Блондинка. Том II — страница 30 из 108

Это, конечно, не мое дело, но… Он только слушал, ничего не говорил. Лицо его потемнело от гнева, смотрел он все время в пол, а когда мама закончила, поднялся и вышел из комнаты. И услышал с обидой брошенное ему вслед по-итальянски: Вот, видите? Он во всем винит меня!

Но больше всего его оскорбляло то, что жена в каждой комнате умудряется устроить бардак, не убирает не только за ним, но и за собой. И то же самое наблюдалось в доме родителей. Он готов был поклясться, что до брака она не была столь рассеянна. Ходила чистенькая, аккуратненькая, так мило стеснялась раздеваться в его присутствии. Теперь же он на каждом шагу натыкался на ее тряпки, многие из которых видел в первый раз. И буквально повсюду — эти салфетки, перепачканные в гриме! А в ванной, в доме родителей, она оставила безобразные пятна от этой своей косметики в раковине, у тюбика с пастой пропала крышечка, из всех расчесок и щеток торчали светлые волосы. И эти же волосы забили раковину — мама обнаружила это уже после их отъезда, и ей приходилось самой все чистить и убирать. Черт побери\..

А иногда она забывала спустить за собой воду в туалете.

Нет, таблетки тут ни при чем, в этом он был уверен. Сам растоптал к чертовой матери всю ее аптечку, прочел ей хорошую нотацию, и она поклялась, что никогда, никогда больше не проглотит ни одной пилюли. «О, Папочка! Верь мне, верь!» Лично он никак не мог этого понять: ведь в кино она больше не снимается, так на кой хрен ей подбодрять себя всей этой дрянью? Но, похоже, энергия требовалась ей для самой обычной жизни. Эта жизнь постоянно ставила ее в тупик. Отчего она напоминала одного парня, члена его команды, — хорош только в самой тесной и жаркой схватке, а во всех остальных отношениях — полное фуфло. И вполне искренне говорила ему: «Знаешь, Папочка, это так страшно! Ведь этой сцене с реальными людьми нет конца. Ну, все равно что ехать в автобусе, который никто не может остановить. — И на лице у нее при этом возникало такое задумчивое детское выражение. «А ты когда-нибудь думал, Папочка, как это трудно — догадаться, что имеют в виду люди, если они, возможно, вообще ничего не имеют в виду? Не как в кино и в сценарии.

Или же уловить смысл того, что происходит, когда, возможно, никакого смысла в том нет, а это просто «происходит» и все? Ну, как погода?» В ответ на все это он лишь качал головой, не зная, что и сказать. Он встречался с актрисами, и моделями, и разными другими девушками на вечеринках и готов был поклясться, что разбирается в этом типе женщин. Но Мэрилин, она была нечто особенное. Так иногда говорили его приятели, шутливо тыкая при этом кулаком под ребра и заставляя его краснеть: Эта твоя Мэрилин, она нечто особенное, да? Вот задницы, ни хрена не понимают, а все туда же!

Иногда она его просто пугала. Ну, не слишком сильно, но все-таки. Сама прямо как кукла, откроет свои стеклянные голубые глазки, и ты ждешь от нее детского лепета. А она возьмет да как выдаст что-нибудь этакое, хитрое и непонятное, может, даже мудрое, прямо как в разных там поговорках дзэн, сразу и не поймешь. Причем говорит все это самыми простыми словами, ну, совсем как какая-нибудь десятилетняя девчонка. И он пытался сделать вид, что понимает, о чем она.

— Вот что, Мэрилин, ты проработала целых десять лет без отдыха, пахала, как я, только в кино. Ты, можно сказать, настоящая профи в своем деле. Но только сейчас у тебя перерыв, отпуск, так что давай отдохни, а? И мне заодно тоже дай отдохнуть. — Он терпеть не мог пустого трепа. Хотя ему всегда импонировало некоторое сходство между ними. Он понимал, что такое быть настоящим большим профессионалом, когда глаза всего мира устремлены на тебя; знал, что это такое напряженный сезон, со всеми этими плэй-офф[24] и серией матчей. Да тебе некогда оглянуться, перевести, что называется, дух, поразмыслить над чем-нибудь. Не говоря уже о том, чтобы сделать. А уж как выкладываешься за время сезона!.. Пожалуй, нигде так человек не выкладывается, ну, разве что на войне.

— В боксе есть такое выражение — «он поймал его внимание». Это когда парня крепко стукнули. — Он объяснял ей все это сочувственно, а она глядела на него и растерянно улыбалась, будто он говорил на иностранном языке. — Это что касается внимания, — добавлял он. — Концентрации. А если у тебя этого нет… — Тут голос его замирал, а слова повисали в воздухе, как детские воздушные шарики. Сила притяжения на них не действовала.

Как-то раз, в доме в Бель-Эр, он вошел в спальню и увидел, что она торопливо прибирает заваленную одеждой комнату, хотя служанка (которую он нанимал лично) должна была прийти через несколько часов. Она недавно принимала душ и была совершенно голая, если не считать полотенца на голове, накрученного тюрбаном. При виде мужа глаза у нее стали такие виноватые, и она пробормотала:

— Н-не знаю, почему комната так захламилась. Наверное, я неважно себя чувствовала.

Словно в ней сидел не один человек, а сразу двое, но это пришло ему в голову чуть позже. Притворяющаяся слепой и совершенно зацикленная на себе самой женщина, которая могла вдруг ни с того ни с сего уйти со службы. И вторая женщина, внимательная и умная, немножко испуганная, как маленькая девочка, которая все время хотела поймать на себе одобрительный взгляд. Девочка, которой лет пятнадцать, не больше. И она вдруг просыпается и видит, что замужем. Даже тело ее в эти моменты становилось другим. Не роскошным и соблазнительным телом зрелой женщины, но угловатым и бесполым, как у ребенка-переростка.

Однако в доме родителей, проживавших в Сан-Франциско, на Бич-стрит, он остро ощущал свою от нее отчужденность. Даже когда она смотрела на него печально-виноватыми глазами. Даже когда, если никто из членов семьи не видел, прикасалась к нему пальцами. Помоги мне! Я тону! Но это только настраивало против нее. Первая жена прекрасно ладила с его семьей. Ну, если не прекрасно, то вполне нормально. А Мэрилин была девушкой мечты, красоткой, которую всем полагалось обожать. Но стоило кому-нибудь спросить, на что это похоже, быть «кинозвездой», как она тут же замыкалась в себе, уходила, словно улитка в раковину, делала вид, будто сроду не слышала такого выражения, как «кинозвезда». Краснела и заикалась, когда кто-нибудь говорил, что видел ее в кино, точно стыдилась. А может, и вправду стыдилась. Как-то раз она буквально онемела от смущения, когда одна из племянниц Бывшего Спортсмена невинно спросила: «А волосы у тебя настоящие?» И чуть позже он увидел на лице жены это жуткое злобное выражение. Это была уже не Мэрилин, это была Роза, ведьма и сука. Выражение превосходства. Упрека. Да Роза была всего лишь жалкой официанткой в этом пустом фильме! И еще — шлюхой. А она, Мэрилин Монро, она, видите ли, красотка, кинозвезда, фотография из журнала, картинка, старлетка и бог еще знает кто!..

Так прямо руки и чесались отстегать ее как следует. Да что это она о себе возомнила? Как смеет смотреть свысока на его семью?..

Он никогда ей этого не рассказывал. Но еще до знакомства с ней он был близок к тому, чтоб отменить уже назначенное свидание. Это когда позвонил его друг и сказал, что Монро путается с Бобом Митчемом, известным на всю Америку любителем минета да к тому же еще и комми в придачу. Поговаривали также, что она залетела, и что этот самый Митчем страшно разозлился и отметелил ее так, что случился выкидыш.

(Была ли тут хотя бы крупица правды? Уж он-то знал, как распространяются слухи, знал, как умеют лгать люди. Однажды по рекомендации Фрэнка Синатры он даже нанял частного детектива, шпионить за Эвой Гарднер, в которую был влюблен просто до безумия. Но в результате лишь потерял на этом шесть сотен долларов, заплатил сыщику, а доказательства тот представил «неубедительные».)

Одно он знал точно. Задолго до их знакомства она позировала для снимков голой. В Голливуде, правда, поговаривали еще и о том, будто бы в подростковом возрасте Монро снялась в нескольких порнофильмах, но ни один из них так и не всплыл. Уже после свадьбы Бывшему Спортсмену позвонил некий мужчина, представился торговым агентом одного фотографа и заявил, что у него имеются несколько негативов, которые, он уверен, «заинтересуют мужа мисс Монро». Бывший Спортсмен спросил его прямо и без обиняков:

— Это шантаж? Вымогательство?

Тип возразил. Дескать, что вы, что вы, просто деловое предложение.

— Ты платишь, приятель. А я доставляю тебе товар.

Бывший Спортсмен спросил, сколько. Делец назвал сумму.

— Да таких бабок ничто на свете не стоит.

— Если любите эту дамочку, тогда точно стоит.

Бывший Спортсмен произнес тихо:

— Знаешь, я ведь тебя раздавить могу. Просто как червяка, членосос вонючий!

— Эй, зачем же вы так? Не надо. Давайте без оскорблений.

Бывший Спортсмен не ответил.

Делец заговорил азартно, захлебываясь:

— Вообще-то я целиком на вашей стороне. Старый ваш поклонник, и все такое. Да и ее тоже. Уверяю вас, ваша жена просто первоклассная леди. Пожалуй, единственная из них, у кого есть чувство собственного достоинства. Я имею в виду женщин вообще. — Он сделал паузу. Бывший Спортсмен слышал в трубке его дыхание. — Просто мне кажется, эти негативы следует убрать с рынка. Иначе им могут найти неверное применение.

Была назначена встреча. Бывший Спортсмен отправился на нее один. Довольно долго изучал негативы. Какая же она была тогда молоденькая! Совсем еще девочка. Снимки предназначались для «художественных календарей» типа того, где было опубликовано фото «Мисс Золотые Мечты 1949», которое он уже видел в «Плейбое». Только эти были сняты анфас и получились более откровенными. Темно-русый кустик волос на лобке, нежно-розовые ступни босых ног. Ее ноги! Ему захотелось поцеловать эти ее ноги. То была женщина, которую он любил до того, как она стала сегодняшней женщиной. Еще не успела стать Мэрилин. И волосы не платиновые, а золотисто-медового оттенка, вьющиеся и спадают до плеч. А какое милое доверчивое личико — прямо как у девочки. Даже груди выглядят совсем по — другому. Ее нос, ее глаза. Наклон головы. Она еще не научилась быть Мэрилин. И он понял, что по-настоящему любил именно эту девушку. По той, другой, Мэрилин он сходил с ума, но довериться мог только этой.