вает их, надевает. С ними всё в порядке. Он берёт винтовку, поднимает баклажку с водой. Всё, пора заняться делом.
– Ты не лежи тут долго без фуражки – схлопочешь тепловой удар, – говорит он, вешая винтовку на плечо. – Лезь в кабину, там кондиционер, аккумулятора хватит ещё минут на сорок. Не скучай тут без меня.
Уполномоченный, не дожидаясь ответа, выходит из тени на обжигающее солнце и идёт к бетонной тумбе, что торчит на расчищенной от песка площадке перед огромной стеной Блока.
Он не может рассмотреть на тумбе никаких кнопок. Пока не подходит ближе. «Кнопка» – это и не кнопка, в общем-то, это всего-навсего просто кусочек бетона, торчащий чуть выше общей плоскости тумбы. Горохов, не раздумывая, прикасается к этому выступу. И ничего не происходит. Никаких ворот в огромной стене перед ним не открывается. И тогда Горохов, вспомнив слова Оглы о винтовке, снимает оружие с плеча и приставляет его к тумбе. «Ну а теперь?».
Он снова нажимает на выступ на тумбе. И под ним как будто едва заметно дрогнула земля. А перед ним… Почти в половине стены огромного здания у основания появляется чёрная щель, и эта щель растёт, открывая проход величиной в полздания.
«Да, кажется, с винтовками туда и вправду не пускают».
Он не собирается экспериментировать и оставляет своё оружие на страшном солнце, а сам идёт к открывающейся чёрной пасти огромных ворот. И останавливается у самого входа.
Наверное, это было что-то нервное, но на самом пороге здания, к которому он стремился почти неделю, его начинает разбирать кашель. Приступ приходит внезапно. И проходит весьма не сразу. Ему потребовалась почти минута, чтобы выплюнуть из себя все кровавые сгустки.
«Будем надеяться, что у пришлых здесь нет камер слежения и они всего этого не видели».
Горохов выпивает воды и надевает респиратор.
Оглы и тут не соврал, там, уже внутри здания, есть такая же бетонная тумба, как и у входа.
«Значит, можно и выйти отсюда».
Только после этого он переступает «порог» здания и входит в Блок.
И ещё до того, как огромные ворота за ним стали опускаться, он услышал очень знакомый и очень неприятный щелчок. Не узнать этот звук он не мог.
«Вот зараза!»
Так щёлкает дозиметр; пока щелчок был единичный, возможно, тут чуть повышен фон. И тут из дозиметра доносятся ещё три щелчка, один за другим.
Как бы там ни было, торчать тут истуканом резона не было. Вот только после того, как за ним опустились ворота, света стало мало, и Горохов снимает свой дорогой «Спектр» и прячет очки в нагрудный карман пыльника. Вот, так лучше.
Он сразу замечает рядом с собой… да нет, повсюду… тёмные овальные баки, а к ним тянутся провода, провода, или, может, это тонкие трубки, есть, правда, и толстые. В прошлый раз, когда он был на базе пришлых, так с такими же проводами и трубками были ванны, в которых кого-то выращивали. Андрей Николаевич не сомневается, что в этих баках тоже кого-то производят. Да, именно производят, только в отличие от прошлого комплекса в этом всё развёрнуто по-крупному, в промышленных масштабах.
На всех баках светятся полосочки-индикаторы, эти полосочки и есть главный источник света. А прибор измерения радиационного фона снова начинает щёлкать, он словно напоминает ему: пока ничего страшного, но просто стоять тут не надо.
Да, не надо. Ещё и жара тут нестерпимая. Он глядит на градусник: семьдесят один! А справа от него, в месте, где не было овальных баков с трубками, какие-то кучи; он приглядывается и понимает: это аккуратно сложена пара сотен сушёных даргов.
«Приготовили на переработку. Не попасть бы в эту кучу. В общем… нужно идти; как там говорил Оглы – дорога пойдёт вниз и в конце будет свет. Вон он, кажется».
Тут Андрей Николаевич открывает баклажку и выливает себе на плечи и голову немного воды.
«Ну всё, стоять и тянуть время… даже и причин нет».
И он двинулся вдоль бесконечной череды баков, на ходу, скорее машинально, чем обдуманно, откидывая полу пыльника и взводя курки на обрезе. На всякий случай. Потом он трогает револьвер и потряхивает левой рукой: на месте ли пистолет в рукаве? Когда всё его оружие оказывается там, где оно и должно быть, ему становится легче.
«Ладно, как-нибудь выберемся…».
А дорога между баками и вправду с уклоном, идти вниз легко. Было бы легко, если бы с каждым сделанным шагом дозиметр не трещал всё чаще, всё настойчивее.
Он останавливается и смотрит назад, смотрит на тумбу с кнопкой.
«Надо было сразу проверить, откроются ли ворота».
Но возвращаться назад – нет, Андрей Николаевич снова идёт вниз мимо бесконечных баков. Теперь пошли баки побольше, полоски на них светятся иные. А впереди, внизу, уже отчётливо видится большое светлое пятно.
Снова трещит дозиметр. Да, чем ниже он спускается, тем чаще раздаются щелчки. Он уже не сомневается: когда он спустится в светлый зал к резервуару, там радиационный фон будет превышать норму – вот только насколько?
Он глядит на термометр и невольно замедляет шаг.
Семьдесят три!
Это реально жарко. Даже для него. Он переключает в респираторе вторую скорость, теперь нагнетатель загоняет в маску воздух быстрее, теперь он чуть прохладнее окружающего. Да, так ему дышится полегче. А главное, у него ещё есть одно положение, тогда респиратор будет загонять воздух ещё быстрее, но встроенный в маску аккумулятор на третьей скорости долго не протянет. Поэтому пока так.
«Так, растягивать это удовольствие что-то не хочется. Нужно закончить всё побыстрее».
Он заставляет себя ускорить шаг и уже через минуту может разглядеть, что вход в светлый зал весь… Сначала он думает, что там, вокруг входа, собралось большое количество чёрных труб. Они извиваются, укладываются в петли, расползаются от света во все стороны, там же, среди чёрных труб, возвышаются большие баки, которые в два раза выше тех овальных баков, что он видел на входе и на спуске. Он не сомневается:
«В этих кастрюлях растят кого-то крупного».
Он снова машинально откидывает полу пыльника и снова трогает пуля. Наличие хорошего оружия, проверенного и мощного оружия его всегда успокаивало. И он снова прибавляет шаг. И тут, когда Андрей Николаевич подходит ближе, он узнаёт эти чёрные… трубы! Уполномоченный видел их, он принял их тогда за остовы каких до черноты, до углей обгорелых деревьев, с которых он собрал своё первое вещество.
«Оказывается, это трубы, в тот раз зачем-то поднявшиеся на поверхность».
Ладно, надо идти, и он идёт, хотя счётчик-прищепка на воротнике пыльника уже не умолкает, трещит, трещит и трещит… Горохов даже не хочет глядеть на его экран. Он и без этого знает, что фон уже превышен. И значительно. А тут ещё уполномоченный почувствовал, что ему жарковато. Мягко говоря. Он кидает взгляд на термометр.
Семьдесят шесть. Впрочем, ничего удивительного, Оглы говорил ему, что в зале будет жарко. Он для этого и воды с собой взял запас.
Андрей Николаевич наконец подходит к большому проёму без двери. Тут он снова вспоминает про свои очки, так как свет из зала буквально слепит его, и это при том, что он ещё туда даже не вошёл. Горохов надевает свой «Спектр», снова открывает баклажку и снова выливает на себя немного воды.
Теперь ему ясно, откуда тут столько света. Сначала он подумал, что потолка просто нет, но потом понял: над огромной залой лежит большое стекло. Кое-где на нем виден песок, ветер туда нанёс. Сам зал неровной, округлой формы, и стены тут из того самого «горелого» материала, что и чёрные трубы перед входом. Солнце через стекло проникает в зал, тут очень светло, а ещё, едва он сюда вошёл, дозиметр перешёл на новый уровень оповещения. Теперь он издавал не щелчки, теперь гудел ритмично с интервалом в несколько секунд. Горохов уже знал, что тут, в этом зале, фон представляет опасность для здоровья.
Семьдесят семь!
Нужно было искать резервуар, но вот как раз резервуара в зале не было. Посреди зала был какой-то бортик, типа борт небольшого бассейна глубиной в полметра. Этот бассейн с бортиком располагался как раз под самым солнцем, что проникало в зал через стеклянную крышу. Но вот только в бассейне ничего не было, он был абсолютно пуст.
«Наврал, что ли, Оглы, где тут резервуар?».
Горохов ставит наполовину пустую баклажку на пол рядом со входом и идёт дальше.
Глава 51
Он бы и не догадался поискать в бассейне, но ведь Оглы говорил ему, что вещество будет в большом светлом зале. И он приближается к огороженному полуметровым бетонным бортиком пространству. И…
Это и был резервуар. И вещество было в этом бассейне за бортиком. Просто оно было очень чистое, абсолютно прозрачное и не давало никаких бликов, поэтому издали этот открытый резервуар казался пустым.
А на самом деле за оградой из бетона была масса вещества. Оно занимало сантиметров двадцать от глубины в полметра.
«Да тут его вёдрами можно черпать. Оглы болван, дал мне эти склянки».
Горохов лезет в левый карман пыльника, там рядом с тяжёлой гранатой лежит коробочка с пробирками. Он достаёт её, встаёт одним коленом на бортик резервуара и, раскрыв коробку, достаёт первую пробирку.
Он погружает её в вещество, и оно само, реально само протекает в стеклянную ёмкость. Теперь у Горохова нет сомнений: это оно, то, за чем охотилась сумасшедшая Кораблёва, гробя своих людей, то, о чём так мечтала хитрая и злобная Люсичка-Церен. Это Реликт.
Он прячет первую пробирку и достаёт вторую, потом третью, ему нестерпимо жарко, термометр показывает уже восемьдесят один. Дозиметр перешёл на новый, ещё более тревожный уровень оповещения, но Горохов продолжает заполнять пробирки, оторвавшись лишь на секунду, чтобы перевести переключатель нагнетателя респиратора на последнее, самое последнее положение.
Андрей Николаевич, заполняя последнюю пробирку, вдруг думает, что у него там, у входа в зал, осталась баклажка. Если из неё вылить оставшиеся там полтора литра воды да зачерпнуть ею вещества…
В принципе, ему кажется, что у него должно хватить сил на эту операцию, а вода у него ещё во фляге есть, полная фляга, и на всякий случай у него есть таблетки от перегрева, да и стимуляторы имеются. В общем, идея не кажется ему невыполнимой, ну а жара с радиацией… Не так уж всё ещё и страшно…