мэм!» «Здесь осторожнее, ступенька». На что она заметила:
— Спасибо, я вполне в состоянии идти сама. Я ведь не калека какая-нибудь, — хотя и спотыкалась немного в неудобных туфлях на высоченных каблуках. Туфли были итальянские, самые дорогие из всех, которые у нее когда-либо были, с V-образным вырезом на острых носках.
Агенты спецслужб постучали в дверь президентского номера. Блондинку Актрису охватило беспокойство. Я что, кусок мяса, чтобы меня вот так доставлять? И вообще что все это означает? Доставка прямо в номер?
Она скинула дождевик и протянула его сопровождающим, комедийная сцена была закончена. Дверь отворил еще один агент с замороженным лицом, он приветствовал Блондинку Актрису еле заметным кивком и одним коротеньким словом: «Мэм!» С этого момента сцена начала развиваться зигзагообразно и какими-то рывками, словно кинокамеру трясли или дергали. Блондинке Актрисе разрешили воспользоваться ванной: «Не желаете ли освежиться, мисс Монро?»
И вот она оказалась в блистающем мрамором и позолотой кубическом помещении и прежде всего проверила макияж. Он оказался в полном порядке. Потом — глаза. Большие, честные, немного удивленные кристально-голубые глаза, белки еще немного мутноватые от мириадов крохотных полопавшихся сосудиков. А что касалось еле заметных белых морщинок в уголках глаз и под ними — что ж, она надеялась, возлюбленный просто не заметит их в приглушенном освещении спальни.
29 мая 1962 года Президенту исполнится сорок пять; Блондинке Актрисе стукнет тридцать шесть 1 июня 1962. Да, она, конечно, немного для него старовата, но, может, он до сих пор так и не знает, сколько ей?.. Ибо Мэрилин выглядела действительно прекрасно! На все сто! Надушенная и напомаженная, и все тело выбрито, и волосы на голове и лобке только что обесцвечены, и вся намазана кремом, от которого, казалось, до сих пор немного жжет чувствительную кожу. Так что она выглядит на все сто, платиновая куколка-блондинка Мэрилин, тайная любовница самого Президента. (Несмотря на то что в самолете ей стало дурно. И ее рвало в тесном туалете, и это при том, что на протяжении целых двадцати четырех часов она ничего не ела, просто не могла, от волнения, наверное. А потом пришлось трясущейся рукой поправлять урон, нанесенный макияжу, вглядываясь в мутноватое, плохо освещенное зеркальце.) Да, и еще следовало признать, что сейчас ей «немного грустно», поскольку ей только что в самой грубой форме дали понять, что свидание урезано во времени. А ведь они с Президентом должны были провести вместе всю ночь и часть дня.
Блондинка Актриса проглотила таблетку мильтауна — успокоить нервы. Затем — бензедрина — для поднятия настроения и бодрости духа. Воспользовалась туалетом, подмылась между ног (в Палм-Спрингз страстный Президент целовал ее и туда). О, нет, она сделает вид, что просто не заметила в мусорном бачке рядом с унитазом смятые клочки сырой туалетной бумаги и салфетки, запятнанные шикарной губной помадой цвета сливы. Нет! Будем считать, она просто этого не заметила.
— Пожалуйста, сюда, мэм. — Еще один агент секретной службы, которого она не видела прежде, с выступающими, как у Багз Банни, зубами и дергающейся, как у того же персонажа из мультфильма, походкой, провел ее по длинному коридору. — Прошу сюда, мэм.
И вот затаившая дыхание Блондинка Актриса оказалась в просторной, но слабо освещенной спальне. Она вошла туда, как выходят на сцену, где царит полумрак и чьи огромные размеры трудно определить, поскольку они теряются во тьме. Комната была большой, как ее гостиная в Брентвуде. И обставлена, как показалось ее неискушенному глазу, настоящим антиквариатом. Французским антиквариатом. Ну, если не французским, так каким-то другим, но антиквариатом, это точно. Что за роскошь! Как романтично!
Под ногами толстый восточный ковер. Несколько узких и высоких окон плотно прикрывают тяжелые парчовые шторы, не пропускают в комнату холодные, но пронзительно яркие лучи апрельского манхэтгенского солнца, так же, как шторы у нее в спальне всегда защищают от жарких лучей калифорнийского солнца. В комнате царил смешанный запах табачного дыма, пригорелых тостов, несвежего постельного белья и разгоряченных тел. На огромной кровати под балдахином раскинулся Президент. Лежал совершенно голый, поставив на грудь телефон, и быстро и четко что-то говорил в трубку. Среди смятых простыней и разбросанных подушек лежал он, ее Принц, и лицо его, мрачное и раскрасневшееся, показалось ей таким прекрасным! Как только может Первая Леди быть с ним холодна?
Итак, она вышла на сцену, где должна была сыграть свою роль с одним-единственным партнером. Ни о размерах сцены, ни о наличии публики в зале она не имела ни малейшего представления. Я шагнула в историю!
Но, оказывается, сцена уже началась, еще до ее появления. Рядом с Президентом стояли на постели серебряный поднос, уставленный фарфоровыми блюдцами с остатками яичного желтка и хлебными крошками, а также кофейные чашки, бокалы и почти пустая бутылка бургундского. Прядь седеющих светло-каштановых волос спадала Президенту на один глаз. Красивое мужественное тело было покрыто тонкими и блестящими волосками, более густая их поросль сосредоточилась на груди и ногах; казалось, он словно в жилете. По всей этой поистине королевских размеров постели были разбросаны листы «Нью-Йорк тайме» и «Вашингтон пост»; к подушке прислонилась открытая бутылка шотландского виски «Блэк уайт».
Увидев в дверях Блондинку Актрису, прекрасное видение в кремово-лавандовых тонах, сияющее фуксиевой улыбкой, Президент радостно улыбнулся и поманил ее рукой, продолжая прижимать трубку к уху. И его вялый пенис, затерянный в кустике жестких волосков, шевельнулся, словно в знак признания ее ослепительной красоты, напоминая при этом огромную приветливую гусеницу, которая, растянувшись, становится еще больше. Уже одно это стоило всех ее унижений и путешествия длиной в три тысячи миль.
— Пронто, Привет!
Блондинка Актриса сняла свою шляпку колокольчиком, встряхнула пышными платиновыми волосами и радостно засмеялась. О, что за сцена! И она тут же почувствовала, как улетучивается вся ее нервозность и неуверенность. Если у этой сцены и были зрители, то они оставались невидимыми, будто плавали где-то там, далеко, в темноте. А все освещенное пространство принадлежало исключительно ей и Президенту. И еще ее удивили интонации в его голосе — мягкие, тягучие и расслабленные, они были наполнены такой эротичностью, что нейтральному наблюдателю могло бы показаться, что Президент и Блондинка Актриса встречаются вот так чуть ли не каждый день, что они вот уже много лет состоят в любовной связи.
И Блондинка Актриса, чье соблазнительное тело всегда населяло так мало чувственного желания, словно в нем, как в манекене, жила не взрослая женщина, а малое дитя, изумленно смотрела на Президента. Самый привлекательный из мужчин, которых я когда-либо любила! Ну, за исключением разве что Карло.
И она бы непременно грациозно наклонилась и поцеловала бы Президента, если б он по-прежнему не прижимал эту проклятую трубку к уху и не бросал в нее отрывисто:
— Угу… Да. Понял… О'кей… Черт!
Он еще раз махнул рукой, приглашая присесть рядом, на кровать, что она немедленно и сделала. Потом игриво обнял ее голой мускулистой рукой и начал нежно поглаживать по волосам, плечам, грудям. Вот рука его опустилась чуть ниже, к соблазнительному изгибу ее бедер, и на лице его возникло мальчишеское, почти благоговейное выражение. И он прошептал, слегка морщась, как будто ему было больно:
— Мэрилин… Ты! Здравствуй.
И она, тоже шепотом, ответила:
— При-вет, Пронто.
Он с тихим стоном пробормотал:
— Страшно рад тебя видеть, детка. Чертовски трудный сегодня выдался день.
На что она поспешила ответить с искренностью и теплотой, каких, как была уверена, никогда бы не удалось сымитировать Первой Леди с ее патрицианскими манерами:
— О Господи! Да, мне говорили, дорогой. Я могу чем-нибудь помочь?
Сверкнув белыми зубами, Президент улыбнулся, взял ее за руку, гладившую его заросший щетиной подбородок, и сомкнул пальцы на уже находившемся в полной эрекции пенисе. Жест был резким, но вполне ожидаемым; в Палм-Спрингз она была немного шокирована бесстыдством и откровенностью этого мужчины. И в то же время есть нечто утешительное в такой неприкрытой жажде интимности, не правда ли? Ведь когда много отдаешь, то и награда соответствующая, и все же быстро, слишком быстро!..
И Блондинка Актриса принялась игриво поглаживать затвердевший пенис Президента, как гладят симпатичное, но неуправляемое домашнее животное, маленького зверька, а он с довольной улыбкой взирал на это. Но тем не менее, к ее раздражению, вовсе не торопился расставаться с телефонной трубкой.
Разговор его не только продолжался, но перешел в иную стадию, похоже, куда более серьезную и напряженную. Очевидно, на том конце провода был уже другой человек, с каким-то еще более важным и срочным сообщением — какой-нибудь советник из Белого дома или член кабинета? (Раек? Макнамара?) А предметом разговора, похоже, была Куба. И Кастро, романтичный соперник Президента! Блондинка Актриса нутром чувствовала возникший напряг, хоть и не знала фактов.
Она вспомнила, что лет десять назад видела красивого бородатого кубинского революционера на обложке «Тайма». Во многих регионах США к Кастро относились как к герою. И разумеется, образ его постепенно изменился, причем радикально, и теперь он считался оголтелым коммунистом и врагом Америки. И надо же, совсем под боком, всего в девяноста милях от Соединенных Штатов!
Оба они, и моложавый Президент, и еще более бодрый Кастро, были актерами в романтичной пьесе; оба были героями, «людьми из народа», тщеславными, любящими покрасоваться, безжалостными к политическим врагам. Последователи их обожествляли, были готовы простить этим лидерам все. Первый, американский Президент, считал своим долгом защищать «демократию» в глобальном смысле этого слова; второй, кубинский диктатор, склонялся к экстремальным формам политической и экономической демократии, называемой коммунизмом, но на деле представляющей самый что ни на есть о