Это был правильный ход, машину непременно будут искать, но, с другой стороны, он заехал слишком далеко, и выбираться из этого района ночью было проблематично. Такси сюда не заезжали или брали двойной тариф и, высадив клиента, убирались отсюда подальше. Так что ему почти сорок минут пришлось прошагать по темноте, по не очень-то спокойным улицам, прежде чем он наконец нашёл нужный ему транспорт.
***
И пока он шёл по темным окраинам Агломерации в поисках такси, у него появилось время обо всём подумать. Нет, он и до этого момента понимал, что его положение очень сложное. Но за последний час… он обрезал все концы, пошёл на открытый конфликт… Правильно-неправильно, это был теперь уже вопрос третий. С одной стороны, он дал тем, кто за ним охотился, отличный предлог подать на него рапорт в Трибунал, подать по-настоящему, как положено, по всем законам. Но Поживанову пришлось бы ещё доказывать, что разборка с Габиевым – это его рук дело. И главное, комиссару нужно было обосновать нападение представителя Отдела Исполнения Наказаний на представителей Отдела Дознания. С чего бы вдруг такая вражда в мирном и спокойном до того заведении? Но Поживанов… Он молодец, он толковый… Эта сволочь придумала бы что-нибудь. Ещё и смерть старика Бушмелёва как-нибудь к делу пришил бы. Прилепил бы, нашёл способ. Вот только не все ему, конечно, поверят.
А кто бы мог встать на защиту Горохова из комиссаров? Ну, наверное, сам Первый. Этот давно не скрывал и от самого старшего уполномоченного, что видит его в руководстве Трибунала.
Вот только добраться до Первого было сложно. Не было у Андрея Николаевича номера телефона, чтобы он мог вот так запросто, без секретаря, без согласований, позвонить первому лицу Трибунала. А через приёмную Горохов звонить опасался. Они Бушмелёва убрали, потому что знали, что он собирается встретиться с лучшим своим человеком на тайной квартире. Значит, слушали телефон комиссара. Кто же после этого гарантирует, что они не слушают телефон Первого? В общем, сейчас ему нужно было, как говорят люди специфических профессий, улечься в барханы. Проще говоря, исчезнуть. На сколько? На месяц? На два? На полгода? Раньше, пока он был один, он мог спрятаться в пустыне… да хоть на год. И никто, никто бы его никогда не нашёл бы. Но теперь у него была женщина, но даже не будь её… У него теперь была ещё и… болезнь.
Болезнь, которая поначалу потихоньку, а потом всё быстрее и быстрее будет отнимать у него здоровье. До тех пор, пока не отберёт жизнь. Цейтнот был одной из причин, которые толкнули его на решение вопроса с Габиевым. Вернее, цейтнот стал катализатором случившегося. Горохов понимал, что придумал визит к нему домой сам начальник Отдела Дознаний, хотел спровоцировать его на необдуманные шаги. А может, напугать думал. Вот и спровоцировал. Вот и напугал.
«Думаю, на такой мой «испуг» эта сколопендра не рассчитывала! Теперь как бы его банда сама не испугалась. Во всяком случае, до них дойдёт, с кем имеют дело. И что близких моих лучше не трогать».
А с другой стороны…
Горохов был уверен, что это был верный ход. Правую руку всемогущего комиссара, посреди города, хлопнул вместе с охраной. Тут всякий из людей Поживанова подумает как следует, прежде чем предпринять что-то выходящее за рамки. А если он ещё спокойно покинет город, это будет большим и очевидным поражением Поживанова. Вот только…
Наталья.
Теперь к ней нельзя. Ну никак нельзя. Категорически. Там его могут ждать, и даже если не ждут… Он может начать волноваться, начать кашлять… Кровью. Такой визит в её положении ей совсем не нужен. Так что придётся Наташе какое-то время держаться самой. Одной.
«Хорошо, если Митяй с Тимкой ей помогут! – но на них он как раз рассчитывал не сильно. – Безответственные, да и Наташу они оба не любили, она же заставляла их держать дом в чистоте, убирать за собой посуду, выметать из прихожей песок, за что же её любить?». Он думал, что нужно ей позвонить, что-то сказать… И тут же отбрасывал эту мысль. Ей же нельзя волноваться. Так что он решает позвонить ей попозже. Когда она выпишется из больницы. Или он выберется из города. И пока как раз это Горохов и собирается сделать. Ему нужно уйти, залечь в барханы… Или… У него был ещё один вариант. И пока Горохов шёл, он его обдумывал. И пришёл к мысли, что сейчас ему не помешают деньги. И поэтому решил заскочить в один тихий бар, в котором один хороший человек, что был многим ему обязан, держал одну небольшую часть его сбережений. Из этого бара он вышел с увесистым свёртком, в котором были золотые и серебряные слитки. Слитки были маленькие, но тянули на вполне себе приличную сумму в восемьсот рублей. Деньги могли ему понадобиться в любой момент. Деньги беглецу всегда необходимы. С этим свёртком в кармане он чувствовал себя поспокойнее. И, пройдя немного, стал искать такси.
***
Он попросил таксиста высадить его в десяти минутах ходьбы от гостиницы и вскоре уже шёл по коридору, разглядывая номера на дверях. У нужной двери он остановился… Прислушался и на всякий случай достал револьвер. Перед тем как постучать, он слегка толкнул дверь… И та сразу поддалась, она не была заперта… Горохов сначала хотел уйти, он даже покосился на соседние двери – не откроются ли и не полезут ли из них люди с оружием…
Уполномоченный даже револьвер поднял, но в коридоре было тихо, двери не открывались, а дверь в номер Миши так и была приоткрыта. И тогда Горохов, заглянув предварительно в темноту помещения, шагнул в номер… И сразу ему многое стало ясно. Несмотря на работающий кондиционер, в комнате висел густой запах серьёзной пьянки.
Уполномоченный прикрыл дверь, запер её и только после этого стал шарить рукой по стене, искать выключатель у входа.
Миша валялся на кровати прямо в одежде.
«Хорошо хоть разулся».
Пыльник не был повешен на вешалку, лежал на стуле, ботинки и портянки валялись возле кровати. Там же валялись две бутылки, в одной было немного дорогой синей водки. Андрей Николаевич глядит на грязные ноги проводника и понимает, что он так и не нашёл времени помыться. Хотя вот прямо тут, в номере, находится кабинка душа, рядом с унитазом. Душ видно, он за пластиковой стеной, от кровати четыре шага. Но нет… Ноги у Миши грязные.
«Человек отдыхает».
Уполномоченный подходит и трясёт Шубу-Ухая за плечо. И тот на удивление быстро открывает глаза.
– А… – пару секунд он смотрит на Горохова и спрашивает пьяно. И, может быть, по маске узнаёт. – О… Андрей, ты?
– Ты идти сможешь?
– Ну смогу, – уверенно говорит Шубу-Ухай, но с кровати не встаёт.
– Ну так вставай. Надо уходить отсюда.
Миша медленно начинает подниматься, он ещё жмурится от света, кряхтит, от него воняет алкоголем, он едва ли проспался; он начинает искать свои портянки и, найдя их, поднимает глаза на уполномоченного и произносит:
– А куда идём-то?
– За веществом, – коротко отвечает Андрей Николаевич.
Миша после этих слов сразу меняется. Он отбрасывает портянки, хватает быстро с пола бутылку с остатками водки…
– Может, тебе хватит? – недовольно спрашивает уполномоченный, но бутылку у Шубу-Ухая не отбирает.
– Это не бухать, это поправиться, – заверяет его проводник и почти мгновенно, едва ли не за пару секунд, выливает в себя добрых граммов сто пятьдесят синей жидкости.
***
Всё-таки Миша пьян после выпитого… Нет, и оделся он нормально, и вещи собрал, но настроение у него было совсем не рабочее. Шубу-Ухай не скрывал своей радости.
– А я всё думаю, придёт-не придёт, волновался, – говорил он, закидывая рюкзак на плечи. И тут он глядит на Горохова и замечает. – О, Андрей, а что это у тебя?
Сначала Горохов не понял, что его интересует, и взглянул на себя. Ах, ну да… Весь его левый рукав и левая часть пыльника в чёрных пятнах…
– Ещё и пыльник у тебя прострелен, – замечает Шубу-Ухай. И добавляет с пьяным участием: – Вон там, под мышкой. Тебя самого-то не зацепило?
– Миша, надо идти, – недовольно говорит уполномоченный. Он не собирается ничего рассказывать проводнику.
– Ага… Так я готов. Пошли, – он берёт своё новое ружьё, что стояло у кровати. Закидывает его за спину и пошатывается. – Ну, я готов, ага, пошли, раз надо…
«Дурак пьяный!».
Андрей Николаевич берёт недавно купленную винтовку, которую проводник забыл у стола. Он вешает её на плечо.
– Пошли.
– Эй, подождите! – кричит им в коридоре женщина. – А номер осмотреть? Номер надо сдать, а перед этим нужно его осмотреть, а то мы вам залог не отдадим.
– Будем номер сдавать? – спрашивает Миша.
– Нет, нам некогда.
Шубу-Ухай оборачивается и кричит ей почти весело:
– Нет, сдавать не будем! Некогда нам!
На улице около гостиницы они почти сразу находят такси, и только тут, когда они уже грузились в машину, Миша замечает:
– А, Андрей, а где твой рюкзак и твоя винтовка?
– Потерял, – коротко отвечает уполномоченный.
– Э-э, – Миша посмеивается пьяным смехом, – потерял… Я тоже один раз всё потерял. Пил тогда неделю, и машину потерял, и оружие… Но ты то ведь не пил. Как тогда потерял?
Горохов не отвечает, а Шубу-Ухай его раздражает, Господи, как он его раздражает. Аж врезать охота.
У Андрея Николаевича самые большие неприятности в его жизни, он недавно убил трех людей, которые скорее всего были его коллегами, а ещё уполномоченный потерял своего командира, которого уважал так, как не уважал никого в своей жизни, а ещё он здорово устал, а ещё волнуется, по-настоящему переживает за свою женщину, а этот дурак пьян и веселится.
Нет, в самом деле охота ему врезать… Вот только бить таких, как Миша, нельзя, Горохову кажется, это всё равно, что бить ребёнка.
– А ты, как я понял, всё это время пил? – с упрёком спрашивает проводника уполномоченный.
– Э-э… Да, попил немного… А что делать-то? Ты сказал ждать три дня.
– И ты начал пить?
– Нет, сначала радио слушал. Еды купил, поел. А потом решил выпить, сначала думал, куплю водки хорошей, её сильно много пить жалко, а потом… – он машет рукой и смеётся. – Потом пошло-поехало. Ну, ты же знаешь…