Ох!
У меня перехватило дыхание.
Как же приятно ощутить на себе эту тяжесть! Почему я должна отказаться от всех этих удовольствий?..
— Елена, садитесь к Николаю Андреевичу!
— А? Что?
— Садитесь сюда, к Николаю Андреевичу, — повторила Ядвига.
— Ох, как у вас щёки горят, Елена, — мурлыкнул Мартецкий. — Что это с вами?
В хвосте салон сужался, и в центральном ряду было не четыре кресла, а всего три. Модный старичок подвинулся, уступая мне место с краю. Ядвига и Мартецкий сидели рядышком на двух креслах у левого борта.
— А мы тут немного расслабляемся.
Глаза Ядвиги мерцали особым блеском, ясно указывая, что дама уже успела принять на грудь. Джентльмены не отставали. Используя подручные горячительные средства, они изо всех сил старались забыть о том, что неподалёку, в саркофаге из одеял лежит спящая красавица.
Нет, не спящая.
Мёртвая.
— Ужасно всё это, Елена, правда? — мило осведомилась Ядвига.
— Не ужасно, а закономерно, — поправил профессор, придвигая хрупкое коленце вплотную к моей стройной правой ноге. — Всё к тому и шло. Нельзя безнаказанно издеваться над людьми. У кого-нибудь обязательно лопнет терпение. Кстати, Елена, позвольте представиться! Я — Николай Андреевич Риенко, доктор фармацевтических наук, профессор, автор ста пятидесяти научных работ и исследований, ведущий консультант компании «Фармаконика».
Мартецкий кивнул и посмотрел на Ядвигу: «Вот так, и никак иначе!». Та улыбнулась.
— Увлекаюсь бильярдом, плаванием и красивыми женщинами. Коллекционирую пуговицы. Зовите меня просто — Николай Андреевич. Так что вы обо всём этом думаете, прелестная Елена?
— О чём?
— О нашей корпоративной трагедии?
— Да так…
— Елена, между прочим, думает, что мы подсыпали Беате молотого арахиса в дозатор с японскими витаминами, — безжалостно сдал меня Мартецкий.
Профессор перестал дышать. На третьей минуте его потрясённого молчания я подёргала старичка за рукав элегантного костюма — и тогда доктор наук вернулся к жизни.
— Молотого арахиса? — в ужасе пробормотал Николай Андреевич. — Кошмар. Да что же вы, Елена, опускаете нас ниже плинтуса!
— Я? Нет. Почему?
— Мы же высококлассные фармацевты, мы изобретаем инновационные препараты. И что — молотый арахис? Всего лишь? Фу! Как вульгарно! Неужели вы думаете, что мы не смогли бы отравить Беату нормально, по-человечески? С помощью яда? Существуют, к примеру, эффективные высокотоксичные препараты. Подействовав, они распадаются на совершенно безвредные компоненты и, таким образом, не оставляют никаких следов в организме жертвы. Любой из нас, задавшись целью, смог бы синтезировать такой препарат.
— Много чести! — нежно пропела Ядвига. — Хватит ей и арахиса.
— Арахис… Какая проза! — картинно схватился за голову профессор. На мизинце у него сверкал перстень с чёрным камнем.
— А как пройти досмотр в аэропорту? — возразила я.
— Великое дело! Уж миллиграмм отравы никто бы не обнаружил.
— Но зачем рисковать? Если жертва готова умереть от одного орешка?
— Леночка, вам налить? — у хмельного Мартецкого в руках мелькнула и тут же исчезла, как кролик в цилиндре фокусника, литровая бутылка водки.
Я не поверила своим глазам.
— Как вы умудрились пронести её на борт? У меня отобрали и выкинули лосьон, заявив, что его объём больше ста миллилитров.
— Хороший? Дорогой? — посочувствовала Ядвига.
— Вы пьёте лосьон?! — испугался профессор. — Не надо!
— Шанель, — ответила я Ядвиге. — Хороший. Не очень дорогой, но, конечно, я бы предпочла, чтобы он остался в моей сумке, а не улетел в мусорную корзину.
— Шанель! В урну! Вот жлобы! — возмутилась Ядвига. Она горячо переживала мою утрату французского лосьона — гораздо сильнее, чем гибель Беаты.
— Я водку в дьюти-фри купил, — пояснил Мартецкий. — И все дела.
— А-а… Как предусмотрительно!
Наш виночерпий вновь разлил всем по пятьдесят грамм и спрятал матовую, с серебряными буквами, бутылку. Возникшая вдруг из ниоткуда, стюардесса Марина, заметив манипуляции Мартецкого, укоризненно покачала головой. Тот лучезарно ей улыбнулся и подмигнул. Марина вспыхнула, засияла двухсотваттной улыбкой и, не произнеся ни слова, скрылась на кухне.
— Так-так, подождите, мне надо записать. Внесу вас в каталог, — я достала из кармана пиджака блокнот, где уже были зарегистрированы Марина, Ира, Ядвига, Валерия и Мартецкий. — Записываю. Николай Андреевич… — я вопросительно посмотрела на профессора. — Как ваша фамилия?
— Риенко. А зачем вы записываете?
Три любопытствующих взора уставились на мой реестр потенциальных убийц.
— Память плохая, Николай Дормидонтович, — объяснила я. — Фиксационная амнезия с блокадой афферентных импульсов в таламических ядрах этого… как его… чёрт, забыла слово… помогите, профессор, вы же знаете… ах, да! Головного мозга!
— Шутить изволите, — понимающе улыбнулся Николай Андреевич. — Ах, молодость, молодость!.. Леночка, пуговицы на вашем чудесном костюмчике ранят моё сердце. Пожертвуйте одну штучку. Запасную! У вас, наверняка, есть! Готов заплатить энную сумму.
— Да вы что! — взвилась я, ревниво оглядывая свою грудь, усыпанную, как орденами за город Будапешт, великолепными пуговицами. — Да они бесценны! Я за этот итальянский костюм отвалила сумму, равную годовому бюджету Зимбабве.
Николай Андреевич скуксился, как хорёк, и злобно задышал. Его остеопорозная коленка отодвинулась от моего шелковистого колена на десять сантиметров.
— А что делают наши дамы? — спросил он у Мартецкого.
— Ирочка спит, бедняжка. Валерия без устали трудится, печатает, — сообщила Ядвига. — Видимо, всё ещё сочиняет свою эпическую речь.
— Готовится к назначению? Ах, как она мечтает о должности коммерческого директора! — заметил Мартецкий.
— Она это заслужила.
— Конечно.
— Думаешь, генеральный её назначит?
— Безусловно. Только не сейчас, а позже. Беата немного спутала карты. Думаю, пока не уляжется шумиха вокруг её смерти, шефу будет не до новых назначений.
— Кстати, Ира точно спит? А она не умерла? Вы ей отравы не подсыпали? — встревожилась я.
— Спит, спит, — успокоил Мартецкий. — Я ей тоже водочки плеснул, пледом укрыл, и наш впечатлительный бегемотик сразу вырубился.
— Кстати, надо попросить у Марины ещё одеял, пока мы не околели от холода. Как они сильно убавили температуру, — сказала Ядвига. — Вадька, налей мне ещё!
— Да ты и так уже косая, солнышко.
— Косая, но не согревшаяся. Не жадничай!
— Ты знаешь, для тебя мне ничего не жалко!
— Интересно, а другим пассажирам объявили, что во втором салоне труп? — задумался Николай Андреевич. Теперь он явно меня игнорировал, обращался к коллегам, минуя мой красивый профиль. Видимо, отказав профессору в пуговице, я мгновенно утратила его расположение.
Вот ещё!
Не больно-то и надо!
— Зачем им об этом сообщать? — пожала плечами Ядвига. — Портить людям настроение, поднимать панику… Думаю, в самолёте полно нервных дам, наподобие нашей Ирочки, готовых впасть в транс из-за любой мелочи.
— Труп — не мелочь, — напомнила я. — Зато вы трое, плюс Валерия Владимировна, являете собой образец стальной выдержки и самообладания.
— Что вы, Леночка! — крякнул Мартецкий. — Мы потому водку и глушим литрами, потому что нам плохо. Так тоскливо на душе, словами не описать!
— И не описывай. Просто разливай, Вадик, — хмуро сказал профессор.
— А вы, Елена, как сторонний наблюдатель, на кого думаете? — спросила Ядвига. — Чисто интуитивно. Кто из нашего тёплого коллектива мог угробить красавицу Беату?
— Господин Мартецкий.
— Я?! — смутился от неожиданности наш виночерпий, бутылка в его руке дёрнулась. — Но вы же… вы же…
Что — я же?
Да, полчаса назад я сказала ему, что подозреваю профессора. А сейчас говорю другое. Почему бы мне не изменить мнение?
— Вот так сразу и записали меня в убийцы? — расстроился Мартецкий. — За что? Да у меня и мотива-то нет!
— А вы подумайте. Всегда можно что-то найти.
Ядвига метнула на любовника встревоженный взгляд. Я подумала, что она не так уж сильно и захмелела. Скорее, изображает опьянение.
— Нет, я-то чист, словно юная овечка. Нужна мне Беата, как лысому расчёска! Кстати о лысых. Николаша! Если кто и мечтал избавиться от Беаты, так это ты!
— Я не лысый! — затрепетал профессор и ревниво ощупал густую шевелюру. Все волосы были на месте, облысеть за несколько часов полёта он не успел.
Николай Андреевич поправил стильные очки, снял несуществующую пылинку с красивого костюма и с облегчением вздохнул. Удивительно, но обвинение в наличии скрытых мотивов волновало его гораздо меньше, чем утрата товарного вида.
— Да, Николай Андреевич, признайтесь, были у вас причины, — поддержала любовника Ядвига.
— Да что вы пристали! — небрежно отмахнулся профессор.
Дальнейший разговор протекал в шутливо-обвинительной тональности. Николай Андреевич демонстрировал замашки прокурора, Мартецкий и Ядвига держали оборону и не отставали.
Профессор: Сами хороши. Нечего на меня всё сваливать.
Мартецкий: Мы же знаем, Николай, ты занял у Беаты пять тысяч долларов, и долг ей так и не отдал.
Я: Пять тысяч долларов? Ух ты! Что ж… Убить кредитора — это классический приём.
Профессор (с ленцой): Я как раз собирался ей отдать. Вот вернулись бы из Японии, и отдал. Честное фармацевтическое!
Мартецкий: Ничего бы ты не отдал, Николаша. По ушам нам ездишь!
Профессор: Ты меня обвиняешь, потому что на тебе шапка горит!
Мартецкий: Не понял! На мне ничего не горит.
Профессор: Горит. Пылает.
Я (с блокнотом в руках): А можно в деталях?
Профессор (презрительно): Пфф…
(Ох, как он меня возненавидел из-за какой-то несчастной пуговицы!)
Ядвига (мне): Николай Андреевич, наверное, имеет в виду, что Вадик, как и другие мужчины, не избежал чар Беаты. А потом, когда понял, что игра не стоит свеч, он её бросил. И вредная девица стала пор