Лишить человека личной собственности пытались социалисты-утописты, заканчивались эти эксперименты иногда свирепой резней. После Октября у нас тоже появлялись такие коммуны, но это у основателя Советского государства вызывало только приступы бешенства. Других эмоций Владимир Ильич в отношении то ли провокаторов, то ли кретинов не испытывал. Совкодрочерам это нужно запомнить.
Маркс утверждал, что всякая новая экономическая формация имеет право на существование лишь тогда, когда она создаст производительность труда выше, чем предыдущая. Это мы знаем, это мы задолбили на занятиях по научному коммунизму в СССР. Но нам в те времена разгула троцкизма не удосужились рассказать, за счет чего создается высшая производительность. Талдычили про сознательность, развитие техники… Чушь это дикая. С марксизмом ничего общего это не имеет.
Производительность труда создает только экономически активный человек. Не раб, не крепостной крестьянин, не наемный рабочий. А экономически активный человек. Синоним — собственник средств производства. Именно поэтому феодализм похоронил рабовладельцев, а капитализм — феодалов. Они увеличивали число экономически активного населения, собственников.
Маркс и сделал вывод, что капитализм неизбежно порождает противоречия между общественным характером производства и частной формой присвоения результатов труда, т. е., между наемным работником и частным владельцем средств производства. Это противоречие прикончит капитализм и приведет к появлению новой собственности — общественной. А затем к ее высшей форме — общенародной. Вот общенародная собственность и будет экономическим фундаментом коммунизма. Учтите, общенародная собственность — на средства производства. Штаны и зубные щетки оставьте себе в личной собственности.
Общественная же и общенародная собственность сделает сначала большинство народа экономически активным, а затем и весь народ. Вот и будет создана высшая производительность труда по сравнению с капитализмом. Просто? Да. Потому что марксизм гениален, а все гениальное — просто.
Когда вы уясните этот вопрос, вам станет понятно, что делали Ленин и Сталин, как экономисты. А делали они только одно — передавали народу в собственность средства производства. Вот вам суть ленинско-сталинской модели — умножение собственников…
Ни Ленин, ни Сталин не были наивными мечтателями, парящими в облаках над прозой жизни, они понимали то, что не понимают сегодня совкодрочеры, которые называют поздний СССР государством общенародной собственности.
Собственность можно продекларировать общенародной. Но она от этого еще не станет общенародной по факту, пока народ ее не соизволит взять в собственность. А можно написать в Конституции, что все заводы принадлежат рабочим, но заводы у рабочих забрать.
Иногда папа покупает сыну велосипед. Вроде он теперь собственность сына. Но кататься пацан на нем может только тогда, когда родитель разрешит, и там, где разрешит. А потом еще папа может велосипед и пропить. Велосипед чья собственность? Вот так же с брежневской статьей об общенародной собственности в Конституции.
При Ленине проблема была другая. Психология народа. Большевики знали, что декретом психологию людей поменять нельзя, поэтому особо не горели желанием отобрать у капиталистов средства производства. Вначале речь у них шла только о рабочем контроле. Они собирались двигаться к общенародной собственности постепенно. Но ситуация с сопротивлением буржуазии всё поменяла. Пришлось провести национализацию.
И сразу начались проблемы — народ не понимал, что теперь завод принадлежит ему, а не дяде. Начался бардак. Пока большая часть рабочих была из числа тех, кто работал при капиталисте и был капиталистом отмуштрован, ситуация была еще более-менее терпимая. Но когда пошла к станкам молодежь… «Как закалялась сталь» читайте, там это описано в красках.
Ленин бился с этим бардаком, как рыба об лёд. Внимательно высматривал малейшие признаки осознания рабочими своего нового положения собственников: субботники, соревнование… И лично занимался пропагандой этих инициатив. Использовал любую возможность объяснить людям, что теперь они сами хозяева заводов. Убеждал их и вести себя по-хозяйски.
Понятно, что бросить средства производства без хозяина, т. е. оставить их в положении, когда они отданы рабочим, но рабочие их не хотят по психологическим причинам взять себе в собственность — этого делать нельзя было. Это к гибели страны привело бы.
Поэтому заводы перешли в государственную собственность. Не надо отождествлять государственную и общенародную собственность. Не всегда они синонимы.
И Владимир Ильич объявил о государственном капитализме, как о переходной стадии к социализму. Вот на госкапитализме более-менее выкарабкались, сумели восстановить промышленность до уровня 1913 года. Понятно, не столько на росте производительности, сколько на том, что теперь из промышленности не выводились средства в виде прибыли на развлечения буржуев в парижах.
А большевики тем временем искали и искали способ убедить народ взять в собственность эти фабрики-заводы…
В сельском хозяйстве ситуация была еще более сложной. Если завод государство могло взять под свой контроль, рабочие все-таки работали более-менее компактными группами, бригадира поставили контролировать — и проблема решена, то с крестьянами ситуация иная, к каждому пахарю и пастуху надсмотрщика не приставишь. Да и рабочие все-таки привыкли к труду коллективному, а крестьянин работяга-индивидуалист. Поэтому получилось только создать немногочисленные государственные сельскохозяйственные предприятия — совхозы, насколько предприятий хватило управленческих кадров и сознательных крестьян — столько и создали.
Вот к началу индустриализации страна и застыла в положении, когда промышленность находилась в государственной собственности, а деревня — море единоличников с островками государственных предприятий — совхозов.
И тут большевики, Сталин с соратниками, нашли революционное решение проблемы.
Решение проблемы было и революционным, и гениально простым. Сталинцы отказались от… зарплаты. Собственник должен же получать не зарплату, а доход? Ну, большевики и решили: получайте доход.
Вот именно это и ломало психологию бывшего крестьянина-единоличника, которого уговорами затащили в колхоз. Не сразу, естественно, произошла ломка. Первый год коллективизации крестьяне почти по всей стране вели себя как… как рабочие совхозов и колхозов брежневской поры. Без пинка не шевелились. И остались голодными. Но вот когда они получили на свои трудодни тот доход, который заработали саботируя работу, то в мозгах у них быстро всё прояснилось. Начался бурный рост производительности труда, да еще и механизация добавилась. Кстати, никогда Сталин о зарплате колхозников не говорил, всегда звучало «доходы колхозников». Понимаете?
В промышленности всё случилось даже позднее, чем в сельском хозяйстве, как это ни удивительно на первый взгляд. Просто в небольшом коллективе, каким являлся колхоз, да еще когда происходило наглядное деление натурального продукта прямо на глазах работников — осознание того, что ты получаешь доход, а не зарплату, приходит легче. Да еще крестьянин всегда жил на доходе, ему в кассе зарплату никогда не выдавали, поэтому он врос очень быстро в общественную собственность. И заводом управляла назначаемая администрация, а колхозом — выборная. Колхозник сразу начинал себя чувствовать совладельцем, а рабочий так и продолжал смотреть на начальство по старинке.
И в промышленности уровень разделения труда гораздо выше, оборот капитала более быстрый и то, что видит крестьянин при разделе урожая, от внимания рабочего ускользает. Плюс — рабочие уже традиционно привыкли работать за зарплату.
И даже когда вместо окладов на заводах была введена сдельная форма оплаты труда и премирование по экономическому эффекту, т. е. от зарплаты осталось одно название, ее заменил доход, ситуация почти не менялась. До 1935 года. До Алексея Стаханова.
Алексею его рекорд дался совсем непросто. Дело не в том, что он долго думал, как изменить технологию. Проблема была в другом. Директор шахты послал его прогуляться лесом, когда он пришел к нему со своим предложением. Директор не понимал, что рабочий является уже не наемным работником, а собственником предприятия. Директор также не понимал, что он сам тоже не является наемным работником по Конституции. Он привык сидеть ровно на жопе, получая хорошую зарплату. Ему ровно на пятой точке сидеть не дали, он продолжил сидеть на зоне. А Стаханову дали понять, что он хозяин общенародной собственности. И он получил не зарплату, а то, что наработал, т. е. доход. А это была очень толстая пачка рублей. И еще — орден.
Власть более чем внятно дала понять рабочим, что она хочет их видеть хозяевами общенародной собственности, и подкрепила слова материальными благами.
На государственных предприятиях началось то, что было названо стахановским движением, а по сути — процесс взятия рабочими собственности. Собственность из просто государственной начала стремительно превращаться в общенародную (государственную), как и было декларировано Конституцией…
Последовавший вслед за возникновением стахановского движения на предприятиях общенародной (государственной) собственности стремительный рост производительности труда — это только одна сторона медали процесса. Сразу же вниз полетели и издержки производства, а с кресел директора-управленцы. Кое-кому пришлось и пиджачок поменять на лагерный бушлат. Рабочий, почувствовавший себя собственником, спокойно мимо мешка мокнущего под дождем цемента не пройдет, он сразу направится в кабинет к директору и вынесет ему мозг. Кое-какие директора не успели сориентироваться в политике партии и государства, поэтому рабочему отвечали: «А тебе колышет?». За такие ответы их и привлекали по 58-ой.
Кстати, мне еще посчастливилось застать таких рабочих, «сталинский вирус» очень устойчивым был, если человек им заразился, то это было пожизненно у многих.