Иное дело, если у меня появятся доказательства. Тогда я смогу воспользоваться имеющимися в моей фирме возможностями. Куда разумней вернуться к прерванной работе. Первым делом я вычеркнула из списка Сару Уитли. Если вчерашняя Сара ничем не отличается от повседневной, то она вряд ли способна задумать и исполнить убийство, не говоря уже сразу о трех.
— Средство, мотив и возможности, — пробормотала я себе под нос, все больше склоняясь к версии отравления как к самой правдоподобной.
Однако окончательный вывод я смогу сделать, лишь получив результаты анализов крови, а их мне дожидаться еще почти целые сутки. Да и то если Лайам сумеет найти независимую лабораторию и получить результаты в тот же день. А еще хорошо бы найти чашку, из которой Маркус Эванс пил в то злосчастное утро, и сделать анализ остатков кофе. Правда, надежды на это почти нет, ведь, упав в канал, машина перевернулась вверх колесами. Тем не менее стоит попытать счастья в этом самом «Гараже Чарли».
Адрес гаража у меня был, вернее, адреса: в городском телефонном справочнике я нашла два гаража с таким названием. Один находился на Ривьера-Бич, а второй — далеко, в Рока-Рейтон. Скорее всего, Лайам обращался за помощью в ближний гараж. Какой смысл тащиться шестьдесят миль до дальнего. Тем более что жалкий драндулет, эта пародия на автомобиль, наверняка бы развалился по пути.
Мотив угадывался легко — нечто, связанное с участием трех человек в судебном процессе в качестве присяжных, стоило им жизни. Может быть, эти трое сказали или сделали такое, что настроило против них убийцу? Правда, с большим опозданием, напомнила я себе. Именно в этом опоздании и кроется отгадка. Три года — долгий срок. За это время можно тщательно подготовиться к преступлению, храня в душе жгучую ненависть.
Похоже, что все было спланировано вплоть до минуты. Вполне логично, ведь несколько лет Маркус жил согласно установившемуся распорядку. Непременно следует проверить, чем в последнее время занимались Келлер и Васкес, подумала я и добавила в блокнот соответствующую запись. Если их жизнь также подчинялась строгому графику, то злоумышленник мог легко проследить за ними и выбрать удобный момент.
Так же, как он выследил и меня, с содроганием подумала я. О ужас, меньше чем за неделю таинственный AfterAll узнал обо мне все, что ему нужно, и теперь заставляет дрожать от страха.
— Черт! — процедила я сквозь зубы, посмотрев на часы.
Затем торопливо допила «латте», схватила со столика сумочку и блокнот, бросила пустую чашку в покореженную зеленую урну и поспешила к автомобилю. До клуба «Железная лошадка» я теперь доберусь, лишь превысив разрешенную на этой трассе скорость.
Что я и сделала. Преодолев за считанные минуты приличное расстояние, я вскоре услышала пронзительный вопль сирены, вынудивший меня посмотреть в зеркало заднего вида. Оставалось лишь уповать на то, что это карета «скорой помощи» требует освободить ей левую полосу. Увы, я ошиблась. Это была полиция.
Я сбросила скорость и, съехав на обочину, опустила окно, расстегнула сумочку и вытащила бумажник. Полицейский оказался долговязым и тощим, с тонкой, как карандаш, шеей. Молодой, рыжеволосый.
— Добрый день, мисс, — поздоровался он.
— Здравствуйте, — отозвалась я и протянула ему права и страховое свидетельство.
Радиопередатчик на его плече разразился громким треском и хрипами.
— Вы знаете, с какой скоростью ехали?
Какой смысл лгать?
— Думаю, шестьдесят одна миля в час.
Лицо полицейского, скрытое солнечными очками, осветилось улыбкой.
— Предельно допустимая скорость здесь — сорок пять.
Я вздохнула и посмотрела в лицо рыжеволосому. Вернее, не в само лицо, а в мое собственное отражение, но это не суть важно.
— Я очень спешила, — призналась я. — Моя мать порой бывает просто невыноси… очень недовольна, когда я опаздываю. Я действительно сильно спешу, так что нельзя ли побыстрее выписать мне штраф?
Полицейский пожал плечами.
— Прошу вас оставаться в машине.
Он прикрепил мои права к книжечке с квитанциями для выписки штрафов и отошел к задней части БМВ. Я осталась сидеть, нервно барабаня пальцами по колонке рулевого управления и не спуская глаз с долговязого полицейского. При одной только мысли о том, какие последствия может иметь нежданная встреча с блюстителем закона, мне стало нехорошо. Дело, разумеется, не в штрафе — я его «честно» заслужила. Теперь я не только опоздаю, но и получу нагоняй от матери. Ведь хочешь не хочешь, а придется объяснять ей причину опоздания. Если сегодня мне и впрямь не везет, то придется за обедом выслушивать ее бесконечные назидания. Готова поспорить, маман непременно припомнит мне, как в свое время ей пришлось заплатить моих дорожных штрафов на целую тысячу долларов. Тот факт, что тогда мне было всего шестнадцать лет, не имеет для нее никакого значения: по всей видимости, на мои юношеские прегрешения срок давности не распространяется.
Длинношеий полицейский скоро вернулся и сообщил:
— Если вы желаете опротестовать штраф, то, согласно законам штата Флорида, вы имеете право…
— Знаю, — прервала я его. — Давайте подпишу квитанцию и поеду своей дорогой.
Минуту спустя, обретя свободу и возможность пополнить казну родимого штата на семьдесят восемь долларов, я засунула квитанцию в бумажник и покатила дальше.
Клуб «Железная лошадка» — обиталище любителей гольфа, разумеется, идеально ухоженное, — раскинулся на треугольнике между трассой I-95 и главной развязкой. Я помахала рукой охраннику, который моментально узнал меня, и на всякий случай посмотрела на часы на приборной доске. Моя маман убеждена: двадцатиминутное опоздание — это целая вечность.
Свернув сначала направо, а затем налево, я въехала на стоянку и заняла первое попавшееся свободное место. Как только я вылезла из машины, мой нос учуял запах свежеиспеченной сдобы. В клубе подают изумительные десерты, и если мне повезет, то я смогу тайком от родительницы спрятать в сумочку горстку шоколадно-миндального печенья. Может, завернуть его в штрафную квитанцию?
Пройти на территорию клуба можно, лишь поднявшись вверх по довольно крутой дорожке. Однако усилия того стоят, потому что кухня там превосходная, да и вид из ресторана открывается просто потрясающий — площадки для гольфа, клумбы и цветущие деревья.
То, что моя родительница состоит членом закрытого гольф-клуба, — типичная ирония судьбы, своеобразное наследство второго развода. Маман просто решила утереть нос экс-супругу, вступив в первоклассный клуб. Вот это настоящий развод, а не то что у Лайама и его Барби.
Я вошла в фойе и, улыбаясь, направилась через бар к метрдотелю. Несколько человек таращились в установленный под потолком телевизор — шла спортивная передача. Какая-то женщина приветливо помахала мне. Я ответила тем же, хотя и не узнала ее.
Окинув взглядом зал, я увидела маман. Она сидела одна за столиком и попивала «мимозу». Для тех, кто не знал ее, она служила воплощением безукоризненного вкуса. Как всегда, моя родительница была хороша собой. Каштановые волосы зачесаны вверх и собраны в пучок, за исключением нескольких прядей, призванных слегка смягчить общее впечатление. Благодаря годам, проведенным в «Метрополитен-опере», моя матушка — истинная художница по части макияжа. А еще она неукоснительно следит за физической формой — придерживается строгого распорядка дня и делает гимнастику, никогда не позволяя себе набрать лишние граммы.
К сожалению, единственное, что у нас с ней общего, — это цвет глаз. Сделав для смелости глубокий вздох, я попросила метрдотеля проводить меня к столику, мысленно сравнив себя с узником, который просит своего стражника отвести его в газовую камеру.
— Финли! — воскликнула мать, главным образом для того, чтобы обратить на себя внимание сидящих за соседними столиками.
Привстав со стула, она подставила мне для поцелуя щеку, которую я покорно поспешила чмокнуть. И едва не потеряла сознание от терпкого аромата «Бала в Версале».
Мать вновь опустилась на стул и окинула меня критическим взглядом.
— Я могла бы заказать столик на более позднее время.
— Зачем? — спросила я.
— Чтобы ты успела сделать прическу.
Один — ноль в ее пользу!
Моя прическа меня устраивала, но я решила не спорить по этому поводу.
— Было безумно много работы этим утром. У меня новый случай.
— Новый случай чего? — поинтересовалась она, беря в руки меню, которое — я готова спорить — знает наизусть.
«Герпеса», — едва не сорвалось у меня, но я вовремя прикусила язык. Не стоит, потому что будет только себе дороже.
— Речь идет об убийстве.
Маман отреагировала на мои слова так, будто ей влепили пощечину.
— Ты? Ты имеешь отношение к убийству?
— Нет, мама, это связано с расследованием. Меня никто ни в чем не подозревает.
— Разве тебе можно заниматься подобными делами? Мне казалось, что для расследования серьезных преступлений нужна квалификация.
— У меня есть соответствующее образование.
Я повернулась и, жестом подозвав официантку, неслышно одними губами заказала «Кровавую Мэри». Подозреваю, что в глазах моих читалась мольба.
— Я имею в виду настоящее образование. Вроде юридической школы.
Ее наставления растянулись как минимум на пять минут. Что почти на минуту больше ее последнего рекорда на тему «Финли, ты понапрасну растрачиваешь свою жизнь».
— Может, чуть попозже, в будущем, — уклонилась я от прямого ответа.
Заявить, что этого никогда не будет, невозможно, потому что потом битый час придется выслушивать новую порцию морализаторства.
— Кого же убили?
— Трех человек, — решилась я на правдивый ответ, после чего туманно описала суть дела.
К чести маман и к моему собственному удивлению, рассказ ее заинтересовал.
— Я знаю доктора Холла и его жену. Милая женщина. Ее зовут Мередит. — Мать перегнулась через столик, проявив нетипичное для нее уважение к другим людям. — Хотя подозреваю, его врачебная практика сейчас обстоит не самым лучшим образом.