу выброшена на помойку.
Упомянутая мною операция в этой книге нашла отражение. Понятно, что участие в ней сотрудников оперативно-розыскного отдела таможни не упоминалось. Но задело меня не это. Там был такой момент: оказывается, что бы не позволить машинистам тепловоза вывезти боеприпасы в Китай, оперативники ФСБ провели сложную операцию, целью которой было — организовать пожар на тепловозе, с тем чтобы, контрабандисты выбросили взрывоопасный груз по дороге.
Когда мы с Решетневым Сергеем Валерьевичем читали эту галиматью, смеялись до колик. Это какую же они такую хитрую операцию провернули, что бы пожар в локомотиве возник? Бежали за поездом по рельсам и зажженные спички в тепловоз бросали? Или из гранатомета по нему шмальнули? Почти ежедневные возгорания в изношенных до предела дизельных локомотивах того времени — тоже всё происки наших спецслужб?
В реальности, из-за этого пожара чуть была операция не провалена, но «старшим братьям» настолько важно показать свою крутизну, что своё головотяпство они описывают в виде хитрейшей оперативной разработки.
Мои слова — не поклеп на всю Федеральную Службу Безопасности. Такой момент: когда судили фигурантов этого дела, меня, естественно, вызвали для дачи свидетельских показаний. И, отвечая на вопросы судьи, я заметил нервную реакцию прокурора и обостренный интерес к моим словам адвоката. Да и сам судья был немного в недоумении.
Значит, в уголовном деле не все моменты были отражены?
А как они могли быть отражены, ведь если бы руководство Управления ФСБ по Приморскому краю узнало, как было организовано мероприятие по пресечению этого преступления, узнало бы, что оно едва не было сорвано из-за игнорирования самых элементарных вещей в оперативно-розыскной деятельности, то кое-кому башку отвинтили бы стопудово. Поэтому о роли таможенных оперов, предотвративших провал, не было ничего доложено наверх руководителями этой операции. Напротив, пытались еще и скомпрометировать обвинениями в «сливе» информации.
К чести «старших братьев», сколько бы мне в дальнейшем не пришлось с ними взаимодействовать во Владивостоке, Ванино, Твери, Москве — таких откровенных негодяев и болванов больше не встречал. Жизнь меня сводила с профессионалами, сотрудниками ФСБ, знающими, что такое честь оперативника. Если и попадался среди них кто с задатками распальцованного придурка (а где их нет среди обладателей «корочки»?), то проблема решалась просто: этот придурок посылался в анальное отверстие, а его начальство старалось сделать так, что бы на глаза мне он больше не попадался.
А тогда, летом 2002 года, оперативный состав Гродековской таможни единодушно решил: местным кадрам, которые только по недоразумению называются чекистами, нужно оборвать шаловливые ручки. Было очевидно, что мы им мешаем. На предложения согласовывать заранее все мероприятия и делиться информацией о разработках мы не идем. Поэтому вся выстроенная до этого система «крышевания» начинается рушиться. Кого мы прихлопнем в очередной раз — неизвестно, значит, гарантий никому из своих «объектов оперативной заинтересованности» давать нельзя.
Провокация со вбросом черновика якобы совершенно секретного документа желаемый результат не дала. Мурашко отверг попытки местных конторских влезть в работу комиссии, которая проверяла у меня секретное делопроизводство. Таким образом, их чесоточное желание увидеть оперативные материалы ОРО Гродековской таможни осталось неудовлетворенным. Сколь-нибудь существенных нарушений в порядке работы с гос. тайной комиссия у меня не нашла. Мечта о лишении меня допуска к ней и последующем увольнении оказалась невоплощенной. Подстава с разглашением сведений о спецоперации не сработала. Значит, нужно ждать дальнейших провокаций. А предотвратить эти провокации можно, если только перехватить инициативу. Нужно было заставить их суетиться бестолково, панически. Поэтому мы и решили начать ликвидировать объекты их «оперативной заинтересованности», тем более, что это и с государственными интересами совпадало: если что-то «крышуется», то там контрабанда самая жирная, отборная.
Если у читателя возникло чувство, что я описываю какие-то героические факты из своей биографии, рисую из себя и своих подчиненных смельчаков, вступивших в противостояние с непорядочными «конторскими», то это ошибочное предположение.
Вообще ничего героического! Ничего, требующего минимальной храбрости! Вообще такого ничего не было. Профессиональному боксеру много отваги требуется, что бы на ринге померяться силами с очкариком-ботаником?
Я уже писал, что проблема «чекистов» из поселка Пограничного была в том, что они не осознавали: организация оперативно-розыскной деятельности в таможне — КГБэшная калька, а наше начальство — из руководства КГБ. Поэтому какие-то методы и хитрые замуты для нас секретом не были.
А вот то, что мои сотрудники пришли в ОРД не зелеными пацанами после курсов или даже «Вышки» КГБэшной, а тридцатилетними мужиками, тёртыми жизнью, было преимуществом весьма весомым. Мы многое уже в этой жизни видели, людей знали, изощренность ума Сереги Решетнева, который жизненный путь начал с поварского училища, затем железнодорожного института, работал руководителем большого коллектива, служил в контрразведке… шансов в противостоянии кадру, который всю жизнь только с «корочкой» бегал, не оставляла.
Это было не противостояние. Это расправа была.
О ликвидации самого крупного на Дальнем Востоке (да и в России, наверно) канала контрабанды леса, о судьбе начальника таможни, единственном в России одевшем лагерный клифт на 10 лет за контрабанду…, обо всем этом в других главах.
А здесь — о заключительном акте «марлезонского балета».
2004 год.
— Петр Григорьевич, докладываю: сегодня мой «источник» Васю видел, — брякнул мне с порога кабинета начальник отделения по борьбе с контрабандой наркотиков Олег Викторович Балесный.
— И что?
— Спросите: где он его видел?
— Олег Викторович, и где Ваш «источник» Васю видел?
— Выходящим из здания ФСБ.
— Весь оперсостав ко мне! Срочно!..
Фамилия Васи была не Иванов. Вася не был голубоглазым блондином с рязанской курносостью. Именем «Вася» представлялся гражданин Китайской Народной Республики. Он имел соответствующую национальность и соответствующую внешность. Просто такая привычка есть у некоторых китайцев — брать себе для целей международного общения русские имена. А еще Вася был профессиональным переводчиком, русский язык знал настолько хорошо, что только внешность выдавала его принадлежность к иностранному государству, при этом был крученным, как поросячий половой орган.
Этот переводчик примерно за два месяца до описываемых событий, заинтересовал моего борца с контрабандой наркотиков — Балесного Олега Викторовича (который тоже, кстати, был переводчиком-китаистом). Олег получил от меня разрешение на установление с Васей контакта на предмет его возможной вербовки. Предположение о том, что крученный, с повадками «делового», представитель государства, из которого в Россию шел поток эфедрина, может быть нам полезен, основание под собой имело.
Конечно, никто не надеялся, что китаец будет сотрудничать с российской спецслужбой из-за личной неприязни к нарушителям закона, которые везут через границу наркотическую дурь. Просто способ зарабатывания средств на жизнь, который выбрал Вася, был таким, что склонить его к сотрудничеству было абсолютно нетрудно. Занимался Вася контрабандой одежды. И придумал он вполне остроумную схему. Загружал в Суйфэньхэ в поезд, следующий в Гродеково, сумки с одеждой, в каждой по 25 кг товара, по пути следования поезда в Россию раздавал китайским туристам, которые обычно ехали с 3–4 кг ручной клади, по два баула. Те на русской таможне декларировали Васин товар, как личный, естественно, пошлину не платили за личный товар, а Вася потом сумки собирал возле железнодорожного вокзала в поселке Пограничном, за услугу платил туристам по несколько юаней, товар дальше следовал на китайский рынок в городе Уссурийске.
Кроме того, одежда фасовалась в сумки консолидированными товарными партиями, поэтому у таможенников возникали вопросы: зачем для личных целей китайский турист везет в одной сумке 50 пар брюк, а в другой — 500 носков? Гражданин турист собирается в турпоездке каждый день щеголять в новых брюках? А носки менять 10 раз в день и ношенные сразу выбрасывать?
Что бы таких вопросов не возникало, Вася заносил некоторое количество капусты еще и мимо государственной кассы прямо в карманы таможенников.
Вот поэтому Олег Викторович с моего разрешения предложил этому «коммерсанту» альтернативу, выдернув в укромное место на беседу:
— Слышь, морда китайская, тебе не кажется, что ты оборзел слегка? Сколько ты сегодня товара притаранил беспошлинно? Почти тонну?
Сам внешний вид Балесного, человека сугубо вежливого, весившего 140 кг при росте 199 см, с объемом бицепса почти таким же, как объем грудной клетки Васи, рекомендовал собеседнику отвечать на вопросы без пауз и максимально откровенно.
И китаец не стал бурогозить, а просто предложил Олегу делиться частью дохода от своей незаконной предпринимательской деятельности. Одним из любимых слов Олега, когда он разговаривал с подобными типами, было «жопа». И Вася услышал, как ему будет больно в одном месте от того, что свернутые в трубку баксы будут помещены в это место. Китайцу было предложено другое. Если он предоставляет Олегу информацию о контрабанде наркотиков и эти наркотики Олег задерживает, то мы закроем глаза на один случай провоза беспошлинно тонны товара. Если информации не будет — товар нашу таможню не пройдёт. Обмен был нормальный. Наркотики на любых весах перевешивали какую-то пошлину.
Вася благоразумно согласился. Ему хотелось по-быстрее закончить разговор, очень некомфортно было Васе: на плече его лежала ладонь непривычного для китайца размера и улыбка Балесного оскал медведя-шатуна напоминала…
Но ни на следующий день, ни еще через день, ни еще через два дня, китаец на встречу для передачи информации не попросился. Олег Викторович уточнил — товар Васин, как шел, так и идёт. Клиент подумал, что с ним шутили.
Мы определились с мерами по отношению к непонятливому иностранному гражданину. К приходу поезда из Китая в вокзальном зале таможенного оформления пассажиров появились два кадра: сотрудники ОРО Решетнев и Балесный. Пришли и уселись на один из подоконников за стойками таможенников. Просто пришли и уселись.
Началось оформление пассажиров, китайских туристов. Каждый турист волок по две сумки. Ставшие в присутствии сотрудников оперативно-розыскного отдела неожиданно бдительными, таможенники в сумках обнаруживали товарные партии одежды и предлагали туристам либо оплатить пошлину, либо вернуть товар в Китай. Само собой, иностранные граждане, прибывшие в Россию для расширения культурного кругозора, платить за чужой товар пошлину не желали, сумки выволакивали назад, за зону пограничного контроля, и бросали. А там их встречал крайне удивленный китаец Вася, который еще и выслушивал от соотечественников кучу неприятных слов. Олег Викторович, знавший китайский язык, переводил Решетневу:
— Васю пидорасом называют.
Оформление пассажиров закончилось. В накопителе перед зоной пограничного контроля остался незадачливый коммерсант один на один с горой баулов. В одиночку он перетащил эту гору назад в поезд и уехал с ними на Родину предков.
На следующий день всё повторилось. И на следующий тоже… Через неделю адски тяжелой работы (потаскайте полсотни 25 килограммовых сумок так интенсивно!) до Васи стало доходить, что с ним никто шутить не собирался…
Незадачливый коммерсант попробовал решить этот вопрос в удобном для себя ракурсе, т. е. повторить предложение отслюнявливать часть незаконного дохода. Но второй раз с Балесным ему встречаться не хотелось, он выбрал Решетнева. Всё-таки габариты Сергея Валерьевича были близки к среднестатистическим. Услышав, что Олег называет Решетнева Валерьичем, этот китаец и обратился к нему, улучив момент, когда опер стоял в одиночестве на привокзальной площади:
— Валерьич, здравствуйте. Помогать надо!
— Кому помогать, Вася? Тебе?
— Мне, Валерьич. Сколько ты хочешь? Говори, решим.
— Вася, дорогу тебе показать отсюда? Короткую хочешь или что бы запыхался, пока добежишь? — Валерьич не склонен был терять времени на обсуждение «делового» предложения.
Но китаец был на грани уже, бизнес сыпался, он чуть не плача объяснял, что о наркотиках и о тех, кто их возит ничего не знает, что Балесный очень грубый, что нужно кормить семью…
Решетнев был оперативником вполне дисциплинированным, и не стал сам принимать однозначного решения, не ответил Васе так, что бы тот даже в мыслях не держал повторно подходить для разговора. Все таки решение о контакте с Васей принималось не Валерьичем, значит, и решение о разрыве контактов не ему принимать. Просто сказал, что подумает пока…
Да, пока я писал, мне в ЖЖ, в личку, пришло сообщение. Наверно от человека, который к ОРД имел какое-то отношение… Зарегистрирован под ником, без фамилии. Спрашивает: а с чего мы взяли, что китаец имел информацию о контрабанде наркотиков?
Отвечаю ему здесь, этому оперу «умному». А мы и не знали, имеет он доступ к этой информации, или не имеет. Нам на это было наплевать. С высокой колокольни. Если он не имел возможность такую информацию нам давать, то с какого перепуга он должен был вести свой бизнес за счет российского бюджета? Это была проблема Васи. Его личная проблема. Это пока для ответа анониму. Но такой же вопрос, во время развязки этой истории мне задал один такой же «умный». Я опишу эту ситуацию, она в сюжет рассказа входит.
А тем временем начались наезды… Меня вызвал начальник таможни и сказал, что до него дошла информации, будто мои опера ходят на вокзал, присутствуют в зале таможенного оформления, мешают работать сотрудникам пассажирского отдела и занимаются вымогательством.
Начальником уже стал вместо находившегося под следствием Башко, бывший офицер-пограничник, занимавший до перевода к нам должность первого заместителя начальника Артемовской таможни, Юрий Викторович Ремез. Настоящий мужик и настоящий офицер. Поэтому мои объяснения были восприняты адекватно. И решение такое: тогда пошли все в задницу с их информацией!
Но источник «компромата» на моих сотрудников Юрий Викторович назвать отказался. Значит, это были не таможенники. По самой таможне у нас с ним было полное взаимопонимание, он бы скрывать не стал фамилии «доброжелателя».
Не назвал, так не назвал, дело хозяйское. Только после этого часть аппарата негласных сотрудников была моими орлами была озадачена установлением контактов китайца Васи.
И вот он замечен в качестве посетителя отдела ФСБ в Пограничном…