Им удалось переправиться только к двенадцати часам ночи и без всяких проблем. Здесь, в Агломерации, невозможно было взять и просто устроить такую облаву, какую пережил уполномоченный в Серове. Тут это выглядело бы как минимум странным.
И посему, уже съехав с парома на левом берегу и найдя уголок на большой охраняемой парковке, Андрей Николаевич смог расслабиться и подремать часик, пока Миша не спал. А когда он проснулся, проводник, видно давно ждавший его пробуждения, но не отваживающийся его разбудить, радостно у него спросил:
– Ну что, выпьем по стакану чая и в дорогу?
– Нет, – Горохов взглянул на часы и, разминая затёкшие от сна сидя плечи, добавил: – Надо будет подождать.
– А чего? – не понимал Шубу-Ухай.
– Надо подождать, – повторил Горохов твёрдо, не желая посвящать товарища в свои планы.
– Подождать… Ладно, – согласился Миша со вздохом, – тогда я за чаем пошёл.
– Воды купи и еды, – уполномоченный протянул ему монету, – а ещё конверт и бумагу.
– Ага… Ну, понял… Ещё конверт и бумагу, – для себя повторил Миша, забирая деньги. Он вылез из кабины и пошёл в сторону огней круглосуточного буфета.
А Горохов стал смотреть по сторонам, ища острым взглядом опытного человека что-нибудь необычное в людях или машинах, что были на стоянке.
Нужно… нужно было побыстрее уезжать отсюда. Подальше от города. В безопасные пески. И тут Миша, конечно, был прав. Но уполномоченный не мог просто уехать. Ему нужно было… Нет, повидаться с женой он, конечно, сейчас не мог… Но попытаться хотя бы отправить ей письмо… Честно говоря, Горохов даже в этом сомневался. Ей, в её нынешнем состоянии, когда врач волновался о течении беременности, лучше не получать от него новости. Ведь новости были, мягко говоря, не очень… А ещё при этом их нужно было как-то передать. Как? Квартира и телефон под контролем Поживанова, в этом сомневаться не приходилось. В общем… Что-то нужно было придумать. И он придумал. Тут как раз Миша вернулся с едой, водой, бумагой…
– Конвертов мне два дала, – сказал Шубу-Ухай, влезая в кабину. – Сказала, что у неё сдачи нет.
– Ладно, – ответил уполномоченный и сразу завёл двигатель.
Они выехали со стоянки и поехали в пока что малолюдные промзоны, в которых многие предприятия ещё не работали. Там в тени большого здания, в узком проулке Андрей Николаевич остановился и выключил мотор и фары.
– Поедим тут, да? – уточнил Миша, разворачивая пакеты с провизией, от которой исходил очень аппетитный запах.
– Да, – ответил Горохов; есть ему хотелось, но он не принялся за еду, а взял бумагу и конверты, что проводник положил на приборную доску. Достал фонарик и, закрепив его на панели, вытащил ручку. Ему и вправду хотелось есть, и он поглядел, как Шубу-Ухай пальцами с чёрными ногтями разрывает большую, пышную, жирную и, кажется, ещё тёплую кукурузную лепёшку, как открывает пластиковую банку с обжаренными с луком гороховыми котлетами.
Нет… Это потом.
Сейчас он сконцентрировался на письме. И первым делом решил, как обращаться к Наталье. Андрей Николаевич очень боялся, что слишком ласковое обращение к жене выдаст его расположение к ней, он не хотел, чтобы при попадании письма в чужие руки враги поняли, насколько она ему дорога. Поэтому писал просто:
«Наташа, ты наверное, догадывалась, что я не совсем тот, за кого себя выдавал. Ты умная, всегда понимала, но никогда ни о чём не спрашивала. В общем, сейчас обстоятельства складываются так, что мне придётся на некоторое время исчезнуть. Два, три, четыре месяца меня не будет. Денег на твоём счету у тебя достаточно, можешь также всё забрать с моего, доступ у тебя есть. Может быть, если я не вернусь раньше, от меня к тебе придёт человек. Он скажет тебе что-то, о чём знаешь только ты и я, и ты сразу поймёшь, что он от меня. Можешь ему доверять. Он тебе поможет. Всё, будь умницей и не давай парням спуска».
Больше ничего он в письме писать не стал. Хотя хотел написать очень многое. Нельзя было её подставлять. Но главное, про человека, который знает что-то такое, о чём известно только им двоим, уполномоченный упомянул. Да, главное. Он ещё не принял окончательного решения, но вероятность того, что после добычи реликта он уляжется в ванну с протоплазмой для перерождения, смены корпуса, была очень велика. Это решение было здравым. Новый корпус дал бы ему возможность вернуться за Натальей, не опасаясь преследования своих бывших коллег, а ещё – и, наверное, это было самым весомым фактором – он очень хотел избавиться от грибка.
«Наташе и ребёнку вряд ли нужен харкающий кровью и заразный человек в доме».
Уполномоченный ещё раз перечитал написанное, сложил бумагу и положил её в конверт.
– Всё написал, да? – Миша уже заканчивал есть. Он всю оставшуюся еду разложил на сиденье. – Вот, Андрей, кушай.
Но Горохов не начал есть, а, поглядев на своего товарища, спросил у него:
– Слушай, Шубу-Ухай, когда мы отнесём реликт твоей Церен, я хочу, чтобы ты помог мне… мне, и моей жене, и ещё двум парням уйти на север.
– А чего же… помогу, – сразу согласился Миша; теперь он не просил Горохова не называть его Шубу-Ухаем. Он только расправил пластик над едой, как бы приглашая Горохова уже начать принимать пищу.
– А если меня… не будет, жену отведёшь? Одну. – Андрей Николаевич даже не взглянул на импровизированный стол. Он внимательно глядел на товарища.
– Ну, отведу, – теперь уже не сразу ответил Миша.
– Она будет с ребёнком… С маленьким, – уточнил уполномоченный.
И тут Шубу-Ухай замялся:
– Слушай, Андрей… Понимаешь, идти далеко, нелегко, люди понадобятся… Тут деньги нужны будут.
– Денег у неё хватит, – уверенно говорит Горохов. – Проведёшь её на север?
– Проведу тогда… – отвечает Миша и тут же интересуется: – А ты где будешь?
Андрей Николаевич ему не отвечает, он берёт большой кусок всё ещё тёплой лепёшки.
***
Утро. Уже два часа. Машин на улицах много, в некоторых местах грузовики с трудом разъезжаются. Вскоре станет ещё больше. Надо бы уже уезжать, но Андрей Николаевич ждёт. Миша измаялся, выкурил две сигареты, но ничего у Горохова не спрашивает. Надо ждать, понятно. И уполномоченный ждёт. Хотя…
Это место опасное… Ему перед отъездом нужно отдать письмо для жены. Горохов не мог исчезнуть на месяцы, а может быть, и на полгода, не оставив ей хоть какой-то весточки. По почте отсылать? Исключено. Доверить сыновьям Самары… Подростки, болваны оба. У него были товарищи, которым он мог доверять… Раньше были. А сейчас… Кто их знает. В общем, он не нашёл способа надёжнее, вернее, человека надёжнее, чем тот, которого Горохов дожидался.
Кузьмичёв.
С этим старым мастером он был знаком много лет. Они уважали друг друга и считали друг друга большими специалистами в своём деле. И вот его-то и ждал уполномоченный. Мастер готовил для него и транспорт, и всякое сложное оборудование, если такое было нужно. И ни разу техника, подготовленная Кузьмичёвым для Андрея Николаевича, в деле не подвела.
Ещё не было и половины третьего, а начальник гаража – заранее, как и положено старому работяге, – уже подъезжал по тёмной улице к своему предприятию на стареньком на вид квадроцикле.
Горохов выпрыгнул из кабины прямо в свет фар квадроцикла и быстрым шагом пошёл к нему, махнув рукой: подожди. И Кузьмичёв остановил свою машину. Но дверцы пока не открывал, ждал, пока незнакомец подойдёт поближе. Уполномоченный остановился возле квадроцикла и снял маску. Теперь в свете фар старик мог разобрать его лицо. И лишь после этого Кузьмичёв открыл дверцу кабины.
– Андрей… – теперь он не был так благодушен, как в прошлый раз.
– Да, я, Василь Андреич…
– И чего тебе нужно? – сухо и холодно поинтересовался Кузьмичёв. Так он никогда с Гороховым не разговаривал.
– Хотел попросить тебя об одной услуге… – по инерции начал Андрей Николаевич, уже начиная понимать, что лучше ему этого не делать.
– Об услуге? – завгар так и говорил с ним через щель в двери. Он не собирался выходить из машины. – Ну и чего ты от меня хочешь?
– Слушай, Василий Андреевич, – Горохов сменил тон на настороженный, – я вижу… что-то кажется мне, что ты… зол на меня, что ли…
– Да ну, чего мне на тебя злиться, это сыновьям Габиева на тебя злиться нужно, это у них ты отца убил, – с чуть заметной язвительностью произнёс Кузьмичёв.
– Ах вот ты о чём… – понял уполномоченный. – А то, что подонок Габиев искал мою беременную жену, врывался ко мне в дом, запугивал моих близких, забрал из дома все мои деньги и всё моё оружие, это конечно… так и должно быть?
– Так ты нарушил кодекс сотрудника Трибунала, – ответил ему Кузьмичёв. – Ты брал заказы на людей. Тебя вычислили и начали искать. А ты и озверел.
– А комиссара Бушмелёва тоже вычислили? – уточнил Горохов.
– У него был сердечный приступ, простой сердечный приступ. – пояснил завгар.
– Об этом тебе сам комиссар Поживанов рассказал? – интересуется уполномоченный.
– Почему Поживанов? Об этом Вольский коммюнике по конторе выпустил, там всё, включая отчёт судмедэкспертов.
– И про то, что я заказы левые брал, тоже в том коммюнике было? – спрашивает Горохов.
– Нет, – отвечает ему Кузьмичёв. – Меня после нашей прошлой встречи шесть часов допрашивали четыре человека, двое из которых были комиссарами. Вот тогда Поживанов мне всё про тебя и объяснил. Пришлось объяснительную писать на пять листов.
Этот разговор, с одной стороны… Горохов ощущал в интонациях заведующего гаражом некоторую неприязнь к себе. Но с другой стороны… Кузьмичёв как будто пытался предупредить его. Сказать ему: ни о чём меня не проси, я всё равно обо всём расскажу начальству.
– Ладно, бывай, Василь Андреич, – наконец произнёс уполномоченный. Он повернулся и пошёл в темноту, к грузовику.
– Горохов! – окликнул его Кузьмичёв, наполовину вылезая из кабины. – А о чём ты хотел меня спросить?
– Больше ни о чём! – крикнул в ответ уполномоченный и надел маску: разговор окончен.