артиллерия особенно активно обстреливала Ленинград. Мирный шахтёрский праздник в Германии из-за войны был почти забыт. Буффу, как и сотням тысяч других немецких артиллеристов, святая Барбара не помогла. Он погиб под Ленинградом осенью 1942 года.
Лееб:
Командование 16-й армии доложило, что сможет удержать Тихвин лишь в том случае, если подойдут новые подкрепления. Оно надеется завтра нормализовать обстановку под Тихвином и приступить к ликвидации вражеских сил юго-восточнее от него.
Буров:
В Ленинграде по-прежнему тяжело. От авиабомб и артиллерийских снарядов сегодня погибло 47 ленинградцев, 144 человека ранено.
Автор:
Одна из особенностей событий под Ленинградом в этот период отражена в книге немецкого военного врача Х. Киллиана «В тени побед». Он пишет, что русские выжидали, пока не замерзнут реки и болота, а затем под защитой тумана при крепчайшем морозе осуществили прорыв. Для Киллиана как военного медика фактор русской зимы являлся определяющим. Ему ежедневно приходилось ампутировать отмороженные конечности у немецких солдат, не привыкших к экстремальным минусовым температурам и не имевшим теплого обмундирования.
Главное всё же было не в морозах, а в другом. Освобождение Тихвина приближали свежие советские сибирские дивизии, изменившийся моральный дух войск и налаженное управление частями.
Лееб:
При существующем соотношении сил Тихвин долго удерживать не удастся. Это сопряжено с большими потерями. Можно удерживать позиции не более двух-трёх суток. Командир 39-го корпуса считает единственно разумным решением отход за реку Волхов.
После разговора с начальником штаба группы армий «Север» решено отложить вопрос о сдаче Тихвина до исхода суток сообразно с результатами атаки в «Бутылочном горле» под Шлиссельбургом. Там необходимо выправить положение.
Буров:
Принято постановление о снабжении населения кипятком. Топлива не хватает, и людям порой не на чем даже вскипятить чай. Литр кипятку стоит 3 копейки.
Движение по Ладоге перенесено на новую трассу – третью за минувшие две недели. Лёд не выдерживает интенсивного движения грузовиков. Из-за этого, а также из-за обстрелов и бомбёжек потеряно 126 автомашин.
Сегодня авианалётов на Ленинград не было. Артиллерийский обстрел длился в общей сложности десять с половиной часов. В городе разорвалось более 200 снарядов.
Скрябина:
Ночью пришлось пережить нечто такое, чего до сих пор не было. Я легла спать около десяти часов вечера. Выключила радио, как это обычно делаю, чтобы не слышать гудков тревоги, потому что в последнее время чувствую, что силы начинают покидать меня.
Я не в состоянии проводить вечера и часть ночи на стуле в подвале, качаясь от сна. Из-за этого у нас уже было несколько неприятных разговоров с двоюродной сестрой Людмилой, которая живет у нас и спит в соседней с моей комнате.
Она боится проспать тревогу. При первых сигналах она мчится в подвал, забирая обоих детей. Вчера она не заметила моего манёвра и улеглась спать.
В одиннадцать я проснулась от страшного грома и треска. Решила, что дом рушится, и мы все гибнем под его развалинами. Порыв ветра сорвал занавески. Со стен посыпались картины и портреты. На улице были слышны чьи-то крики о помощи. Я вскочила с постели, схватила спящего Юрика, готова была бежать с ним куда угодно, не сознавая даже, куда можно бежать. Очутилась в коридоре. Там царило полное смятение. Люди бегают, кричат, плачут – ничего нельзя понять. Через несколько минут выяснилось, что бомба попала в соседний дом. Во всём квартале выбиты окна, вырваны рамы и двери. Много убитых и раненых. Все трудоспособные люди из нашего дома побежали оказывать помощь пострадавшим.
У нас внизу, в подвале, оборудовали нечто вроде пункта первой помощи. Вносили стонущих раненых людей. Были собраны дети со всего квартала. Они кричали и плакали. А сигналы всё продолжались, бомбы сыпались без конца.
Только в два часа ночи мы вернулись в свою квартиру. Она стала неузнаваемой. По всему фасаду были выбиты окна, пол засыпан осколками стекла. Холод такой, как на улице. Спать негде. Еле устроились на кухне и в коридоре. До утра не сомкнули глаз.
Ко всем невзгодам прибавилась ещё одна – полная тьма. О том, чтобы вставить стёкла, нечего было и мечтать. Уже давно Ленинград забит фанерой. А мороз жестокий, дрова все вышли. Как сможем обогреть свою квартиру? Ведь единственное, что у нас оставалось – это уютные комнаты. Теперь лишились и этого. А что ещё суждено пережить?
Буфф:
У меня всё в порядке. Но ужасно холодно. Минус 20 градусов. Мёрзнут ноги. На фронте стало, кажется, оживлённее. Других изменений нет.
Автор:
О «Невском пятачке» спорят до сих пор. В 90-е годы активно утверждалось, что он вообще был не нужен, огромные потери советских войск на нём были напрасными. Лееб своими записями по существу опровергает данные высказывания. Его решение «отложить вопрос о сдаче Тихвина до исхода суток сообразно с результатами атаки под Шлиссельбургом» говорит о том, насколько важным в тот момент был для немцев этот участок на южном берегу Ладожского озера. Неудачная атака немцев в «Бутылочном горле» ускорила их отступление из Тихвина, поскольку им не удалось высвободить оттуда резервы для последующей переброски в восточном направлении.
6 декабря 1941 года Великобритания объявила войну Финляндии, но к боевым действиям так и не перешла. Финны также не обостряли ситуацию и продолжали бездействовать под Ленинградом. Командование Ленинградского фронта встретило английскую инициативу с радостью. Из 23-й советской армии, дислоцировавшейся там, теперь можно было изъять ещё несколько частей для использования на других участках фронта.
Скрябина ошиблась. Воздушных налётов в эти сутки не было. На Западе дневник Скрябиной широко известен, по нему ориентируются иностранные исследователи ленинградской блокады. Исторические неточности записей Скрябиной в этом плане вызывают большое сожаление, к ним не ощущаешь полного доверия. Кроме того, чувствуется желание автора сделать дневник художественным произведением. Дневник корректировался Скрябиной в послевоенное время, автором была сделана соответствующая литературная правка. Тем не менее, этот дневник интересен и важен описанием жизни и настроений жителей города на Неве, не поддерживавших советский режим. Раньше записи такого рода были недоступны для чтения. О схожих настроениях повествует сборник «Блокадные дневники и документы», вышедший в издательстве «Европейский Дом» в 2007 году. За свои нелицеприятные оценки политического характера авторы были арестованы органами НКВД и расстреляны. Скорее всего, такая же участь постигла бы и Скрябину, если бы её дневник стал известен.
Лееб:
В 19.04 я доложил фюреру по телефону следующее: «С большой болью вынужден сообщить, что Тихвин, которым мы овладели несколько недель назад и который затем удерживали, нам, к сожалению, придётся сдать. Возникает опасность окружения наших войск».
Решение о сдаче Тихвина далось мне очень тяжело. Ведь не кто иной, как я сам 26 октября просил фюрера не прекращать операцию против Тихвина. Напротив, я настоятельно просил всё сделать для её продолжения. Вдвойне больно, так как тогда удалось бы избежать многих потерь.
Группа армий «Север» – сейчас единственная кризисная точка Восточного фронта. Речь идет о сохранении возможности продолжить «восточный поход», соединившись с финнами. Ускорить это хочет и финский маршал Маннергейм. Речь идёт также о сохранении дальнейшей осады Ленинграда. В случае если удастся прервать сообщение противника по Ладожскому озеру, капитулирует и сам Ленинград.
Буров:
Прорвав оборону противника на линии железной дороги Тихвин – Будогощь, наши войска вышли к Ситомле. Тихвинская группировка фашистских войск рисковала оказаться отрезанной. Маневрировать резервами враг не имел возможности – этому мешало наступление наших войск под Москвой. Противнику ничего не оставалось, как бросить под Ситомлю часть сил из-под Тихвина. Этим не преминули воспользоваться наши части. Они усилили нажим на Тихвин.
В Большом зале филармонии состоялся концерт. Исполнялась увертюра Чайковского «1812 год».
В Театре музыкальной комедии шли «Три мушкетёра». Во время спектакля от истощения умер артист хора А. Абрамов.
Скрябина:
До чего больно смотреть на стариков и старушек, живущих в нашей квартире. Бывшая домовладелица, Анастасия Владимировна, которая критически улыбалась в первую ночь войны, теперь медленно умирает. Хотя она всё ещё полна надежды, что переживёт эти страшные дни.
Больше всего она боится, что нам удастся, тем или иным путём, эвакуироваться, а она останется одна. Ведь пока мы здесь, она получает свою тарелку супа. Я приношу ей и микроскопическую порцию хлеба, за которым стою в очереди. Таким образом старушка может существовать. Если мы уедем – ей конец. Несмотря на своё, казалось бы, обречённое положение, она всё же не хочет умирать. Она ждёт конца войны, то есть победы Германии.
Есть у нас и другая старушка – эстонка Каролина. Когда-то она служила в качестве экономки у одного русского князя. Теперь она получает пожизненную пенсию от бывшего управляющего этой бывшей княжеской семьи. Пенсия даёт ей возможность безбедно существовать на протяжении всех послереволюционных лет. Кроме этой пенсии она получает ещё советскую – четырнадцать рублей в месяц. Этих рублей хватает на уплату комнаты и электричества. Но благодаря заграничной помощи у старушки достаточно денег.
На днях, узнав, что на рынке можно достать хлеб «по-чёрному» (600 рублей килограмм), она попросила, чтобы ей его раздобыли. После того, как я исполнила её просьбу, произошла трагедия: хлеб был нарезан ломтиками и положен на плиту, чтобы получились гренки, а девчонка-соседка несколько ломтиков стащила.