Затем занялся стиркой и проверкой рюкзака.
Затем в спальне поднял жалюзи и в квадрат горячего света, падающего из окна на пол, бросил постиранную одежду. Сушиться.
И всё равно у него оставалось масса времени. Пока одежда сушилась, он перетряхнул рюкзак, выбросив из него всё ненужное или испорченное дождями. Потом снарядил все пустые винтовочные магазины, проверил всё оружие. Около системы слежения был телефон. Он поглядывал на него… Казалось бы, чего уж проще, взять трубку и набрать заветные цифры, подождать несколько секунд и, если она дома, услышать её голос. Но нет… Этого делать было нельзя. Ну хотя бы потому, что так он засветил бы укрытие, где сейчас находился.
Тем временем одежда уже высохла, и уполномоченный оделся.
Теперь можно было и поесть, тем более что еды здесь было навалом. Хорошей еды: и вяленого мяса, и мяса мороженого, и отличного гороха быстрого приготовления, и консервированной кукурузы. А ещё его радовали целые ряды консервированных персиков и вишнёвого компота. В общем, тут было чем поживиться.
***
После обеда его снова одолевали мысли, он курил, разглядывая мониторы, смотрел, что происходит на улице, и дремал прямо за столом. И дождался времени, когда комиссар должен был уже появиться. Он закурил.
«Хорошо, что тут есть ванна».
Предстать перед начальником в грязи и пыли ему не хотелось. Вот только… Время перевалило за три часа дня. Улица давно опустела. Люди пережидали жару. Изредка, поднимая пыль, в сторону порта проезжал тягач с каким-нибудь грузом.
А Бушмелёв так и не появлялся. Мог бы и позвонить сюда, что ли. Или прислать кого-нибудь, кого Андрей Николаевич знал и кому доверял бы.
«Может, совещание затянулось… Ну, ничего удивительного, такое случается постоянно».
Потом прошёл ещё час, а начальника всё не было.
«Заседания не могут длиться так долго, комиссарам и трудиться нужно когда-то!».
А к пяти часам вечера Горохов стал понимать, что Бушмелёв вообще может сегодня не появиться. И от этого понимания ему вдруг стало не по себе. Ему нужно было связаться с комиссаром. Но звонить из конспиративной квартиры он не мог. И уполномоченный стал собираться. Рюкзак и винтовку он брать не стал, надел новую маску и новые очки, и всю одежду, что купил утром. Поглядел на мониторы и, не обнаружив ничего подозрительного, покинул своё укрытие.
В порту были забегаловки, но Андрей Николаевич решил пройтись, найти телефон подальше от конспиративной квартиры. И нашёл. То была почти пустая в это время столовая, полдень люди уже пересидели, а коротать вечер было ещё рано. Он, не снимая маски, сразу прошёл в кабинку с телефоном, набрал нужные цифры… Ему не пришлось ждать и секунды. Трубку сняли сразу…
– Алло, – донёсся из динамика голос. Голос человека, произнёсшего одно это слово, был спокоен, даже холоден. Вот только это был не голос комиссара Бушмелёва. Человек, сидевший в кабинете комиссара, бравший трубку телефона, что стоял на столе комиссара, не был Бушмелёвым.
И Горохову нужно было больше информации.
– Я хотел бы услышать комиссара Бушмелёва.
– Боюсь, что это сейчас невозможно, – всё так же холодно отвечал ему человек на том конце провода.
И тут уполномоченный узнал голос говорившего с ним. Это был заместитель комиссара, заместитель начальника Отдела Исполнения Наказаний, полковник Малышев Николай Сергеевич. Отличный специалист, сам в прошлом уполномоченный. У них с Гороховым были хорошие отношения, может, поэтому он и не узнал холодного голоса Малышева. А тот продолжал всё так же холодно и официально:
– Комиссар сейчас занят. А кто ему звонит? Что ему передать?
И тут Андрей Николаевич понял, что Малышев… знавший его долгие годы Малышев, без всяких сомнений, его узнал. Полковник узнал Горохова, но не захотел этого показывать. И все заданные им вопросы – это… предупреждение?!
– Ничего передавать не нужно, я перезвоню через час, – спокойно ответил уполномоченный.
– Да, перезвоните, возможно, комиссар к тому времени освободится, – закончил разговор полковник.
Горохов вышел из забегаловки и быстрым шагом пошёл по улице. Его переполняли эмоции, теперь он и вправду не знал, что ему делать дальше. Он не понимал, как заместитель Малышев, безусловно, человек уважаемый в Конторе, тем не менее мог находиться в кабинете комиссара и отвечать на звонки, что приходили на персональный телефон начальника отдела. Он был в недоумении. И ему нужна была…
Информация!
«Бушмелёв обещал встретиться со мной сразу после важного совещания… И не явился на встречу. На старика это не похоже. В его кабинете сидит его заместитель. С чего бы вдруг? Значит, с самим комиссаром что-то случилось? А что с ним могло случиться?
Почему Малышев, узнав меня, сделал вид, что не узнал? Мог бы сказать, как раньше: «А, Андрей, ты? Здорово!». Нет, он так не сказал. С ним рядом кто-то сидел? Персональный телефон комиссара прослушивали? И, наконец, что…? Что? Что случилось с комиссаром? Он неожиданно заболел? Ну, тут всякое может быть. Человек всё-таки немолодой. Что ещё? Он отстранён? Прямо на совещании проголосовали? Тоже может быть, но с чего бы так вдруг? Ещё что? Ну, и маловероятные варианты: Бушмелёв ранен или убит. Прямо в здании трибунала? Да нет, ну глупость же. Кто осмелится напасть на комиссара в Конторе? А может, он покидал её? Может, всё случилось на улице?».
Уполномоченный остановился в тени одного неприметного дома, в проулке. Да, определённо ему нужно было знать, что происходит в Конторе. Он мог позвонить одному из своих сослуживцев и попытаться всё выяснить, но телефонный разговор не мог быть обстоятельным. Тем более, он не знал, кому можно доверять из тех, чьи телефоны он помнил. А в самом здании Трибунала он, конечно, появляться не собирался. Уж теперь-то, после странного поведения Малышева, – абсолютно точно.
«Кому тут вообще теперь можно доверять?».
Впрочем, один такой человек у него был. И доверять он ему мог. Кажется, мог. И в здание Конторы для связи с ним Горохову заходить было не нужно.
На ближайшем перекрёстке Андрей Николаевич поймал такси и поехал к парому, а переправившись на левый берег, он дал таксисту денег, но при этом попросил подождать ровно полчаса, обещая оплатить простой. После этого пошёл в пыли вдоль дороги и высоких заборов, пока не добрался до нужных ему открытых ворот.
– Куда, куда ты? – пытался остановить его у ворот старенький сторож Севостьянов. Но уполномоченный, знавший его лично, лишь бросил на ходу:
– Я к Кузьмичёву.
– Так записаться в журнал надо, документ показать, – бубнил стрик, но Андрей Николаевич уже, нажав несколько кнопок, открывал дверь одного из боксов с машинами.
Кузьмичёва он нашёл почти сразу, тот с одним из слесарей присел возле разобранной ступицы новенького и недешёвого квадроцикла.
– Василь Андреевич, можно вас на пару слов? – сразу начал Горохов.
– Да можно, в принципе, – отвечал тот, вставая и вытирая тряпкой руки. Он не узнал Горохова в новой красивой маске. И голос его тоже не узнал. – А мы знакомы?
Глава 27
– Знакомы, знакомы, Василий Андреевич, – уверил его уполномоченный, но маску так и не снял. И увидав, как в бокс входят два охранника вместе со сторожем, добавил: – Это я, Горохов, скажи людям, что ты меня знаешь.
– Андрюша! – выдохнул Кузьмичёв. И сразу стал махать рукой охранникам: идите, идите, тут всё в порядке.
Тянуть и болтать по пустякам времени у него не было, и уполномоченный сразу спросил:
– Василь Андреич, а ты ничего не слышал про Бушмелёва? Мы с ним сегодня встретиться должны были. А он не пришёл. Дозвониться до него тоже не могу.
– Андрюша… – заведующий гаражом сделал паузу, от которой Горохову сразу поплохело. – Комиссар умер сегодня днём.
– Что? – больше уполномоченный ничего и спросить не мог. Он ещё не до конца осмыслил услышанное.
– Сердечный приступ… Прямо в кабинете…
– Когда? – до Андрея Николаевича стала доходить суть полученной информации.
– Так днём, говорят, – отвечал ему Кузьмичёв. – Я сам-то не в курсе всех подробностей, мне позвонили из финотдела да сказали: умер, сердечный приступ. Всё. Днём это было. Ещё часа не было.
Старик не явился на назначенную встречу, причина в таком случае должна была быть уважительной. Они и была уважительной. Теперь, мягко говоря… всё менялось. Его доклад на комиссии о делах в Серове явно откладывался. Он взглянул на взволнованного Кузьмичёва, которой мял грязную тряпку в руках, и спросил у него:
– А что про меня говорят? Слышал что-нибудь?
– Ищут тебя, Андрей, – отвечал начальник транспортного цеха Трибунала. – Об этом все говорят последние дни.
– Ищут? А что инкриминируют? – поинтересовался уполномоченный
– Говорят, ты заказы со стороны брал, – поясняет Кузьмичёв. – Говорят, на какого-то из администрации Серова взял заказ, но люди Поживанова об этом узнали и там, в Серове, всех предупредили, говорят, у тебя ничего не вышло и ты скрываешься.
И от этого рассказа уполномоченному поплохело во второй раз за пару минут.
– Заказы со стороны? – только и смог произнести он.
– Андрюш… Ну так говорят, – пояснял ему Кузьмичёв.
– Говорят… – теперь растерянность первых минут покидала его. И он начал возвращаться в своё обычное состояние. И теперь он говорил твёрдо и холодно: – Ты, Василь Андреич, не очень-то верь в то, что говорят. Врут они. Никаких заказов я не брал. А ещё… – он тут делает паузу, – … Бушмелёв никогда на сердце не жаловался.
Конечно, у него была ещё куча вопросов, но, скорее всего, Кузьмичёв не смог бы дать ему на них внятных ответов, а ещё торчать тут дальше было опасно.
– Ладно, Василь Андреич, пошёл я. Бывай… – он уже повернулся и пошёл к выходу, но Кузьмичёв окликнул его:
– Андрюша…
– Что?
– А что делать-то теперь будешь?
– О… Даже и не знаю, – отвечал уполномоченный. – Дел теперь у меня по горло. Даже и не знаю, с чего начинать.
– Ты это, Андрей… Короче… – Кузьмичёв протянул ему руку. – Удачи тебе, Андрюша.