Будет первая книга о российской таможне. Люди и события реальные. Отрывок.
26 февраля, 2015 https://p-balaev.livejournal.com/2015/02/26/
Ко мне в кабинет зашла Оля, секретарь исполняющего обязанности начальника Центральной оперативной таможни Сергея Владимировича Жукова, явно чем-то встревоженная.
— Петр Григорьевич, Вас Жуков вызывает. У него кадровик.
Всё было понятно. Моя служба в таможенных органах заканчивалась. Политическая линия Руководителя Федеральной Таможенной Службы на устранение из органов командированных и бывших чекистов, тех, кто находился под их влиянием, должна была доведена до конца. Я находился «под влиянием». У Жукова была проблема — за меня ходатайствовал начальник Центрального Таможенного Управления С. Н. Прусов. Обойти это ходатайство — значит, нажить себе проблемы со стороны свояка Руководителя ФТС. Оставить в качестве заместителя человека, который «ходит в обнимку» с ФСБэшниками — тоже ничего хорошего.
Всё зависело от моего решения. Или я даю клятву верности и. о. начальника ЦОТ, вопрос с назначением которого на должность начальника уже А. Ю. Бельяниновым решен, или ухожу, как говориться, в народное хозяйство.
Жуков возможность произнести клятву мне предоставил. За три дня до этого он побеседовал со мной. Изложил свою позицию:
— Разговаривал я с Прусовым Сергеем Николаевичем, Петр Григорьевич, он отозвался о Вас с положительной стороны, согласовал продление контракта Вам. Так что, будем работать.
— Работать я готов, Сергей Владимирович.
— Моя позиция такая — мне не нужны интриги, мне нужна работа и результат. Конечно, в таможне будут кадровые изменения, придут сюда два моих друга, один на должность первого зама, второй заместителем. Людей этих я давно знаю, им верю. Оба профессионалы.
«Вот ты деятель! — я до сих пор не могу понять, как мне удалось сразу не засмеяться: Профессионалы. Как ты, что ли? Из ОМОНовцев — в начальники оперативной таможни! Агента живого видел хотя бы, профессионал? Такие же придут?»
— Обязанности между замами я перераспределю, — продолжал Жуков: Первому — организационные вопросы. Моему товарищу, который замом придёт — экономический блок — отдел по борьбе с экономическими правонарушениями. Вам, Петр Григорьевич, отдел по борьбе с особо опасными видами контрабанды, наркоманы, дознание и расследование.
— Сергей Владимирович, то, что Вы планируете — грубейшее нарушение Приказа об организации оперативно-розыскной деятельности, — я откинулся на спинку стула, улыбаясь откровенно издевательски: — Я здесь бился полгода за наведение порядка в этом вопросе, а Вы нарушения еще и усугубляете.
«Во черт ты хитро… (продолжение слова — непечатное)! На меня, значит, ты с друганами своими „профессиональными“ свалишь всю работу, фактически. А себе оставили поляну — ОБЭТП (отдел по борьбе с экономическими таможенными правонарушениями)! Даже не маскируешься, открытым текстом почти доводишь, что пришел сюда на лужайке капусту зеленую кушать».
— Ничего страшного, я согласую в ГУБК (Главное управление по борьбе с контрабандой) такое распределение. Я его вижу только в таком плане.
— Если согласуете, то вопросов нет, — ответил я.
«Придурок ты профессиональный. Сначала ведомственный нормативный акт, зарегистрированный в Минюсте, измени. И с прокурором согласуй, чтобы он тебя за нарушение Закона не грыз».
— Следующий вопрос, Петр Григорьевич: какие у Вас отношения с «кураторами», с ФСБ?
— Хорошие, рабочие отношения. Я всегда взаимодействие с ФСБ ставил в основу работы.
— Здесь, надо сказать, мы с Вами расходимся принципиально, — и. о. начальника передернуло.
«Так понятно — тебя сюда и привели, что бы расходиться принципиально в этом»…
Сижу в кабинете, регистрирую кучу оперских справок. Как идиот. Исполняю обязанности первого заместителя начальника Гродековской таможни по правоохранительной деятельности (первый заместитель — Серега Тюпин исполняет эти обязанности в Уссурийской таможне), заодно еще начальником оперативно-розыскного отдела являюсь и веду в отделе секретное делопроизводство. Идиот конкретный. Так пахать, как я, мог только идиот, как я сейчас понимаю. Но была такая идея: максимально разгрузить оперов от всякой отчетности и всякого делопроизводства, что бы они больше по полям бегали, набирались опыта и наращивали результат. Вообще-то идея была правильная, и результат нужный был получен. Правда, с женой едва не развелся из-за работы целых два раза.
Но это отступление. А в тот ясный летний день под ухом: Дзынь! Телефон!
— Бля! — это про себя, но вслух. Потому что секретное делопроизводство спешки и отвлекающих моментов не терпит, а я им как раз и занимался, когда справки регистрировал, отсюда — нервная реакция на телефонный звонок. Тем более, что на телефон начальника оперативно-розыскного отдела не поступают звонки от желающих сказать что-нибудь приятное. Одна задница: либо агент нетерпеливо ждет на встречу, либо в зоне ответственности таможни какое-нибудь западло произошло, или начальство сейчас через орган слуха тебя анально изнасилует…
— Петр Григорьевич? Добрый день! Это Винокуров Александр Алексеевич беспокоит. Не отвлекаю?
— Здравствуйте, Александр Алексеевич! Слушаю Вас.
Конечно, он меня отвлекал. Но Винокуров был начальником отдела УФСБ по Приморскому краю в Пограничном районе. Тем более, что и я, и мои опера знали, что его отдел нас активно разрабатывал с подачи службы собственной безопасности таможни, откровенно над этим прикалывались и, используя наши негласные оперативные возможности, сами набрасывали чекистам «компру» о самих себе. Они ловили брызги от этого дерьма, которое летело на их вентиляторную разработку и злились еще больше, работали еще активнее, а на вентилятор мы бросали все более вонючие штуки.
— Петр Григорьевич, у Вас не найдется сотрудника, который может досмотреть тепловоз?
Оба-на! Вот этого я ожидал давно. Деятели, вообразившие себя суперспециалистами в оперативной деятельности, рано или поздно должны были вляпаться в таможенную специфику по уши, при том еще — в не совсем приятно пахнущую субстанцию. На каждом совместном совещании, а потом и в коридорах, я им говорил и говорил (тем более, что и генерал Мурашко, начальник Дальневосточной оперативной таможни, мне это «ненавязчиво» советовал): ребята, давайте жить дружно! А то недалеко и до беды, границу охранять надо дружно!
— Конечно, найдётся, Александр Алексеевич, сейчас свяжусь с досмотровиками, узнаю, кто там на месте.
— Нет-нет, прошу Вас им не звонить, нужен оперативник с допуском.
Вот же деликатный! Знал же, что у меня опером пашет бывший контрразведчик Сергей Валерьевич Решетнев, железнодорожник по образованию, который локомотив может по винтику разобрать. Он, Винокуров, думал, что я его пошлю в задницу, скажу, что нет такого? Или просто из деликатности?
— Решетнев есть. На месте. Куда его отправить?
— А я машину сейчас пришлю. Минут через десять.
— Лады. Будем ждать.
— Валерьич! — это уже не в телефон. Это в гулкое пространство кабинета, в котором сидел за столом оперуполномоченный по особо важным делам Сергей Валерьевич Решетнев и кропал очередной документ о коварных контрабандистах.
— А! — абсолютно «по-военному» откликнулся бывший майор контрразведки Решетнев.
— Х… — на! Чекисты звонили, сейчас паровоз досматривать поедешь.
— А минет им не надо сделать?
— На твоё усмотрение. Только не проглатывай.
— Да по морде им концом! Что-то намутили, а теперь опять мы разгребать будем (здесь он прав, конечно, был)! Пусть берут свою любимую девочку Трубникова (начальник отдела собственной безопасности таможни) и смотрят хоть тепловоз, хоть китайцу в жопу.
Вообще-то Валерьевич был прав. Втемную, как досмотровика, использовать опера не вполне корректно. Это говнецом попахивало. Если эти черти из ФСБ проводили оперативное мероприятие в зоне ответственности таможни и связанное с перемещением товаров и лиц через таможенную границу, то надо было заранее все согласовать. Но хрен его знает, может — форс-мажор?!
А раз так, то на следующие слова:
— Слышь, Валерьич, ты того, не умничай, ноги в руки и на выход… — я имел полное право. И после «озарения» сообразил:
— Валерьич, меня подождите, я тоже поеду!
Озарение должно было в мою дубовую голову прийти обязательно, потому что одного Валерьича посылать в чекистскую свору было абсолютно неразумно. Он, и другие мои опера, уже были так накалены «взаимодействием» со «старшими братьями», что время от времени срывались на пацанячье «а по еб…у!». Обращение же за помощью со стороны самого подполковника Винокурова свидетельствовало о том, что попали чекисты куда-то круто.
Что характерно, с замом Винокурова, Понкратовым Виктором Ивановичем, мы, можно сказать, были друзьями. Но поступающая о моей причастности к противоправной деятельности информация от ОСБ ставила Виктора Ивановича в неловкое положение. Поэтому наша дружба ограничивалась подмигиваниями при встречах. Ситуация была неловкая, но не я её начал выстраивать. Подозревать в чем-то меня и моих сотрудников могли только либо идиоты, либо перекупленные гниды (потом об этом будет конкретнее).
Винокуров прислал машину в сопровождении самого молодого опера их отдела, маршальского однофамильца Игоря Огаркова. Игорь, когда я сел в машину, просто спросил:
— Петр Григорьевич, Вы тоже с нами?
— С Вами, с вами! Начальнику Игорь позвони, скажи, что либо со мной Решетнев будет, либо нас вообще нигде рядом с вами не будет.
— А мне не говорили, что только Валерьича нужно взять, — Игорь был еще тем раздолбаем и почему-то рожа у него была, как у пластилинового смеющегося клоуна.
— Что там у вас, Игорь? — я попробовал хоть предварительные справки навести.
— Там пипец! Полный! Увидите сами, Петр Григорьевич, — молодой чекист откровенно заржал.
Уже совсем интересно! Пипец — так пипец, приедем — будем посмотреть.
По грунтовкам проехали железнодорожную станцию «Гродеково», станцию «Сосновая падь» и прикатили на станцию «Рассыпная», последнюю перед российско-китайской границей.
То, что был пипец — было видно сразу.
Стоял поезд с кругляком (нераспиленный лес), оцепленный СОБРом ФСБ, бойцов 50, не меньше. На штабеле шпал недалеко от локомотива сидело несколько знакомых конторских оперов из отдела в пос. Пограничном. Нервно расхаживал, явно матерясь про себя, какой-то представительный хрен в гражданском костюме, прям вылитый полковник. Еще одно тощее и нервное создание примерно лет 30, тоже в гражданском костюме, говорило греющим жопами шпалы операм очень обидные слова, которые лучше не писать.
Среди прилипших задницами к шпалам был капитан ФСБ Александр Анатольевич Бойко, в оперативном обслуживании которого была Гродековская таможня. Вид у него был, если точно выражаться, задроченный. Явно — у человека охрененное горе. И тощий большую часть обидных слов говорил именно в его адрес.
— Григорьич! Валерьич! — радость Саши Бойко была неописуемой, когда он увидел нас, «коррумпированных» таможенников, которым уже больше года пытался свернуть кровь: — Только на вас надежда!
— Что надо-то, Анатольевич?
— Два баула в тепловозе найти!
— Всего-то? Больше некому что ли?
Пейзаж с оцепленным поездом дополняла фигура придурка — начальника ОСБ таможни Владимира Владимировича Трубникова, который скакал по штабелям бревен, загруженных в полувагоны, как дятел по ёлке.
— Вон же Трубников есть. Он что, досмотреть не может? — спросил я у Бойко.
— Да мы искали, не нашли. Специалист нужен.
Честно говоря, хотелось сразу этого «куратора» послать в баню. Вызвать таможенного опера досмотреть тепловоз — это уже верх цинизма. То же мне, нашли шмональщиков…
— Баулы-то большие?
— Да примерно метр на полметра. Стандартные.
Ладно, залезли мы с Сергеем Валерьевичем в локомотив. Посмотрели. А чего там смотреть? В вентиляции пусто. И всё — больше хрен куда такого размера баулы засунешь. Можно в картер двигателя — но вроде все гайки без признаков недавнего откручивания, да и контрабандный груз туда запихивать — это фантастично. Хватило нам минут 5, что бы осмотреть, из тепловоза выйти и сказать: а нееее-ту ничего!
— Придётся сожрать погоны, — Саша Бойко был совсем немного огорчен.
— Что в баулах-то было? — меня же всё таки интересовало, зачем полроты СОБРа притащили?
— Да п…ц! Боеприпасы секретные!
Ни х… себе!!! Вот это попадос! Картина стала ясной. Кристально ясной. Наши «старшие братья» вели разработку какой-то группы, которая планировала вывезти в Китай секретные боеприпасы. Очевидно, что довели курьера до ст. Гродеково, там боеприпасы контрабандисты загрузили в тепловоз. А взять планировали с поличным локомотивную бригаду уже за зоной таможенного контроля, на ст. «Россыпной», что бы факт контрабанды был состоявшимся (есть такая юридическая тонкость — пока зону таможенного контроля товары и предметы не пересекли — контрабанды нет). Но когда тормознули поезд и начали его шмонать — боеприпасов не нашли.
— Анатольич, а тема твоя была?
— Моя, — очень и очень грустно ответил «куратор» таможни.
Это было ЧП грандиозных масштабов. Бойко зря надеялся, что съедением погонов он загладит вину перед Родиной. Скушать ему предстояло много чего. Но сначала во всех физиологических отверстиях его несчастного организма без применения анестезирующих веществ мастера воспитания личного состава нарезали бы глубокую резьбу, а потом ее зверски сорвали…
— Во они лоханулись! — Сергей Валерьевич достал сигарету и со злорадным наслаждением закурил, когда мы отошли в сторонку, чтобы не слушать очень громкие оскорбительные слова, которые человек, похожий на полковника, начал говорить в адрес окружающей его публики.
Н-да. Просрать секретные боеприпасы в ходе спецоперации! — ждите посланцев Москвы теперь, братья по разуму. Вас проверят снизу доверху, слева направо и два раза по диагонали. Как вы нас когда-то проверяли с «секреткой». Только вы обломились. А москвичи никогда не обламываются. Стоимость командировочных там обломов не допускает…
Мы с Валерьевичем пошли в тенёк, сели на лавочку у маленького станционного домика и со злорадным наслаждением наблюдали процесс подготовки к суициду…
— Вот дебилы! Они что, без оперативного сопровождения тепловоз оставили? — Валерьич сделал единственно верный вывод: — Получается, что от Гродеково до «Россыпной» наблюдения не было?
— Да конечно. Понятно же, что груз скинули где-то по дороге. То ли испугались чего-то, то ли еще что… Скорее всего конторские засветились, — у меня тоже эта ситуация вызывала интерес.
— Теперь пусть 20 км путей с прилегающей территорией прочесывают. Двое суток, как минимум, им будет чем заняться.
— Ага. Так эти сумки и будут лежать, их ждать. Если те, кто отправлял контрабас, уже их не подхватили в точке сброса…
— Григорьич, я вообще не догоняю! Ты нас дрочишь, что мы Сашу Бойко посылаем постоянно в баню мыться — сам посмотри, какое с ними взаимодействие?! Довели товар до самой границы и просто просрали. Наверно месяца три работали и обгадились на элементарном.
— Теперь у них один выход — трясти локомотивную бригаду.
— А смысл? Машинисты сейчас сами себе статью повесят? Если только иголки под ногти… И то — вряд ли. Всё. Боеприпасы может еще найдут, а уголовка плакала. Дела нет.
— Что-то меня, Валерьич, знаешь, настораживает. Какое-то чувство невнятное.
— Да еще бы! Сейчас начнутся поиски стрелочников. Как обычно, стрелки — на таможню. Будем отписываться неделю по этому «взаимодействию». Найдут до чего докопаться.
— Подожди, — я прервал его: — Мы приехали, в тепловоз залезли — вспомни рожу машиниста, когда с ним смотрели локомотив. По-моему, он нас испугался конкретно. Его трясло так, что чуть не зубами лязгал.
— Думаешь, что-то всё-таки есть? Там же такой объем некуда запихать.
— Да может, не только эти баулы тащат.
— Александр Анатольевич, — я позвал капитана Бойко: — Можно Вас на минутку?
— Что? — откликнулся тот со своего насеста на шпалах.
— Да подойди. Переговорить надо.
— Да, Григорьич, что хотел? — вид у него, у Бойко, конечно был, если деликатно выражаться, немного унылый, когда он подошел к нам с Решетневым.
— Анатольевич, дай нам с бригадой локомотивной поработать, — попросил я.
— Да бесполезно. Мы уже трясли. Спасибо, Григорьич. Сворачиваемся уже.
— Анатольевич, не я тебя звал, ты нас сюда с Винокуровым выдернул. Влипли вы конкретно. Вместо того, что бы со мной план отработать по сопровождению поезда — я бы просто внагляк к ним подсел на Гродеково и ехал бы сюда, хрен бы при мне они что скинули, а они товар скинули по пути, — вы решили славой ни с кем не делится. Как у меня что интересное, бля, так вы лезете — «реализовано во взаимодействии». Как у самих — так… Шансов уже у вас самим нет это дело вытащить. Поэтому не надо здесь бурогозить: машинистов в тепловоз, лишних убрать, мы с Решетневым идем работать. Может, что и получится.
— Пошли, Валерьевич, — я направился к локомотиву: — Работаем таможенный контроль с самого начала и смотрим на реакцию машинистов. Внимательно только.
Уже в кабине тепловоза стало видно, что машинист и его помощник, как только оказались наедине со мной и Решетневым, просто побелели. Они были не первые клиенты из числа локомотивных бригад, которые после общения с нами бегали с повестками по следователям.
— Граждане, пересекающие таможенную границу, я начальник оперативно-розыскного отдела Гродековской таможни Балаев Петр Григорьевич. Вот моё удостоверение.
— Мы Вас знаем, — подал голос машинист.
— Меня меньше всего волнует, кто меня знает или не знает. Слушайте внимательно. Это, — я показал на Валерьевича: — оперуполномоченный по особо важным делам оперативно-розыскного отдела Гродековской таможни Решетнев Сергей Валерьевич. Уведомляем вас о том, что в отношении вас сейчас будет проведен таможенный контроль. Имеете ли при себе либо в транспортном средстве, с которым пересекаете таможенную границу, запрещенные к вывозу предметы, наркотические средства, сильнодействующие и психотропные вещества, товары и валюту, подлежащие обязательному декларированию?
— Нет, ничего нет, — ответил машинист, хмурый мужик лет 40.
— Вы? — спросил я у его помощника.
— Нет, — тот вообще был еще зеленым почти пацаном.
— Хорошо. Пожалуйста, предъявите ручную кладь, если она у вас имеется, к досмотру.
Они выставили на приборную панель тепловоза свои дорожные сумки.
— Выложите из Вашей сумки вещи, — попросил я машиниста.
Тот вытряхнул всякие банки-склянки, сменную одежду. И на панель шлепнулся зашитый в ткань и сверху запаянный в полиэтилен пакет, размером по формату бумаги А-4 и толщиной сантиметров пять.
— Что в пакете?
— Документация на тепловоз, — явно трясущимися губами, заикаясь выдавил из себя машинист.
Что-то новенькое. Я как-то не встречал еще такой способ перевозки формуляров, обычно они замасленные в бардачке валяются. Но на всякий случай уточнил у Решетнева, он в прошлой жизни работал на локомотивах:
— Валерьич, в таком виде возят тепловозную документацию?
— Да ну на х…!
— Что в пакете? — вопрос его владельцу.
— Не знаа-ааюю!
Уже совсем весело.
— Сергей Валерьевич, крикните на улицу, пусть двух понятых сюда притаранят.
Валерьевич открыл дверь кабины и заорал:
— Граждане чекисты, двух понятых дайте сюда!
Вся отдыхающая на шпалах мафия аж подлетела с криками: «А! Что там? Нашли?»
— Бля! Да не лезьте вы, успокойтесь, — Решетнев решительно пресек попытки «братьев» проникнуть в кабину: — Понятых — и всё. Остальным — ждать!
В присутствии понятых я надорвал угол пакета… Внутри ксероксная бумага, и — угловой штамп «Секретно». Тушите свет! Приплыли!..
Разорвал еще немного. Дальше — не для обнародования. Дальше — попадос полный! Целая пачка секретных документов!
Показал понятым только штамп «Секретно» и отпустил их. Помощник машиниста явно ничего не понимал, а вот его старший товарищ начинал уходить в нирвану, заметно было, что настроение у человека немного испортилось. Клиента надо было дожимать немедля, пока он тепленький.
— Ну что, Сергей Валерьевич, вот и встретились мы с живым шпионом, — начал я вкрадчивым голосом, обращаясь к своему подчиненному: — Полюбуйтесь — Джеймс Бонд из Манзовки.
— Кто шпион? — подал голос пока еще не окончательно улетевший в астрал «виновник торжества»
И резкий переход на крик:
— Паровоз — шпион! Еб… …. …. ….! Ты вообще …! Тебе еще раз штамп показать, сука! Ты думал, с тобой в дурочку здесь играют? Урод … … …! Сколько лет теперь сидеть будешь — подсказать? Ты, сука, с поличным взят! При попытке секретные документы в Китай вывезти! Тебе — п…! Всё! Твоя жизнь завершена! Пожизненно теперь! Как минимум!
— Я-яя, яя-яя не заа. Не знаа-аалл! — это тело еще и лепетать что-то пыталось.
— Теперь уже насрать, что ты знал или не знал! Всё. Тебя с поличным взяли! Тебе понятно это? Понятно, блядь, спрашиваю тебя?
— Да-аа.
— Теперь смотри, придурок! Если кто-то еще успеет те баулы, которые ты скинул, найти раньше нас, и уволокет их — то я наверно тебя до камеры не доведу! Я тебя шлёпну при попытке к бегству! Сам, сука, шлёпну. Потому как ты подозреваешься, дебил, в совершении особо опасного преступления! Тебе живым убежать нельзя дать! Шпионов стреляют при попытке к бегству!
— Я не шпион.
— Твою мать! Смотри сюда! На штамп смотри! «Секретно»! Кто передает иностранцам секретные документы? Ты куда их вёз? В Манзовку? Или в Китай всё-таки? Что в баулах? — быстро говори! Быстро — время на секунды пошло!
— От ракет самолетных ерунда какая-то.
— Ох…!!! Где они? Ну?
— Скинули, у нас пожар был на тепловозе. Скинули. Километра два отсюда.
— Бегом туда! Бегом! Пока они на месте — у тебя еще шанс есть! Бегом! Понятно тебе?
— Понял я. Понял. Они там еще! Покажу!
— Валерьич, давай его к чекистам и пусть рысью все туда! — я передал этого кулика Решетневу.
Вылез из тепловоза. Три минуты крика, а состояние такое, как будто в одиночку вагон с углем разгрузил.
— Смотреть пойдем, что там найдут? — спросил Решетнев у меня.
— А оно тебе надо?
— Да на хер не надо. Только по шпалам таскаться. Блин, Григорьич, конторские даже сумки вытряхнуть не догадались? Или что это было?
— Честно? Я до сих пор понять ничего не могу. Я вообще не рассчитывал, что в сумках что-то найдем. Думал — уже досмотрели. Я просто хотел на реакцию посмотреть: может всё-таки не всё сбросили, и в тепловозе еще что-нибудь есть. Я не рассчитывал на это. Это — уже «высший пилотаж»! Знать, что контрабас тянут, и ручную кладь не проверить — это «высший пилотаж»!..
— Петр Григорьевич, Вас сейчас назад, в таможню, отвезти? — подошел Игорь Огарков.
— Что, Валерьевич, поедем? Вроде делать больше нечего здесь, — спросил я у Решетнева.
— Да черт его знает? Может дождемся, пока притащат эти сумки?
— Да они два часа ходить будут! А мне на завтра еще почту с отчетами к отправке подготовить. Без завтрака, обеда и опять до 10 вечера на работе. Гастрит уже задолбал.
— Да давай подождём, Григорьич. Хер их знает, в каком месте они опять обделаются? Жалко будет.
Уехали мы только через два часа, уже к вечеру. И благодаря Сергею Валерьевичу Решетневу, который уломал меня дождаться результатов поиска баулов с боеприпасами, избежали мы очень и очень серьезных неприятностей. Я до сих пор уверен, что меня просто сожрали бы живьем до окончания всех разборок. В благодарность, так сказать, за содействие: почти дохлое дело спасли и еще секретным документам не дали в Китай уехать (локомотивную бригаду, и поезд грузовой тоже, оснований то не было задерживать — не нашли же ничего при них «старшие братья»!)
Только выехали с «Рассыпной», примерно часов в 18.00, — мне на пейджер пришло сообщение: «Жду в таможне. Тюпин». Чего это он, на ночь глядя, из Уссурийска примчался? Показал пейджер Решетневу.
— Что-то случилось? — спросил Валерьевич.
— Больше ничего не написано. Приедем — узнаем.
— Вот точно не рюмку чая он с тобой выпить прилетел! Как этот колхоз постоянной боевой готовности уже задрал!
Точно — не рюмку чая. Сергей Владимирович Тюпин, временно откомандированный в Уссурийскую таможню, уже ждал меня в своем кабинете первого заместителя. И встретил он меня не искрящейся улыбкой радости, а со злой подковыркой:
— Здравствуйте, Петр Григорьевич. Проходите, присаживайтесь. Будьте как дома. Не стесняйтесь. Тем более, что Вы человек известный и прославленный. Вам что сделать: кофе? Чаю? С пирожными? Или с конфетой? Чупа-чупс подойдёт?
«Началось. Интересно, где еще какая сука наговнила?» — я был немного уставшим, а в таком состоянии, зная достоверно, что никаких косяков не наделал, в виновато-вежливое выражение морду лица с помощью мимических мышц растягивать был мало способен:
— Что за подколки, Сергей Владимирович? Хотите своим любимым чупа-чупсом со мной поделиться? Так я, в отличие от Вас, эротическими леденцами не увлекаюсь!
Конечно, будь Серега Тюпин просто начальником, а не моим другом, то в дыню мне прилетело бы моментально. Учитывая тот факт, что в его биографии было командование разведротой ВДВ, то дыня могла и треснуть.
— Слышь, любитель журналистики, — Серега аж позеленел от злости: — Тебе предстоит еще эротическое шоу! Славы захотел всероссийской, что ли?
«Причем здесь журналистика какая-то и слава всероссийская?». Я реально не догонял чего-то:
— В смысле, Владимирович?
— В смысле, что ты разгласил журналистам сведения о спецоперации ФСБ, в которой принимал участие. Журналисты твою информацию передали по радио и были сорваны оперативно-следственные мероприятия. Ферштейн?
«Опа! Вот это поворот!»
— Ни х… себе наезд! — у меня отвисла челюсть: — Это откуда такая информация?
— Ты не звонил журналистам? — Тюпин по моему виду допёр, что приехал он разбираться по какому-то «интересному» поводу: — А что за спецоперация была?
Я вкратце рассказал ему, чем сегодня занимался с Решетневым по просьбе начальника отдела ФСБ в Пограничном. Сидели друг напротив друга и смотрели друг на друга глазами по семь копеек.
— Гниды, — Сергей Владимирович сделал голосовое заключение в результате своих размышлений: — Просто гниды. Григорьич, звони прямо сейчас Мурашке сам, он в кабинете сидит, ждёт, что я ему доложу. Там уже и Москва, кажется, на ушах.
Тюпин через стол пододвинул ко мне телефонный аппарат ведомственной. Я набрал номер начальника Дальневосточной оперативной таможни.
— Да, — как всегда тихим, приглушенным голосом. — Мурашко Сергей Николаевич.
— Товарищ генерал, здравия желаю! Балаев беспокоит.
— Слушаю, Петр Григорьевич. (Вот гад! Слушает он!)
— Сергей Николаевич, только что прибыл в таможню после проведения совместной с ФСБ операции. Тюпин Сергей Владимирович довел до моего сведения, что имеется информации о разглашении мною сведений о проведенном мероприятии в СМИ.
— Ну? — вставил Мурашко, пока я переводил дух после начала доклада: — И зачем разгласил?
Он еще и подкалывает!
— Для получения всемирной известности, товарищ генерал! Воспользовался пейджером, так как никаких других способов связи у меня не было с самого начала участия в операции и до прибытия в кабинет к Тюпину Сергею Владимировичу буквально 5 минут назад. Пробовал сначала позвонить со станции «Рассыпная Падь», но по станционному телефону можно связаться только с дежурным по станции и диспетчером, а они отказались передавать приветы журналистам и репортерам. Тогда я позвонил по пейджеру, больше никакого выхода у меня не было!..
— Ладно, Петр Григорьевич, не кипятись там. Ты слышал, что по радио говорили?
— Откуда? Я же докладывал, что только что прибыл в таможню.
— В пять часов в новостях это было.
— В пять часов я еще на «Рассыпной был», около шести оттуда выдвинулись.
— Хорошо. Вот мне срочно справка нужна, подробная по ситуации. ГУБК (Главное Управление по борьбе с контрабандой) ждет её через часа полтора. Ты за час успеешь сделать?
— Так точно, успею, товарищ генерал.
— Давай, работай.
— Ну что, злой? — спросил меня Тюпин, когда я трубку положил.
— Да его ж хрен поймешь. Вроде спокойный.
— Это ты не разговаривал с ним, когда только информация о сливе пошла!
— Владимирович, офигеть просто! Если бы Серега Решетнев не уговорил меня там посидеть, пока эти баулы не найдут, если бы мы вернулись оттуда до того, как по радио передача была — я бы не отмылся! Я ж спешил в отдел!
— Так ты литр «Хеннесси» Валерьевичу должен.
— Я ведро ему должен…
К вечеру следующего дня картинка немного прояснилась. Сотрудниками ФСБ был задержан досмотровик таможни, при попытке выехать в КНР вечерним поездом, прямо из зала таможенного контроля железнодорожного вокзала на станции «Гродеково», уведен конторскими в наручниках еще какой-то российский гражданин. Лезть интересоваться чужой разработкой — таким идиотом я не был, но было понятно, что ни о каком срыве оперативно-следственных мероприятий говорить не приходилось. И ситуация с радиопрограммой развития не получила. Всё закончилось объяснением с Мурашко и направлением справки. Значит, точно следствию ущерб нанесен не был, иначе бы таскали на объяснения с остервенением.
А когда мне рассказали знакомые, которые слышали радиопередачу, что в ней было озвучено, то сначала я даже удивился: а по какому поводу претензии мне были выставлены? Героями были сотрудники ФСБ и контрразведки погранвойск. Об участии таможни в операции вообще не упоминалось. Какая «всероссийская известность»? И причем тогда я?
Но вот когда я связался со знакомыми ребятами из конторы во Владивостоке, из УФСБ по Приморскому краю, и они мне, по дружбе, сказали — кто пустил слух о том, что я журналистам слил инфу, стало всё понятно.
Вечером, после рабочего дня, я собрал у себя в кабинете актив оперативно-розыскного отдела: Решетнева и старшего оперуполномоченного по особо важным делам Куклина Сергея Викторовича. Для совещания под бутылочку коньяка с лимончиком. Обсудили ситуацию…
— Это тебе за Коробчучку месть, Григорьич, — сказал Куклин: — Её они тебе не простят. Такого источника лишил.
— Может, и за неё. Хотя, я не понимаю: Катя чуть было весь турбизнес местный под китаезов не положила, эти смотрели на всё её паскудство, как бараны. За информацию что ли? Я реально не могу до сих пор понять, зачем она к ним бегала и что они от неё могли получить? Ходила же в ФСБ на виду всего поселка, она же этим просто рисовалась в открытую. Не, я понимаю, там могли быть свои замуты какие-то, но реально — что им Коробчук могла дать? Агентом явно не была — как-то не ходят агенты на встречи среди бела дня прямо в контору.
— Ну а зачем она тогда ходила? Её же принимали, калитку ей открывали. И на взятку судье сподвигли же.
— Да просто Катя по спискам от всех турфирм отправляла «помогаек» (местное название «челноков»), там все турфирмы были подвязаны и заинтересованы, вот вам и ФСБэшный интерес, — предположил Решетнев.
— Да вообще они на нас молиться должны. Если бы этот «помогайский» бизнес мы не прихлопнули в таком его развитии, здесь уже и власть китайская была бы. Их бы руководство вообще разорвало за это. Так ситуацию упустить!
— Как бы то ни было, но подстава эта с журналистами, Григорьич, конкретно под тебя. Я там вообще ни с какого бока. И, похоже, чтобы вывод был: Балаев, дав в СМИ информацию, предупредил бандитов. Фактуры реальной нет, но осадочек нехороший, — Решетнев высказал своё мнение.
— У меня такое же предположение, — согласился я: — Тем более, что на Тюпина ушли документы на первого зама в Уссурийск. Мурашко пока намерен меня за него здесь оставить.
— Сам же всё понимаешь, — Сергей Викторович разлил по рюмкам коньяк: — За Серегу Тюпина! Чтоб срослось. А по тебе — если бы вы уехали с «Рассыпной» чуть раньше, и алиби у тебя не было, Григорьич, болталась бы гнусненькая справка: «возможно что-то чего-то…» — вот и кранты карьере навсегда. А нам бы прислали какого-нибудь мудака по рекомендации Бойко и настало бы здесь веселье.
— И прощать такое нельзя, мужики, — сказал я: — дело не в моей карьере, мне она как-то до одного места. Это дело принципа…
— Как это не в твоей карьере дело? — прервал меня Куклин: — ты это брось! Только сработались, пошли разработки, устаканилось всё… Не-е, Григорьич, если тебя с назначением опрокинут, я уйду. Пойду хоть «помогайкой» ездить. Я уже хлебанул с начальниками разными. Хватит.
— Да ты, Викторович, уйти не успеешь. Тебя с твоим залупастым характером пнут раньше, чем до авторучки дотянешься рапорт написать.
— Сам-то сколько просидишь, герой? — подколол Викторович Решетнева: Тебе сколько уже говорили — пальцы не гни, веди себя скромно! Это тебя Григорьич просто терпит.
— Где я пальцы гнул?
— В п…!
— Э-э, хорош вам, — я успокоил горячих парней: — Вердикт будем выносить?
— Будем. Наливай!
— Давай так определимся, Григорьич, — Куклин закусил лимоном: — Мы с тобой друг друга понимаем, задницу тебе лизать не собираемся, да тебе это и не надо, работать с тобой комфортно, без тебя нас схавают. Поэтому оставлять эту подлянку безнаказанной нельзя. Предлагай.
— Да чего здесь предложишь? Рубить гидре головы! Пока не сдохнет. Все их, так называемые, «оперативные позиции» похерить к чертям собачьим. А то уже сунуться некуда — везде уши конторы. Блин, с Управлением — никаких проблем. При Пискунове нормально всё было. Понкратов — вообще человек. Но — эти! Кого ни тронешь — бегут «интересоваться».
— Я — только за! Вздрогнули! — Куклин набулькал «Белого аиста»: — Хватит уже на них любоваться.
— Покуражимся, — поддержал Валерьич.
— Тогда вердикт: карать! Карать беспощадно!..
В 2009 году мне в руки попала книга о противостоянии российских и китайских спецслужб, даже названия уже не помню (можно будет поискать, если есть у кого такое желание), потому что после прочтения да короткого обсуждения с операми, эта печатная дрянь была сразу выброшена на помойку.
Упомянутая мною операция в этой книге нашла отражение. Понятно, что участие в ней сотрудников оперативно-розыскного отдела таможни не упоминалось. Но задело меня не это. Там был такой момент: оказывается, что бы не позволить машинистам тепловоза вывезти боеприпасы в Китай, оперативники ФСБ провели сложную операцию, целью которой было — организовать пожар на тепловозе, с тем, чтобы контрабандисты выбросили взрывоопасный груз по дороге.
Когда мы с Решетневым Сергеем Валерьевичем читали эту галиматью, смеялись до колик. Это какую же они такую хитрую операцию провернули, что бы пожар в локомотиве возник? Бежали за поездом по рельсам и зажженные спички в тепловоз бросали? Или из гранатомета по нему шмальнули? Почти ежедневные возгорания в изношенных до предела дизельных локомотивах того времени — тоже всё происки наших спецслужб?
В реальности, из-за этого пожара чуть была операция не провалена, но «старшим братьям» настолько важно показать свою крутизну, что собственное головотяпство они описывают в виде хитрейшей оперативной разработки.
Мои слова — не поклеп на всю Федеральную Службу Безопасности. Такой момент: когда судили фигурантов этого дела, меня, естественно, вызвали для дачи свидетельских показаний. И, отвечая на вопросы судьи, я заметил нервную реакцию прокурора и обостренный интерес к моим словам адвоката. Да и сам судья был немного в недоумении.
Значит, в уголовном деле не все моменты были отражены?
А как они могли быть отражены, ведь если бы руководство Управления ФСБ по Приморскому краю узнало, как было организовано мероприятие по пресечению этого преступления, узнало бы, что оно едва не было сорвано из-за игнорирования самых элементарных вещей в оперативно-розыскной деятельности, то кое-кому башку отвинтили бы стопудово. Поэтому о роли таможенных оперов, предотвративших провал, не было ничего доложено наверх руководителями этой операции. Напротив, пытались еще и скомпрометировать обвинениями в «сливе» информации…
К чести «старших братьев», сколько бы мне в дальнейшем не пришлось с ними взаимодействовать во Владивостоке, Ванино, Твери, Москве — таких откровенных негодяев и болванов больше не встречал. Жизнь меня сводила с профессионалами, сотрудниками ФСБ, знающими, что такое честь оперативника. Если и попадался среди них кто с задатками распальцованного придурка (а где их нет среди обладателей «корочки»?), то проблема решалась просто: этот придурок посылался в анальное отверстие, а его начальство старалось сделать так, что бы на глаза мне он больше не попадался.
А тогда, летом 2002 года, оперативный состав Гродековской таможни единодушно решил: местным кадрам, которые только по недоразумению называются чекистами, нужно оборвать шаловливые ручки. Было очевидно, что мы им мешаем. На предложения согласовывать заранее все мероприятия и делиться информацией о разработках мы не идем. Поэтому вся выстроенная до этого система «крышевания» начинается рушиться. Кого мы прихлопнем в очередной раз — неизвестно, значит, гарантий никому из своих «объектов оперативной заинтересованности» давать нельзя.
Провокация со вбросом черновика якобы совершенно секретного документа желаемый результат не дала. Мурашко отверг попытки местных конторских влезть в работу комиссии, которая проверяла у меня секретное делопроизводство. Таким образом, их чесоточное желание увидеть оперативные материалы ОРО Гродековской таможни осталось неудовлетворенным. Сколь-нибудь существенных нарушений в порядке работы с гос. тайной комиссия в отделе не нашла. Мечта о лишении меня допуска к ней и последующем увольнении оказалась невоплощенной. Подстава с разглашением сведений о спецоперации не сработала. Значит, нужно ждать дальнейших провокаций. А предотвратить эти провокации можно, если только перехватить инициативу. Нужно было заставить их суетиться бестолково, панически. Поэтому мы и решили начать ликвидировать объекты их «оперативной заинтересованности», тем более, что это и с государственными интересами совпадало: если что-то «крышуется», то там контрабанда самая жирная, отборная.
— Петр Григорьевич, докладываю: сегодня мой «источник» Васю видел, — брякнул мне с порога кабинета начальник отделения по борьбе с контрабандой наркотиков Олег Викторович Балесный.
— И что?
— Спросите: где он его видел?
— Олег Викторович, и где Ваш «источник» Васю видел?
— Выходящим из здания ФСБ.
— Весь оперсостав ко мне! Срочно!..
Фамилия Васи была не Иванов. Вася не был голубоглазым блондином с рязанской курносостью. Именем «Вася» представлялся гражданин Китайской Народной Республики. Он имел соответствующую национальность и соответствующую внешность. Просто такая привычка есть у некоторых китайцев — брать себе для целей международного общения русские имена. А еще Вася был профессиональным переводчиком, русский язык знал настолько хорошо, что только внешность выдавала его принадлежность к иностранному государству, при этом был крученным, как поросячий половой орган.
Этот переводчик примерно за два месяца до описываемых событий, заинтересовал моего борца с контрабандой наркотиков — Балесного Олега Викторовича (который тоже, кстати, был переводчиком-китаистом). Олег получил от меня разрешение на установление с Васей контакта на предмет его возможной вербовки. Предположение о том, что крученный, с повадками «делового», представитель государства, из которого в Россию шел поток эфедрина, может быть нам полезен, основание под собой имело.
Конечно, никто не надеялся, что китаец будет сотрудничать с российской спецслужбой из-за личной неприязни к нарушителям закона, которые везут через границу наркотическую дурь. Просто способ зарабатывания средств на жизнь, который выбрал Вася, был таким, что склонить его к сотрудничеству было абсолютно не трудно, если бы не вмешались в этот процесс идиоты… Занимался Вася контрабандой одежды. И придумал он вполне остроумную схему. Загружал в Суйфэньхэ в поезд, следующий в Гродеково, сумки с одеждой, в каждой по 25 кг товара, по пути следования поезда в Россию раздавал китайским туристам, которые обычно ехали с 3–4 кг ручной клади, по два баула. Те на русской таможне декларировали Васин товар, как личный, естественно, пошлину не платили за личный товар, а Вася потом сумки собирал возле железнодорожного вокзала в поселке Пограничном, за услугу платил туристам по несколько юаней, товар дальше следовал на китайский рынок в городе Уссурийске.
Кроме того, одежда фасовалась в сумки консолидированными товарными партиями, поэтому у таможенников возникали вопросы: зачем для личных целей китайский турист везет в одной сумке 50 пар брюк, а в другой — 500 носков? Гражданин турист собирается в турпоездке каждый день щеголять в новых брюках? А носки менять 10 раз в день и ношенные сразу выбрасывать?
Что бы таких вопросов не возникало, Вася заносил некоторое количество капусты еще и мимо государственной кассы прямо в карманы таможенников.
Вот поэтому Олег Викторович с моего разрешения предложил этому «коммерсанту» альтернативу, выдернув в укромное место на беседу:
— Слышь, морда китайская, тебе не кажется, что ты оборзел слегка? Сколько ты сегодня товара притаранил беспошлинно? Почти тонну?
Сам внешний вид Балесного, человека сугубо вежливого, весившего 140 кг при росте 199 см, с объемом бицепса почти таким же, как объем грудной клетки Васи, рекомендовал собеседнику отвечать на вопросы без пауз и максимально откровенно.
И китаец не стал бурогозить, а просто предложил Олегу делиться частью дохода от своей незаконной предпринимательской деятельности. Одним из любимых слов Олега, когда он разговаривал с подобными типами, было «жопа». И Вася услышал, как ему будет больно в одном месте от того, что свернутые в трубку баксы будут помещены в это место. Китайцу было предложено другое. Если он предоставляет Олегу информацию о контрабанде наркотиков и эти наркотики Олег задерживает, то мы закроем глаза на один случай провоза беспошлинно тонны товара. Если информации не будет — товар нашу таможню не пройдёт. Обмен был нормальный. Наркотики на любых весах перевешивали какую-то пошлину.
Вася благоразумно согласился. Ему хотелось по-быстрее закончить разговор, очень некомфортно было Васе: на плече его лежала ладонь непривычного для китайца размера и улыбка Балесного оскал медведя-шатуна напоминала…
Но ни на следующий день, ни еще через день, ни еще через два дня, китаец на встречу для передачи информации не попросился. Олег Викторович уточнил — товар Васин, как шел, так и идёт. Клиент подумал, что с ним шутили.
Мы определились с мерами по отношению к непонятливому иностранному гражданину. К приходу поезда из Китая в вокзальном зале таможенного оформления пассажиров появились два кадра: сотрудники ОРО Решетнев и Балесный. Пришли и уселись на один из подоконников за стойками таможенников. Просто пришли и уселись.
Началось оформление пассажиров, китайских туристов. Каждый турист волок по две сумки. Ставшие в присутствии сотрудников оперативно-розыскного отдела неожиданно бдительными, таможенники в сумках обнаруживали товарные партии одежды и предлагали туристам либо оплатить пошлину, либо вернуть товар в Китай. Само собой, иностранные граждане, прибывшие в Россию для расширения культурного кругозора, платить за чужой товар пошлину не желали, сумки выволакивали назад, за зону пограничного контроля, и бросали. А там их встречал крайне удивленный китаец Вася, который еще и выслушивал от соотечественников кучу неприятных слов. Олег Викторович, знавший китайский язык, переводил Решетневу:
— Васю пидорасом называют.
Оформление пассажиров закончилось. В накопителе перед зоной пограничного контроля остался незадачливый коммерсант один на один с горой баулов. В одиночку он перетащил эту гору назад в поезд и уехал с ними на Родину предков.
На следующий день всё повторилось. И на следующий тоже… Через неделю адски тяжелой работы (потаскайте полсотни 25 килограммовых сумок так интенсивно!) до Васи стало доходить, что с ним никто шутить не собирался…
Незадачливый коммерсант попробовал решить этот вопрос в удобном для себя ракурсе, т. е. повторить предложение отслюнявливать часть незаконного дохода. Но второй раз с Балесным ему встречаться не хотелось, он выбрал Решетнева. Всё-таки габариты Сергея Валерьевича были близки к среднестатистическим. Услышав, что Олег называет Решетнева Валерьичем, этот китаец и обратился к нему, улучив момент, когда опер стоял в одиночестве на привокзальной площади:
— Валерьич, здравствуйте. Помогать надо!
— Кому помогать, Вася? Тебе?
— Мне, Валерьич. Сколько ты хочешь? Говори, решим.
— Вася, дорогу тебе показать отсюда? Короткую хочешь или что бы запыхался, пока добежишь? — Валерьич не склонен был терять времени на обсуждение «делового» предложения.
Но китаец был на грани уже, бизнес сыпался, он чуть не плача объяснял, что о наркотиках и о тех, кто их возит ничего не знает, что Балесный очень грубый, что нужно кормить семью…
Решетнев был оперативником вполне дисциплинированным, и не стал сам принимать однозначного решения, не ответил Васе так, что бы тот даже в мыслях не держал повторно подходить для разговора. Все таки решение о контакте с Васей принималось не Валерьичем, значит, и решение о разрыве контактов не ему принимать. Просто сказал, что подумает пока…
И Вася начал «доставать» Сергея Валерьевича. Он ловил его почти каждый день, караулил у таможни, у дома… Валерьевич и отказом не отвечал, и ничего конкретного не говорил…
Так продолжалось недели две. Конечно, держать постоянно двух оперативников по несколько часов на вокзале я не мог, работы у парней и без этого хватало, и китаец нет-нет, да протаскивал свою партию товара, но рентабельность его «коммерции» уже стремилась к нулю.
А тем временем начались наезды… Меня вызвал начальник таможни и сказал, что до него дошла информации, будто мои опера ходят на вокзал, присутствуют в зале таможенного оформления, мешают работать сотрудникам пассажирского отдела и занимаются вымогательством.
Начальником уже стал вместо находившегося под следствием Башко, бывший офицер-пограничник, занимавший до перевода к нам должность первого заместителя начальника Артемовской таможни, Юрий Викторович Ремез. Настоящий мужик и настоящий офицер. Поэтому мои объяснения были восприняты адекватно. И решение такое: тогда пошли все в задницу с их информацией!
Но источник «компромата» на моих сотрудников Юрий Викторович назвать отказался. Значит, это были не таможенники. По самой таможне у нас с ним было полное взаимопонимание, он бы скрывать не стал фамилии «доброжелателя».
Не назвал, так не назвал, дело хозяйское. Только после этого часть аппарата негласных сотрудников была моими орлами озадачена установлением контактов китайца Васи.
И вот он замечен в качестве посетителя отдела ФСБ в Пограничном…
Я никогда не придерживался практики, при которой каждый оперативник знал только имеющиеся в его производстве материалы. По всем оперативным делам работа велась, фактически, группами оперов, что значительно повышало ее эффективность, и в этом случае ко мне в кабинет на совещание собрался весь наличный оперсостав: и. о. начальника отдела С. В. Куклин, оперуполномоченный по ОВД С. В. Решетнев, старший оперуполномоченный Е. С. Дмитриенко, и. о. начальника ОБКН О. В. Балесный, который и доложил о Васе:
— «Источник» вчера подхватил китайца у вокзала, Вася пошел не через виадук, а через железнодорожные пути, по тропинке, которая как раз выходит на улицу Ленинскую у здания ФСБ. Там контакт был потерян. «Источник» сделал круг, прошел от ФСБ до таможни и вернулся. И как раз наткнулся на Васю, который выходил через калитку из конторы.
— Кто-то его из сотрудников ФСБ сопровождал? — уточнил я.
— Нет.
— У кого какие мысли? — спросил я у присутствующих.
— Если человек Олега сделал круг до таможни и обратно, то Вася был у конторских минут десять от силы. Это не первая встреча. Это короткий инструктаж, — сделал вывод Куклин.
— Согласен. Инструктаж о чем?
— Наверно, о том, как секрет китайской ядреной бомбы украсть. — съехидничал Балесный.
— Валерьич, когда к тебе Вася последний раз подходил? — поинтересовался Куклин у Решетнева.
— Сегодня, когда на обед выходил.
— А какого … ты не докладываешь?
— Так он ко мне по два раза на день…
— Ладно, — я прекратил начинавшуюся перепалку: Теперь всё проясняется. У Ремеза информация о нашем «вымогательстве» от ФСБэшников. Кроме, как Васе, наше присутствие на вокзале никому не мешает.
— Таможенникам еще мешает. Васиных денег они заметно меньше получают, — дополнил Олег.
— Ну, вот вам и путь от Васи к конторским — Винокурова, — вставил Сергей Викторови,
Жена Винокурова работала в Гродековской таможне заместителем начальника отдела таможенного оформления и таможенного контроля № 2, который как раз и находился на железнодорожном вокзале…
— Логично. И цель инструктажа Васи — контакт с Решетневым. Зачем Ремезу чекисты выложили свои «подозрения» о нашем вымогательстве? У меня одна версия, что бы показать свою значимость китайцу. Они же рассчитывали, что начальник выгонит нас с вокзала на время. Так? — спросил я.
— Конечно, и Вася будет знать, что ФСБ всё решает, захотят — будет свой контрабас таскать, не захотят — не будет. Либо будет сотрудничать, либо окажется на бобах, — продолжил Валерьевич.
— В обмен они от китайца что-то хотят получить. Что? Если после посещения конторы Вася снова вышел на Валерьича, то желание одно — нужна помощь в нашей компрометации. Валерьича китаец склоняет на взятку, вот это и будут продавливать изо всех сил. Китайцу тоже от этого польза — мы уже ему точно мешать не будем.
— Григорьич прав, — согласился Куклин: если они всуропят нам взятку, то всё, что они просрали за два года, отыграют сразу. Нам всем сразу крышка, в ОРО и на должность Григорьича они своих кадров напихают.
— Значит, взяточку надо брать? — я посмотрел вопросительно на своих орлов.
В кабинете повисло молчание. Решение было непростым. Разумеется, я предлагал не деньги от китайца взять, а самого китайца на их передаче. А это — работа встык с такой мощной спецслужбой, как ФСБ.
— А если они нас раньше возьмут? — подал голос наш молодой, только год как пришедший в отдел после окончания Таможенной Академии, Егор Семенович Дмитриенко.
— Соображаешь, Егор Семенович, — похвалил его Куклин: — Еще одна проблема — статья не наша.
Законодательство определяло нашу компетенцию только в рамках борьбы с контрабандой, уклонением от уплаты таможенных платежей…, преступления коррупционной направленности — удел службы собственной безопасности. Самостоятельно проводить оперативно-розыскные мероприятия, направленные на пресечение этих противоправных деяний мы не могли. Это было незаконно.
— С Трубниковым это исключено. Он из ФСБ местного не вылазит, — сказал Решетнев: — сразу можно крест на всем ставить.
— А мы это сделаем с ССБ ДВТУ, напрямую через Литвинова, — предложил я…
Неделю спустя.
Ко мне в кабинет вошел Виктор Иванович Понкратов, заместитель начальника отдела УФСБ по Приморскому краю в пос. Пограничном.
— Петр Григорьевич, Ваши сотрудники вокруг одного китайца вертятся. Знаете об этом?
— Вокруг какого именно?
— Вы отлично понимаете, о ком я говорю. Речь идет о некоем Васе.
— Есть такой китаец, Виктор Иванович. А что, там какие-то проблемы?
— По нашим сведениям он имеет отношение к китайским спецслужбам. Надеюсь, Вы понимаете, чем рискуете, разрешая контактировать своим оперативникам с ним? Я Вас предупредил…
«Да, Виктор Иванович, тяжело же тебе с твоим начальником, — подумал я: — Если приходится меня о подлянках твоих коллег таким образом предупреждать».
В то, что Вася может быть китайским шпионом, поверить мог только уж совсем испуганный идиот. Ага, шпион зарабатывает деньги на подкуп Президента контрабандой шмурдяка через границу! А Балесный с Валерьичем ему мешают! А ФСБ надо, чтобы не мешали, чтобы шпион накопил побольше денег, пошел с ними покупать у русского Президента ядерный чемоданчик, а там вы его и возьмете, супостата, с поличным!
Не знаю, что на самом деле замышлял Виктор Иванович, когда сообщил мне такую ерунду, но я имел право на следующий вывод. Оставаясь порядочным человеком, он просто предупредил меня о готовящейся «подставе». Только мы уже вычислили сами эту «подставу», поэтому щадить кого-то, отказываясь от продолжения, желания у меня не было. Слишком поздно, во-первых. И, во-вторых, если всё спустить на тормозах в этот раз, то когда ждать очередной подлянки? А активизироваться коллеги Виктора Ивановича уже начали «на всех фронтах».
За несколько дней до этого разговора.
— Григорьич, — в телефонной трубке голос начальника таможни: — Ориентировка из ФСБ на «Ростэк-ДВ».
— А я здесь причем, Юрий Викторович?
— Хотят досмотр с сотрудником правоохранительного блока. Ты не в курсе что там?
— Да они думают, что я «Ростэк-ДВ» крышую, я же с мужиками оттуда в бильярд каждую неделю играю. Типа, вычислили.
— Они что, совсем ошалели? Я в баню с ростэковсцами хожу — тоже их крышую?
— А ориентировка, Юрий Викторович, на ГТД или на вагон?
— На вагон, ГТД еще не подана. У них опять сервизы фарфоровые.
— Ну вот, если до подачи ГТД Федотов (директор «Ростэк-ДВ») проведет предварительный осмотр и заявит больше, чем в товаро-транспортной, то скажут, что я предупредил его.
— Так они и так вагон через предварительный осмотр проводят!
— Так Бойко же это не видит, он смотрит тупо, что иногда данные по товарке и декларации расходятся и думает, что у них всегда приходит груза больше, чем они заявляют. Если со мной договариваются, то подают сведения из китайской товарки, если договориться не удаётся, то — по факту.
— И что думаешь делать?
— Да ничего. Федотов уже китайцев застроил, там давно никаких расхождений нет. «Ростэк» из-за каждого правонарушения трясётся, за лицензию боится… Я сам на досмотр схожу, меня в поручение вписывайте.
Через день мне в бильярдной Александр Витальевич Федотов со смехом рассказывал, когда я спросил, почему у них при повторном досмотре, который провели после меня в присутствии сотрудников ФСБ и ОСБ, товара по весу оказалось еще меньше, чем при первичном? Дело в том, что мои «друзья» решили меня проверить до конца, инициировали повторную проверку товара. Проверили.
— Только вы закончили и со склада уехали, мчатся Трубников и Саша Бойко: всем стоять, лежать, отжаться! — повторный таможенный досмотр. Я говорю: так сам зам. по правоохране смотрел, какой еще досмотр? Не колышет. Повторный — и всё. Ну, смотрите, флаг вам в руки. Пересчитали они все сервизы — всё бьёт. Стоят, думают, рассуждают: всё-равно муть какая-то должна быть. Трубников сорвался, побежал в таможню консультироваться. Прибегает радостный: смотрели неправильно, надо не сервизы считать, а взвешивать, пошлина весовая от нетто. Ну, Саша тоже подлетел довольный: так вот, типа, на чём мутят, на весе! Досмотровики, гляжу, начали уже хихикать. Давай они взвешивать. Открывают коробки с сервизами, чашки вынимают и — на весы. Досмотровики уже чуть не катаются по складу. Вы же взвешивали в коробках — в продажной упаковке. А эти думают, что в вес нетто упаковка вообще не входит, они с яблоками посуду перепутали! А досмотровики молчат, только ходят уже, как раки красные. Взвесили по три сервиза каждого наименования. Трубников на калькуляторе считает. Посчитал. На 800 кг меньше получается, чем задекларировано. Херня какая-то. Ничего не понимают. Саша посчитал. И у него меньше. Досмотровики вообще со склада свалили, сидят в ростэковской каморке, ржут. Эти двое кубаторят что-то. Докубаторились — весы врут. Я говорю — электронные же и сертифицированные. Смотрите — на ноль выставляем, чашку ставим — что показывают? У вас такие же цифры? Ни фига — всё-равно не верят. Саша чашку схватил, прыг в машину умчался. Минут через 20 возвращается грустный, наверно, в магазин съездил взвесить. Чашку поставил и у меня спрашивает: Александр Витальевич, только честно, на чём всё-таки мутите? Я там и выпал. Я в следующий раз там камеру поставлю. Это хлеще любого Гайдая было!
Для бывших коллег-таможенников.
29 марта, 2016 https://p-balaev.livejournal.com/2016/03/29/
Почему-то в последнее время мне стали приходить по 3–4 письма в день от моих бывших сослуживцев-таможенников с вопросом, когда я напишу обещанную книгу о таможне. Оказалось, что в таможне мой ЖЖ читает очень много народа.
Наверно, опять в системе Федеральной Таможенной Службы начался какой-то очередной раздрай, отголоски доходят до меня…
Чтобы не отвечать каждому коллеге на одни и те же вопросы, я отвечу всем скопом здесь, а если у них есть желание общаться, то общаться буду с удовольствием.
Самые частые вопросы такие:
1. Почему я сразу уволился из ФТС после уведомления о непродлении контракта, не стал делать даже попытки решить этот вопрос, хотя возможности такие у меня были?
2. Из-за чего я прилюдно называл генерала Туранова чмырем?
3. Когда я напишу книгу о таможне?
4. Не обижаюсь ли я на бывших сослуживцев, которые перестали общаться со мной после увольнения?
1, 2. Уволился я, не попытавшись даже выяснить причины непродления контракта, потому что мне уже хотелось блевать от этой службы. Наелся я ею, вернее, её руководством, по горло. Вы же все помните мою грызню с Конюховым. Серьезно думаете, что я, начав с ним войну, на дальнейшую карьеру рассчитывал? После того, как я сожрал близкого друга доверенного лица Бельянинова — начальника Управления по борьбе с коррупцией Морозова, мне дали бы служить дальше? Я когда-то производил впечатление очень наивного человека?
Когда Конюхов продал оперативную информацию моих оперов бандитам (а в этом я лично уверен на 100%, источник у меня был надежным, и дальнейшие события это подтвердили), у меня было два выбора: проглотить это и жить дальше со званием ублюдка, и инициировать по этому поводу проверку. В первом случае — я до сих пор бы служил и лизал все жопы подряд, потому что после первой вылизанной задницы от вылизывания второй уже нельзя отказаться, во втором — я живу как хочу и мне вообще на всё плевать, но уже не служу.
Что нужно было выбирать? Вот то-то. После того, как вопрос с увольнением Конюхова был решен, я стал ждать и собственного увольнения. И бегать по приемной Руководителя ФТС было абсолютно бесполезно.
Единственный нюанс, Бельянинов мог пойти на продление контракта со мной только по настоянию нового начальника Центральной оперативной таможни Жукова. Но при первой же беседе о дальнейшей совместной работе с Жуковым, я повел себя «неадекватно», стал лыбиться, как дурачок, когда Жуков мне предложил «расклад» по должностям и обязанностям замов. Я дал ему понять, что не очень одобрительно отношусь к «дележу поляны».
Дальше. Оперативники ЦОТ знают, что самым опасным каналом контрабанды были пресловутые «перецепы». Помните, как с ними пытались безуспешно бороться? Ну так вот, мне накануне уведомления о непродлении контракта, удалось внедриться в самую опасную банду на этом канале. Уже то, что внедрялся не рядовой оперативник, а полковник, говорит о том, что ОРД в ЦОТе не было, к моему приходу туда там это направление правоохранительной деятельности было ликвидировано. Я личному составу зря что ли лекции по азам оперативно-розыскной деятельности каждую неделю читал? Там учить всему с самого начала народ нужно было. В том числе на личном примере.
А знали о моем внедрении — один оперативник из ОБЭТП, Жуков и генерал Туранов. И вот Жуков и Туранов, зная, что я зашел в банду, читают уведомление, подписанное Бельяниновым и… молчат. Что было бы с ними, с государственными преступниками, которые прервали оперативную разработку особо опасной преступной группировки, во времена Л. П. Берия (у него день рождения сегодня)? На Бутовском полигоне их трупы через сколько дней после этого закопали бы?
Мне стоило с ними дальше служить? На хрена? Ради чего? Понятно, почему я генерала Туранова чмырем назвал?
3. Я не знаю, когда я напишу книгу о таможне. Вот как написать о том, как я в банду заходил, как потом события развивались, без того, чтобы не разгласить сведения, отнесенные к гос. тайне, и чтобы читателю более-менее понятно было? Я пока такого варианта найти не смог. Если найду — книгу напишу.
4. Если бы я был козлом конкретным, то мог бы встать в позу обиженного: забыли, не пишут, не звонят, в гости не зовут… Но, во-первых, не все забыли. А, во-вторых, правильно делают. За общение со мной можно реально поплатиться своим местом в таможне даже сегодня еще, через три года после моего ухода. Вышвырнут на улицу — чем семьи кормить будете? Я вам денег на молоко детям дать не могу. Поэтому, пока вы на службе — аккуратнее языками брякайте, что со мной общаетесь. Так что, в этом плане всё нормально. Никаких обид.
Я вчера другу обещал про одну ситуацию с судом написать.
10 декабря, 2016 https://p-balaev.livejournal.com/2016/12/10/
Эта история пришлась на период организации в таможенных органах кинологической службы в 2008–2009 годах. Сама по себе история с созданием этой службы может служить наглядной иллюстрацией к «компетенции» Бельянинова, любителя хранить баксы в коробках из под обуви, но не о ней сейчас разговор.
Я в то время был заместителем начальника Владивостокской таможни по правоохранительной деятельности. Мне сбросили штат на кинологический отдел, в котором только одних кинологов с собаками было 15 человек, плюс — начальник отдела, заместитель, главные инспектора. С горем пополам где-то купили собак, по условиям закупки собаки должны были быть не младше 9 месяцев, т. е. у населения выкупили животных, которые людям надоели. Понятно, что толку от них уже никогда никакого не было бы. Собаку нужно начинать дрессировать и воспитывать гораздо раньше. Но даже не в этом дело.
Наши собаки должны были искать наркотики. Значит, для их тренировки нужны были наркотики или имитаторы их запаха. Ни того, ни другого еще не было. А собаки и кинологи уже были. Уже зарплату получали.
Ну, пока наши заявки на имитаторы ходили, кинологи занимались общим курсом дрессировки, отрабатывали документацию отдела, я решал вопросы по их размещению, оборудованию помещений, там еще тот рак мозга был, потому что финансирование под это дело предусмотрено не было, оно стало поступать уже после создания отдела, а еще нужно было конкурсы провести, закупки организовать… Но еще интереснее — показатели работы кинологов уже требовать стали, уже спешили отчитываться об обнаружении собаками наркотиков.
В один прекрасный дел приезжаю я на место дислокации кинологического отдела, вижу, что народа, кроме начальника и пары главных инспекторов никого нет, спрашиваю: где люди? Мне отвечают: они с замом ушли тренировать собак на поиск наркотиков.
— На поиск каких наркотиков? Вы что, сами конопли насобирали и мака наварили?
— Нет, нам в Дальневосточной оперативной таможне выдали наркотики. И героин, и гашиш. По акту приема-передачи.
Матка, как детородный орган, наличествует только у женщин, конечно. Но мужчины при некоторых ситуациях получают представление о том, что можно чувствовать, когда матка выпадает в штаны…
Дело в том, что хранить наркотики, даже если они применяются для тренировки собак, можно только строго в соответствии с законодательством о легальном обороте наркотиков. Главное, нужно специально оборудованное охраняемое помещение с сейфами и сигнализацией. Предназначенное именно для хранения наркотиков, используемых для тренировки собак.
А кинологический отдел замыкался на меня и за соблюдение законодательства персональную ответственность нес именно я. Дисциплинарную, административную и уголовную. Если бы пропал героин, то на нары загреметь у меня перспектива была бы вполне реальная.
Цитировать мой тогдашний диалог, точнее монолог, с начальником отдела смысла нет, там слова такие были, что одни многоточия можно оставить. Я полетел в Дальневосточную оперативную таможню (ДВОТ), наш верховный региональный орган по вопросам правоохранительной деятельности, начальнику кинологической службы высказал то же самое, что и своему начальнику отдела, взял его за рукав и повел к генералу Мурашко, начальнику ДВОТ. Там состоялся бурный разговор, но результат этого разговора был — исправить ничего нельзя. Оказывается, наркотики числились не за ДВОТ, а за Владивостокской таможней еще с конца 90-х годов, когда в таможнях были инспектора-кинологи. Потом их сократили, наркотики почему-то не уничтожили (я в Гродековской таможне тогда их уничтожил), а передали на хранение в ДВОТ. Кто и почему это сделал — уже хрен его знает, потому что они все давно уволились.
Отношения с генералом Мурашко у меня были своеобразными. Окружающие считали, что я его протеже и любимчик, на самом деле генерал меня ненавидел почти люто примерно с 2003 года, но это тоже долгая история.
В итоге, я получил указание ДВОТ наркотики не уничтожать, потому что потом собак невозможно было бы готовить, а принять все меры для обеспечения их надлежащего хранения. Возвращать в ДВОТ наркотики тоже нельзя, потому что у них нет условий для их хранения. Короче, молодцы. Они от проблемы избавились, руководящую роль проявили.
Наркотики временно я помещаю в камеру хранения вещдоков. Извещаю об этом прокуратуру. Пока идет ответ из прокуратуру о запрещении хранить их вместе с вещдоками, ставлю в известность о ситуации начальника Владивостокской таможни, организую совместное совещание с сотрудниками УФСКН из подразделения, занимавшегося наркотиками в легальном обороте. На совместном совещании мы определяемся, что ситуация возникла не по нашей вине, в силу сложившихся обстоятельств, наказывать уже некого, потому что тех людей на службе давно нет, нужно ситуацию исправлять. Определили меры: таможня запрашивает финансирование для оборудования помещения, пока нет денег и не определен подрядчик, наркотики мы храним в кинологическом отделе, максимально возможно приспосабливаем для этих целей помещение. Составили протокол, все его подписали.
Деньги таможня заказала, уже был объявлен конкурс на оборудование помещения, но через пару месяцев к начальнику таможни пришли сотрудники УФСКН, которые участвовали в совместном совещании. Начальник позвонил мне и попросил срочно приехать. Приехал. Эти кадры из УФСКН составили протокол по статье КоАП Статья 6.16. Нарушение правил оборота наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров либо хранения, учета, реализации, перевозки, приобретения, использования, ввоза, вывоза или уничтожения растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры, и их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества либо их прекурсоры
Не в отношении меня, как ответственного за это дело, а в отношении юр. лица — Владивостокской таможни.
Приглашаем начальника правового отдела таможни, тот читает протокол и начинает теряться в пространстве, в его практике еще не было ситуации с привлечением к административной ответственности одного государственного органа другим государственным органом.
Кто не совсем в теме: не должностного лица гос. органа, а самого гос. органа.
Начальник таможни начинает ругаться, называть сотрудников УФСКН придурками и подлецами: мы их сами пригласили на совместное совещание, сами до них довели, что у нас наркотики хранятся с нарушениями, они сами сказали, что это не наша вина, совместно мы определили меры, а они потом в отношение таможни еще и протокол по административке составили. Короче, так порядочные люди не поступают.
Я вообще ничего не понимаю, показываю этим уродам Таможенный Кодекс, статью «Ответственность таможенных органов», читаю им из него, что административной ответственности подлежат ДОЛЖНОСТНЫЕ лица таможенных органов. Они мне отвечают, что по КоАП административной ответственности подлежат юридические лица, а таможня — юридическое лицо. Я спрашиваю: а суд и прокуратура разве не юридические лица? Кто-то привлекал их к ответственности, как юридических лиц? Вы у себя в госнаркоконтроле нюхаете что-то из того, что контролируете? Составляйте протокол в отношении меня, Балаева, а я вас на суде размажу нашим совместным совещанием, суки вы позорные, и теперь мы с вами работать будем с расчетом на то, что вы суки. Конечно, в отношении меня они ничего составить не могли, мне лично нельзя было не то, что умысел на совершение правонарушения вменить, но даже и неосторожности в моих действиях не было.
Протокол на таможню они все-равно составили. Мы в таможне поплевались. Наш правовой отдел известил правовую службу Дальневосточного таможенного управления. Там долго по этому поводу хохмили.
Мне на следующий день позвонил начальник УФСКН, сказал, что очень меня уважает, у нас получилось отладить взаимодействие, но у них горят результаты по административке, т. е., ничего личного, не стоит обижаться, тем более не меня они привлекают, а таможню…
А протокол ушел на рассмотрение во Фрунзенский районный суд г. Владивостока. Нас известили о дате рассмотрения, мне захотелось самому принять участие в этом балагане, тем более, что председателя суда, которая сама взялась дело рассматривать, я хорошо знал еще по Гродековской таможне, она раньше была председателем Пограничного районного суда. Тетка — грамотный юрист, но ссыкливая феноменально. Как и почти любой судья РФ. Я взял доверенность у начальника таможни и пошел на рассмотрение.
Судья на рассмотрении зачитала протокол, я подал ходатайство о прекращении дела, как незаконно возбужденного, с мотивировкой, если коротко: государство не может само себя привлечь к административной ответственности в лице одного государственного органа другим государственным органом. Санкция — штраф. Таможня орган бюджетный и бюджетообразующий. Для оплаты штрафа она возьмет деньги из бюджета РФ и внесет их, оплачивая штраф, опять в бюджет РФ. ТК РФ определено, что к административной ответственности привлекаются только должностные органы таможенных органов, но не сами таможенные органы.
Мотивировка присутствующего на рассмотрении юриста УФСКН была: но ведь таможня юридическое лицо, а по КоАП юридические лица несут административную ответственность.
Мотивировка судьи, которая все-таки привлекла Владивостокскую таможню к административной ответственности: Но ведь это же наркотики! Дело серьезное!
Я примерно час объяснял судье абсурдность ее решения. Но тетку слово «наркотики» ввело в транс. Неправильно хранятся наркотики и никого не привлекать? Что скажут наверху?!
В результате состоялось решение суда, на таможню наложен штраф в размере 100 000 рублей.
Что было потом? Я начальнику таможни принес решение суда, он вызвал начальника правового отдела и главбуха. Главбух сразу сказала, что у нее нет такой статьи, по которой штрафы таможня платить должна, и вообще, все, кто придумал, что надо взять из бюджета государства 100 тыщ на оплату штрафа и опять их внести в бюджет государства в качестве оплаты штрафа, дураки, поэтому пусть идут все в жопу. Юрист сказал, что решение суда обжаловать не хочет, у него полно работы без всякой ерунды. Начальник таможни махнул рукой, он уже был в процессе перевода на должность заместителя Приволжского таможенного управления.
И всё — больше ничего не было. Это только маленькая зарисовочка из повседневного дурдома, называемого правоохранительной деятельностью в России.
Учтите то, что я написал, если вам когда-то придется иметь дело с правоохранительными органами или судом. Некоторые нюансы для вас могут стать очень неожиданными. На здравомыслие и законность слепо полагаться не советую, готовьтесь ко всему.