«Кто-то тут что-то строил? И кто же? Это какие-то шланги, что ли? Конструкции? Животное? Да нет… Ну какое животное?!».
Он присаживается рядом и стволом обреза тычет в пластик. Пластик твёрдый, вот и всё, что он понял из первого опыта. Тогда уполномоченный начинает аккуратно сгребать с пластика песок.
Ему потребовалось всего несколько движений, и он понял, что перед ним. То были уродливые ступни, отдалённо похожие на человеческие. Горохов начинает руками сгребать песок. И перед ним раскрывается вся картина.
Дарг.
Присел тут, у скалы, и сдох. Мотыль не успел его сожрать до того момента, как он высох. Видно, присел утром, а когда настала ночь и мотыль полетел жрать, он уже был твёрд, как пластик. Ну или присыпан песком.
В общем, теперь он был непригоден даже для трупного мотылька.
Выяснять, отчего сдох этот дарг, Горохов не стал. Пуля, или болезнь, или старость… Чёрт с ним.
Горохов идёт смотреть колёса. С колёсами всё в порядке, скаты не подраны, он старается, бережёт резину, объезжает острые камни. Давление колёса держат. Обойдя машину, он закрывает капот и залезает в такую приятную «прохладу» кабины.
Оглы оборачивается к нему и спрашивает:
– Что ты нашёл там, возле камня?
– Дарг. Дохлый. Высохший.
А Халип Адыль Аяз Оглы ему тут и говорит невозмутимо:
– Дальше их будет больше.
«А, это чтобы я не удивлялся».
– Понял, – кивает уполномоченный. И добавляет: – Постоим тут часик-другой, мотору остыть нужно.
Аяз снова смотрит в стекло и словно не слышит уполномоченного.
Глава 48
Оглы его не торопил. Ну что ж, у Горохова появилось ещё некоторое время, чтобы поспать. И только к семи часам вечера они наконец поехали дальше. Перед этим они ещё раз поели, Андрей Николаевич долил топлива в бак и выпил воды, чтобы не останавливаться ночью. И когда машина отъехала от скальной гряды, он наконец достал одну из своих немногих сигарет.
Но не проехали они и часа, едва солнце коснулось горизонта, как Аяз его попросил:
– Останови машину.
Это были редкие слова от попутчика, и уполномоченный без лишних расспросов выполнил его просьбу. И Халип Адыль Аяз Оглы снова влез на бархан и снова стал таращиться куда-то… Сначала глядел на юг, потом на юго-восток. Так и стоял минута за минутой, не надевая очков. В принципе, солнце уже садилось, но Горохов без очков вылезать из машины не рискнул бы даже сейчас.
«Оглы, конечно, не дурак… нет, не дурак, но меня он всё равно считает тупым… В который уже раз демонстрирует мне эти танцы с бубнами, какой-то волшебный ритуал поиска в песках нужного места. Ну что это… К чему он таращится куда-то целых пять минут? Ничего он там разглядеть не может. Если было бы что разглядывать невооружённым глазом, увидел бы сразу. Что это всё? Глупая показуха или… Или он пытается меня запутать? Чтобы я без него второй раз не нашёл это место?».
Винтовка Аяза так и стоит прислонённая к панели, он не берёт её, когда выходит из машины, и Горохов, наклонившись, взяв её в руки быстро осматривает: оружие в ужасном состоянии; он вытаскивает магазин и уже по его весу определяет – магазин снаряжён не полностью. Уполномоченный бросает взгляд на стоящего на бархане проводника и начинает один за другим выдавливать патроны из коробки. Так и есть, оружие не снаряжено полностью, в магазине было всего одиннадцать патронов из двадцати. Он дёргает затвор, и из патронника вылетает ещё один патрон, а затвор…
На смазку село столько пыли, что силы возвратной пружины не хватит, чтобы вернуть затвор на место.
«Как он вообще стреляет из такого оружия? Как он охотится на варанов?».
Андрей Николаевич сваливает патроны в «подлокотник», что находится рядом с рычагом передач, чуть применив силу, возвращает затвор винтовки в нормальное положение, а саму винтовку снова ставит к панели точно так, как она стояла.
Когда Аяз вернулся в машину, он указал новое направление:
– Нам туда.
– Туда? – переспросил его уполномоченный. И в его вопросе был подтекст: ты серьёзно? Мы почти всю дорогу ехали либо на запад, либо на юго-запад, теперь же ты предлагаешь ехать на юго-восток.
– Да, туда, – подтвердил проводник с этой своей раздражающей невозмутимостью. Все эти подтексты, сарказмы и сомнения уполномоченного он полностью игнорировал.
«Вот почему он не взял Мишу, – стал догадываться Горохов. – Он не хочет, чтобы кто-то лишний знал, где находится место. Миша опытный охотник, скиталец по пескам, может запомнить дорогу, я тоже могу, вот он и меняет в который раз направление. Дурак. Не знает, видно, что я не хуже Шубу-Ухая ориентируюсь в песках, жаль, конечно, что ночью едем, днём я бы больше запоминал, но у меня на всякий случай, помимо хорошей памяти, есть ещё и секстант. Если я выберусь отсюда, то точные данные места я буду знать».
А пока Горохов молча ведёт машину и заодно думает, как начать с Халип Адыль Аяз Оглы новый разговор по душам.
Но время шло, грузовик не спеша пожирал километры, и уполномоченный отметил, что с момента их выезда, за ночь, день и ночь, со всеми остановками и сменами направлений, они прошли больше двухсот двадцати километров.
«Если бы шли по прямой, а не болтались из стороны в сторону… – Горохов прикидывает, – получилось бы километров сто шестьдесят. Наверное».
А через ещё через час, когда машина перевалила через «хвост» одного длинного бархана, фары грузовика высветили…
Три дарга торчали на крутом подветренном склоне бархана, один из них – иссушенный старик с седой шевелюрой, а двое других сидели на корточках, почти касаясь ягодицами песка. Те двое были либо молодые дарги, либо женщины, уполномоченный не рассмотрел; он сразу нажал на педаль тормоза и, как только машина остановилась, воткнул первую заднюю передачу, чтобы уйти обратно за бархан, но тут Аяз проявил неожиданную сноровку, он быстро заговорил:
– Нет… Не нужно.
«Не нужно?».
Горохов выжал сцепление и поставил рычаг на нейтралку. Он поглядел на Оглы, а потом взял винтовку.
– Нет, подожди, – Халип Адыль Аяз Оглы чуть наклонился и дотянулся до его руки. Вцепился в рукав. – Не нужно этого, они нам не опасны.
Но для Горохова эти уверения были не очень убедительны:
– В степи есть несколько правил, – сухо заметил он, тем не менее рукава из пальцев Оглы не вырывал. – Одно из них касается этих…
– Ты только патроны потратишь зря, – продолжал Аяз, – Они скоро умрут сами… Поехали дальше.
Это не в правилах уполномоченного; ну, Гупу он не стал убивать – ладно, она вроде как одомашненная, но этих-то отпускать было точно нельзя. Тем не менее он поставил винтовку на место. Так как это был хороший повод к разговору и так как он видел, что Аяз неравнодушен к даргам, он спрашивает:
– Оттуда ты знаешь, что они скоро умрут?
При этом Андрей Николаевич не торопится включать передачу и ехать дальше, машина так и стоит на месте, урча мотором и освещая щурящихся существ на бархане белым светом своих фар.
– Сильные уходят отсюда сразу, а это всё не получившиеся образцы. Ошибки. Они бродят тут везде и умирают, многие высыхают, как тот, которого ты нашёл у камней, других съедают… – и он повторяет слова, которые уже говорил: – Дальше их будет больше.
– Больше… – повторяет уполномоченный. Он думает, как продолжить беседу. – Значит, их тут кто-то делает?
Но Аяз так и не расположен к рассказам, он наконец убирает свою руку от Горохова и произносит почти просяще:
– Поехали, – и добавляет: – Ты всё увидишь сам.
– Ну хорошо, – Горохов нехотя соглашается, и грузовик наконец трогается с места.
И тут Халип Адыль Аяз Оглы его точно не обманул: в течение одного часа езды им встретились два одиноких дарга, один дарг-подросток и ещё одна самка дарга, и во всех случаях они просто сидели на скате барханов, не пытаясь спрятаться, щурились от света фар и как будто чего-то ждали. Безвольные, аморфные…
«Не бродят они по пескам в одиночку, – думал уполномоченный, вспоминая тех сильных, яростных и жизнелюбивых существ, с которыми ему до сих пор приходилось встречаться в пустыне. – Да, скорее всего это не жильцы».
***
Ещё не было четырёх часов утра, когда Халип Адыль Аяз Оглы снова просил его остановить машину. Признаться, Андрей Николаевич был этому рад. Во-первых, ему самому нужно было выйти из кабины и хоть чуть-чуть размять ноги, а во-вторых, он уже хотел есть. И тут, когда Оглы снова полез на четырёхметровый бархан, уполномоченный вдруг решил пойти с ним. Влез на самый верх и остановился у проводника за спиной.
И едва повернул голову в ту сторону, в которую смотрел Оглы, увидал короткий и тонкий, едва различимый, всполох.
«Что за чертовщина?!».
Он стал приглядываться, понимая, что это ему не почудилось.
«Сезон воды давно закончился, откуда тут молнии?».
Он знал про сухие грозы, случалось в степи такое, но сейчас… Время для них неподходящее. И Халип Адыль Аяз Оглы так и стоит на вершине песчаной волны, глаз не сводит с юга.
И опять что-то полыхнуло вдали. На сей раз Горохов смог разглядеть, что это ровный и тонкий луч, за мгновение унёсшийся в небо. И тогда он снял свои дорогие очки. И тут же увидел следующий всполох. И на этот раз он даже разобрал оттенок луча. Свет был фиолетовый.
– Нам туда? – наконец спросил уполномоченный у своего проводника.
– Туда, – коротко ответил тот.
Горохов поглядел на звёзды и отметил для себя:
«Юго-юго-восток. Как подъедем ближе, координаты зафиксирую секстантом».
***
Когда солнце наконец показало свой край на востоке, они снова остановились. И снова Аяз захотел выйти и постоять на бархане. Горохов тоже хотел выйти с ним, но сначала он решил вытащить из тайника во фляге свой секстант. Теперь он уже не боялся показать этот прибор.
Вот только…
Андрей Николаевич был очень зол, он буквально взлетел на бархан к Оглы, раскидывая песок сапогами, подлетел к ничего не подозревавшему Халип Адыль Аяз Оглы и правой ногой ударил его. Удар был хлёсткий, отработанный и многократно испытанный в деле. Так он бил сзади людей, не ожидавших удара. Бил голенью, с оттягом, сразу под два колена. Даже очень сильный и опытный человек не устоит на ногах после такого, он рухнет на колени. И Оглы, не ждавший ничего подобного, рухнул на песок, и пока он приходил в себя от боли и неожиданности, уполномоченный уже одной рукой крепко держал его за шиворот, а другой подносил и упирал обрез ему в район шестого позвонка. И пока проводник не пришёл в себя, уже спрашивал: