Рогачев. Улица в ясный день. 1948–1950. Холст, масло. 23×31,5.
В эвакуации, как и дальше, на протяжении всей своей жизни, Каплан отвечал на житейские невзгоды резкой сменой художественного языка, формальными поисками. В эвакуации он нарисовал серию акварелей «Чусовской завод» (1943), совершенно не похожую на его довоенные работы. Он создал образ дымного заводского Урала, пронзительного мира, в котором царствуют холод, беда и железо. Во всем дальнейшем творчестве Каплана оппозиция зима – лето будет одной из основных. В Рогачеве, в мире еврейской литературы, в мире детства и юности, царит вечное лето (этюд маслом «Рогачев. Улица в ясный день»), в Чусовом и в послеблокадном Ленинграде – почти всегда зима, холод, снег или дождь (акварель «Чусовской завод»).
Чусовской завод. 1943. Бум., акв. 20,5×29,5.
Вернувшись в Ленинград, Анатолий Каплан очень быстро создал и почти мгновенно издал папку литографий «Ленинград» (Ленизо, 1944), посвященную теме восстановления города. Об этом говорят сами названия графических листов, например, «Засыпка траншей на Марсовом поле» или «Ремонт решетки Кировского моста». В папку была вложена восторженная статья-предисловие В. М. Конашевича. Конашевич отметил главное в художественном языке Каплана: обращение к той или иной технике всегда связано у художника с тем, что только в этой технике, и ни в какой иной, может быть во всей полноте воплощен его художественный замысел. Он писал: «Его <Каплана> листы неповторимы ни в каком другом материале: это подлинные литографии»[112]. Именно эта серия принесла Каплану первый успех.
Затем отдельной папкой под названием «Восстановление Ленинграда» (Худфонд, 1946) были изданы литографии 1945–1946 годов. За этой серией последовала еще одна «Пейзажи Ленинграда» (Худфонд, 1949), содержащая новые ленинградские работы художника. В 1950–1953 была подготовлена, но так и не издана странная серия цветных литографий «Революционные памятники Ленинграда». Отдельные литографические листвы с видами родного города художник продолжал создавать вплоть до 1956 года, среди них такие шедевры, как «Буксир» (1955). После 1956 года художник к ленинградской теме не обращался.
Наиболее репрезентативное издание ленинградских литографий Каплана собрано в недавно выпущенном альбоме «Ленинград»[113]. В нем представлены не только все без исключения «ленинградские» работы Каплана, но и масса карандашных подготовительных эскизов. Таким образом, благодаря этому альбому можно обозреть «ленинградские» работы Анатолия Каплана как целое.
«Ленинградский цикл» начинается непосредственно там, где заканчивается «эвакуационный». Достаточно сравнить акварель 1943 года «Улица в Чусовой» с одной из первых «ленинградских» работ, созданной в 1944 году литографией «Зима 1944 года». Поражает композиционное сходство. И в той и в другой работе люди бредут по снегу среди деревьев, похожих на перевернутые голые веники. Над ними громоздятся непропорционально большие – в две трети листа – строения. Но «ленинградский» лист имеет одно существенное отличие: дело происходит в темноте. Ночной мрак подчеркивают горящие фонари. Вообще, отчаянная, пусть и тщетная борьба с мраком становится главным тропом всего каплановского «Восстановления Ленинграда».
Улица в Чусовой. 1943. Бум., акв. 20×29.
Характерно, что в тот же период, во второй половине 1940-х гг. Каплан постоянно ездит на этюды в родной Рогачев и создает массу очень ярких пленэрных пейзажей маслом. Рогачев – только цвет, масло и летние холсты. Ленинград – только черно-белые, литографические, зимние листы. С одной стороны, художник переводит разговор на уровень зримых, просто считываемых символов, с другой, конкретная изобразительная техника обладает совершенно определенной семантикой.
Ленинградская ночь может быть романтической ночью полнолуния, как, например, на знаменитом листе «Канал Грибоедова» (1944), ставшем «визитной карточкой» всей серии. Грифоны на Банковском мосту показаны в странном ракурсе – вполоборота сзади. Кажется, что взглянуть в лицо этим стражам гиперборейского золота невозможно, так они, должно быть, страшны. Еще более «ночным» выглядит Ленинград в работе «Затемнение города в дни Отечественной войны» (1945). Самый освещенный участок города, угол Невского и канала Грибоедова, тонет во мраке. Единственное освещение – полная луна, мучительно пробивающаяся сквозь тучи. Массивы Казанского собора и Дома Зингера нечеловечески огромны по сравнению с мерцающими во мраке фигурками людей.
Зима 1944 г. 1944. Литография, 42×32.
Вообще, ленинградские здания предстают у Каплана не творениями рук человеческих, а элементами романтического природного ландшафта. Это не столько дома, дворцы и соборы, сколько горы и скалы. Разрушенный вражеской бомбой дом (литография «На улице Петра Лаврова», 1944) предстает не столько зданием, нуждающимся в реставрации, сколько пейзажем горной осыпи. Маленькие и редкие человеческие фигурки, появляющиеся среди «каменных громад», подчеркивают одновременно и «природность», а не «рукотворность» этого ландшафта, и его малую пригодность для человеческой жизни.
Обобщая, следует сказать, что послеблокадный Ленинград, воссозданный в литографиях Каплана, это город прекрасных, почти нерукотворных построек, которые, даже частично разрушенные, не могут быть уничтожены или стать хуже, как не могут быть разрушены горы. Кажется, эти дивные и грозные постройки и памятники построены не людьми, во всяком случае, не теми немногочисленными людьми, которые сейчас копошатся у их подножия, ремонтируя, разбирая завалы, проводя электричество. Кажется, что эти крохотные человечки, героически осваивающие доставшийся им ландшафт (природный, культурный?), не имеют никакого отношения к тем исполинам, которые населяли город до войны, а потом исчезли.
Канал Грибоедова. 1944. Литография, 44×36.
Что еще, кроме ночи, бывает в «каплановском» Ленинграде? Как правило, плохая погода. На большинстве литографий, если только дело происходит не ночью, то либо идет густой снег (например, литография «На канале Грибоедова», 1945), либо хлещет дождь (литография «Ремонт троллейбусных путей», 1945).
Что еще? Дым. Над реставрируемым городом клубами вздымается дым. Особенно часто он связан с конкретной технологической деталью – дым идет от костров, на которых разогревают котлы с асфальтом для починки улиц и площадей, как это изображено художником в работе 1945 года «Варят асфальт». Героические женщины, работающие у асфальтового котла, напоминают различные классические картины на тему «Кузница Вулкана», например, «Кузницу» Луки Джордано. Но и эти могучие женщины выглядят ничтожными карлицами на фоне преувеличенно огромного памятника Николаю I на литографии 1944 года «Исаакиевская площадь». Это вариация на уже упомянутую выше тему. Вновь заселяемый и осваиваемый Ленинград – это, если не горный массив, то Рим с его колоннадами и конными статуями. Пусть Рим был оставлен римлянами, но время и война не властны над его циклопическими памятниками. Новые жители – это совсем не те люди, которые построили Санкт-Петербург (Город Св. Петра, очередной Рим), они мельче, слабее и, в этом смысле, гораздо больше люди, чем населявшие его когда-то исполины. Эти слабые и замерзшие создания обживают город для себя, но не могут его – прекрасный от природы – ни улучшить, ни украсить. Мифологическую мысль о том, что железный век пришел на смену веку героев, ярче всего иллюстрирует литография «Реставрация» (1953), где позы людей на лесах повторяют позы скульптур на рельефе фасада, рядом с которым они стоят, но только скульптуры, очевидно изображающие «древних обитателей» города, ровно в два раза крупнее современных людей. Интересно, что на выполненных с натуры подготовительных карандашных эскизах к литографии «Реставрация» никаких скульптурных гигантов нет. Таким образом, именно на этом листе мифологема о городе исчезнувших исполинов выражена особенно ярко.
Первая забота ремонтников – дать городу свет. Героическими усилиями маленькие люди тянут провода (литография Исправление электросети», 1945) или устанавливают фонари (литография «Ремонт фонарей», 1945), преодолевая холод, мрак и непогоду. Крохотные фигурки стоят на шатких лестницах. Их хрупкость подчеркнуто контрастирует с окружающими темными громадами домов и соборов.
Ремонт фонарей. 1945. Литография, 42×34.
Наконец свет дан! Именно так называется одна из литографий Каплана («Свет дан», 1945). Само это восклицательное название, как всегда у Каплана, который был внимателен к заглавиям своих работ, значит многое. Но фонарь безуспешно борется с мраком, окутывающим массив Инженерного замка. Блокадный мрак по-прежнему таится между громадами дворцов и памятников. Маленькому человеку предстоит обжить этот холодный мир, укоренится в нём, залатать его раны и пробоины, но этот мир зимнего, снежного, дымного Ленинграда построен не им, а его подлинные хозяева ушли навсегда.
Вадим БассВоображаемый монумент:о двух мемориальных проектах 1940-х годов
В архитектуре памяти, как и в других сферах, блокадное «после» начинается буквально в начальные месяцы войны. В этом отношении мемориальные проекты ленинградских авторов были частью общего процесса, общего стремления зафиксировать разворачивающуюся историю в формах памятников, которые следовало возвести после ожидаемой победы. Находясь в осажденном городе, архитекторы разрабатывают новые сооружения на месте разрушенных и целые ансамбли (которые складываются в новый «триумфальный» Ленинград, так и оставшийся на бумаге, но отчасти напоминающий самые масштабные из послевоенных реконструкций советских городов), участвуют во всесоюзных и ленинградских конкурсах на проекты мемориалов самого разного масштаба, от грандиозных пантеонов до небольших памятников на воинских могилах. Эти сюжеты рассматриваются в публикациях Ю. Ю. Бахаревой, посвященных архитектурным конкурсам в блокированном Ленинграде, в статьях Т. В. Ковалевой, в монографиях Л. Киршенбаум и С. Мэддокса. Кроме того, предложения ленинградских авторов затрагивает Т. Г. Малинина в работах, посвященных советской архитектуре (в т. ч. проектам мемориалов) военных лет.