Нет, я не буду вспоминать даже его имя. Его больше не существует. Иногда я думаю, а существовал ли он вообще. Мне нравится притворяться, что я выдумала его, что это фантазия девочки-подростка, созданная для того, чтобы убежать от реальности. Но потом я смотрю на миссис Джеймсон, его мать, и понимаю, что это не так.
На кончике моего языка вертятся вопросы о нем. Как у него дела? Ему все еще больно, как и мне? Скучает ли он по мне? Думает ли он обо мне?
Но я этого не делаю. Вместо этого я закрываю глаза и считаю до шести. Это мое магическое число, и я не собираюсь анализировать, почему именно оно успокаивает меня, когда я в самом плохом состоянии.
Я слышу шаги миссис Джеймсон, направляющейся к двери. Затем раздается тихий щелчок, который говорит о том, что она ушла. Но когда открываю глаза, она все еще здесь. Она возвращается к моей кровати и берет меня за руку. Я готовлюсь к тому, что сейчас произойдет.
― Монтана, милая, я только что прочитала твою карту. Это не первый несчастный случай, который с тобой произошел.
― Я всегда была неуклюжей, ― говорю я, избегая встречаться с ней взглядом.
— Это немного больше, чем просто неуклюжесть. Что происходит?
— Это был несчастный случай, ― говорю я ей.
― Монтана, я могу тебе помочь. Кто бы это ни сделал, это ненормально. Ты не должна позволять этому происходить с тобой. Пожалуйста, позвольте мне помочь.
― Миссис Джеймсон, это был несчастный случай. ― Мой голос срывается, когда я добавляю: ― Пожалуйста, не нужно никому рассказывать о ваших предположениях.
― Я принесу тебе что-нибудь от боли. ― Я не упускаю из виду, что она не пообещала хранить мой секрет, прежде чем уйти. ― Я сейчас вернусь.
Когда она уходит, одинокая слеза скатывается по моей щеке. Она ошибается. Она не может мне помочь. Никто не сможет. Есть только один выход из этого положения — это смерть. Я знаю, что мое время на исходе, и когда это случится, со мной все будет в порядке. Я буду с братом.
Я оцепенело смотрю на дальнюю стену, когда чувствую, что кто-то снова стоит рядом со мной.
— Это снотворное, от него ты захочешь спать. Не сопротивляйся. Твоему телу нужен отдых, чтобы восстановиться. ― Миссис Джеймсон вводит в капельницу прозрачную жидкость. Я не утруждаю себя расспросами, что это, потому что мне все равно. Все, что погрузит меня в черную бездну небытия, меня вполне устроит.
Я подпрыгиваю от звука поворачиваемого в двери ключа. И бросаюсь убирать учебники, разбросанные по гостиной. У меня их не должно быть. Я должна была бросить колледж.
Я не могу быть хорошей девушкой, если мое внимание разделено между ним и чем-то еще. Он заслуживает девушку, которая будет поддерживать его, а не ту, которая думает только о себе. Я знаю это, и я стараюсь быть такой девушкой. Я не хочу быть эгоисткой, но я также не хочу бросать колледж.
Запихивая книги под диван и поправляя чехол, чтобы их не было видно, я останавливаюсь и думаю. Похожа ли я на нее? На мою маму? Она была эгоисткой. Она бросила семью ради молодого мужчины. Она делала то, что хотела, не заботясь о том, как это отразится на других.
Может, Эндрю прав. Может, мне нужно перестать думать о себе. Я не хочу быть похожей на свою мать. Я хочу быть человеком, на которого люди могут положиться.
Я переключаю телевизор на канал новостей как раз в тот момент, когда он входит в дверь. Не говоря ни слова, Эндрю осматривает комнату, прежде чем его взгляд останавливается на мне.
Я задерживаю дыхание, гадая, не забыла ли я что-то там, где этого не должно быть.
― Как прошел день? ― спрашиваю я, поднимаясь с дивана, чтобы поприветствовать его.
― Черт, ― говорит он, принюхиваясь. ― Я не чувствую запаха ужина.
Я замираю. Я уже должна была начать готовить.
― Я подумала, что мы могли бы заказать ужин и посмотреть фильм, ― я пытаюсь на ходу придумать объяснение, пытаясь перевести разговор на что-то более позитивное. Я так беспокоилась о том, чтобы завершить вовремя онлайн-тестирование, что совсем забыла об ужине. И снова я думала о себе, а не о других. ― Прости. Я сейчас что-нибудь придумаю. Почему бы тебе пока не принять душ? А я быстро приготовлю ужин.
Он наклоняет голову.
― Конечно, ты это сделаешь. Ты же знаешь, мы не можем позволить себе заказывать еду на вынос. Я покупаю продукты, чтобы ты готовила, а не для того, чтобы они гнили в гребаном холодильнике.
― Я знаю, Эндрю. Прости. ― Инстинктивно я делаю шаг назад. Я заранее знаю, что это произойдет. Пощечина наотмашь. Знакомый укус боли на щеке.
― Тупая гребаная сука. Ты не подумала. Это твоя проблема. Ты, блядь, не думаешь, ― шипит он.
Я снова отступаю назад, когда он бросается на меня. Моя нога задевает диван, и я падаю на пол. Эндрю с ревом отталкивает мебель с дороги, и в этот момент я понимаю, что моя ночь превратилась из плохой в гораздо, гораздо худшую. Я ничего не могу поделать, кроме как наблюдать, как мои учебники и бумаги разлетаются в стороны.
― Эндрю, нет! Остановись! ― Умоляю я, прежде чем его кулак врезается мне в лицо, и в ушах раздается хруст костей. Мое зрение расплывается, но я стараюсь оставаться в сознании.
Мне нужно оставаться в сознании…
Я резко просыпаюсь. В темной комнате. Сердце бешено колотится, аппараты рядом со мной пищат так же быстро. Вбегает медсестра, включает свет и подходит к кровати.
― Вы в порядке? ― Она нажимает на какие-то кнопки, пока ее глаза оценивают мое состояние.
― Извините, мне просто… приснился плохой сон, ― отвечаю я.
― Все в порядке. Вот, выпей воды, ― говорит она, протягивая мне стакан с соломинкой.
Я беру воду и оглядываю комнату.
― Не могли бы вы оставить свет включенным?
― Конечно. Я буду снаружи. Нажми на кнопку, если тебе что-нибудь понадобится, дорогая. ― Она улыбается и снова уходит.
Мне нужна другая жизнь. Вы можете мне ее дать?
Никто не отвечает, потому что я не могу заставить себя произнести эти слова вслух…
Глава вторая
Жжение в ногах не заставляет себя ждать. Тренер все утро заставлял нас носиться по льду. Наконец он объявляет перерыв, но я не готов остановиться. Я продолжаю двигаться, гоняя шайбу по площадке, пока не остаюсь здесь один. Ну, во всяком случае, на льду.
Тренер и Грей стоят в стороне. Наблюдают. Ублюдки, наверное, пытаются подвергнуть меня психоанализу. Грей знает, почему я не готов остановиться. Каждый год в этот день происходит одно и то же. Мне нужно кататься до упаду. Мне нужно тренироваться до полного изнеможения, потому что это единственный способ хоть немного избавиться от боли.
Четыре года. Тот, кто, блядь, сказал, что время лечит все раны, ― гребаный лжец. Или идиот. Скорее всего, и то, и другое. Потому что прошло четыре года, а мне все еще чертовски больно. Я живу мечтой, делаю все то, ради чего мы с Шоном старались изо всех сил. Все, о чем мы мечтали с колледжа. Старшей школы. Он должен быть рядом со мной.
Но его нет. И поскольку его здесь нет, то и ее тоже.
Я позволяю своему разуму переключиться на мысли о Монтане и тут же ругаюсь себе под нос. Сегодня годовщина смерти моего лучшего друга, а я все еще не могу перестать думать о его младшей сестре.
Четыре долгих долбаных года прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз. Я не возвращался домой, потому что знаю ― стоит мне пересечь черту города, как я тут же отправлюсь к ней. А я не могу этого сделать. Ведь даже из могилы Шон предупреждает меня не трогать его младшую сестру.
Ни на что не обращая внимания, я продолжаю двигаться вперед. До тех пор, пока не проношусь мимо Грея и этот ублюдок не сшибает меня плечом.
― Ты закончил. Пойдем в душ.
― Я закончу, когда решу, что закончил, ― шиплю я, снова вставая на коньки.
― Знаешь, я надеялся, что мне не придется пускать в ход тяжелую артиллерию. ― Грей поворачивается и машет рукой в сторону скамейки.
И не успеваю я опомниться, как его шестилетняя дочь выбегает вперед.
― Дядя Люк, дядя Люк, папа сказал, что ты придешь ко мне домой. Я испекла кексы. Хочешь один из них, дядя Люк?
Я бросаю взгляд на Грея, а он лишь ухмыляется в ответ. Он знает, что я не могу отказать этой маленькой девочке, да и она тоже.
― Не могу дождаться, когда съем один из твоих кексов, Грейси. ― Я наклоняюсь, беру ее на руки и кручу. ― Они шоколадные?
― Конечно, шоколадные. Шоколадные - самые вкусные. ― Она улыбается мне с такой радостью, с такой чертовой невинностью на своем милом личике.
― Ладно. Полагаю, сначала мне нужно принять душ, да?
Грейси зажимает нос и кивает головой.
― Ты воняешь, ― шепчет она, пока я иду к скамейке, где ждет ее мама.
― До скорой встречи, принцесса. ― Я целую Грейси в макушку, прежде чем передать ее Кэтрин.
Грей догоняет меня в туннеле. Я ничего не говорю, пока иду в раздевалку. Сняв экипировку, захожу в кабинку и позволяю холодной воде омыть мою разгоряченную кожу. Я чертовски измотан, но недостаточно. Потому что, как только я закрываю глаза, передо мной встает лицо Шона.
За эти годы я пережил столько разных эмоций. Сейчас у меня стадия гнева. Я чертовски зол, что он так поступил с нами. А еще больше я зол на себя, что не догадался о его проблеме с самого начала.
Я выключаю воду и, обернув полотенце вокруг талии, выхожу обратно в почти пустую раздевалку. Три пары глаз следят за каждым моим движением. Грей, Кинг и О'Нил.
― Я уверен, что у всех вас есть дела поважнее, чем пялиться на мою задницу, ― говорю я, сбрасывая полотенце и натягивая трусы.
― Да, я мог бы смотреть на задницу своей жены, ― говорит Кинг. И тут я слышу звук подзатыльника, который обрушивается на него.
— Это моя гребаная сестра, ― рычит на него Грей.
― Моя жена, ― повторяет Кинг, и я закатываю глаза.