Шоссе номер 441, как и прочие дороги в округе Палм-Бич, находится в состоянии перманентных дорожных работ, так что к половине пятого, когда у нас с Лайамом назначена встреча, мне никак не успеть. Понимая, что в очередной раз проштрафилась, я набрала его номер и нажала кнопку громкой связи, словно это была моя молитва Господу Богу. «Ну пожалуйста, Господи. Ты меня слышишь? Ну, прошу тебя, — беспрестанно крутилось у меня в голове. — Пусть лабораторные анализы покажут, что Маркус и другие присяжные были убиты».
— Макгеррити! — рявкнул в трубку Лайам.
Было слышно, что он раздражен. Не иначе как проторчал в нашей юридической конторе не один час, ожидая моего приезда.
— Это я. Извините. Знаю, что опаздываю. Так что там показали анализы?
— У меня хорошие новости и плохие. С каких начать?
— Давайте с хороших.
— Анализы крови, взятые у Келлера после смерти, показали высокий уровень калия и кальция в плазме крови.
— Есть! — прошептала я, чувствуя, как меня охватывает возбуждение. — По словам моей сестры, а она у меня врач, это однозначно свидетельствует в пользу убийства.
— По словам директора лаборатории, калий ничего не доказывает.
— Что? Не может быть!
— Келлеру, пока его пытались реанимировать, делали внутривенное вливание. Раствор для капельницы содержит калий. А так как он умер, этот калий не успел до конца впитаться. В результате анализы ошибочно показывают его высокий уровень.
— Понятно… черт, вот незадача. А что тогда хорошая новость?
— Кальций. Его наличие кажется подозрительным.
— Почему?
— Кальций вводят как противоядие при передозировке калия.
У меня в голове всплыла медицинская карта Келлера.
— Хелен Каллагэн сделала в его карточке пометку, а затем перечеркнула ее. Мне тогда удалось разобрать первые три буквы — к-а-л. Если допустить, что калий был введен Келлеру через укол в шею, а не через капельницу, значит, кому-то в больнице было известно, почему ему стало плохо с сердцем, и он попытался его спасти. Вот только как это доказать? Они не могли бы сделать дополнительные анализы?
— Нет. И это частично плохие новости.
Я поникла.
— Частично? А что, есть и другие?
— Есть. Машина, которой они пользуются, — какая-то «центри-дура» — вышла из строя. И они не могут довести анализы Маркуса до конца, пока эта центри-дура вновь не заработает.
— И когда это произойдет?
— Может, даже сегодня, ближе к вечеру. Самое позднее — завтра днем.
— Черт, опять невезуха. А в другую лабораторию обратиться нельзя?
— Образец уже прошел частичную обработку.
— Да, и впрямь хорошего мало.
— Всякое бывает, Финли.
Как, например щекотка, что только что пробежала у меня по спине, когда он произнес мое имя. Ладно, не будем отвлекаться.
— Вы правы. Думаю, что могу подождать еще день.
«Ну, милочка, ты прямо-таки Скарлетт О'Хара», — сказала я себе.
— Я еще не закончил с хорошими новостями.
Я затаила дыхание.
— Анализ крови Васкеса показал высокий уровень оксикодона.
— Что значит…
— Это сильный анальгетик, и, насколько мне известно, на него нередко подсаживаются наркоманы. Но я проверил все аптеки. Ни его жена, ни он сам никогда не принимали оксикодон. По крайней мере, на законных основаниях.
— То есть его убил именно этот препарат?
— Уровень недостаточный для смертельного исхода, но чтобы Васкес словил кайф — его довольно.
— То есть мы опять ничего окончательно не доказали?
— Нет, но мы делаем успехи. Главное — набраться терпения. Согласны?
Проигнорировав вопрос, я ввела его в курс дела относительно Полы Ярдли и того, чему стала свидетелем у ее дома.
— Вы опять за свое! — расхохотался Лайам.
Черт, как же это я не подумала…
— Я… я нанесла им визит.
— В будущем предварительно звоните мне. Спросили бы у меня, и я бы вам ответил, что ее муж основал консалтинговую интернет-компанию, которая, как говорится, вот-вот вылетит в трубу. Насколько мне известно, Ярдли намерены подать заявление о банкротстве.
— Или же кого-то шантажируют.
— Для этого ей придется встать в очередь.
— Почему?
— Потому что все до единого присяжные, выносившие вердикт по делу Холла, испытывают финансовые затруднения.
— Да, не слишком вдохновляющая информация, — горестно вздохнула я.
— А вот этого не надо. Давайте-ка лучше подумаем, как нам подойти к этому делу с другого конца.
— Например?
— Единственное, что их всех связывает, это участие в судебном процессе над Холлом. Надо вернуться в самое начало и посмотреть, что мы с вами проглядели.
Я нажала на кнопку отбоя, совершенно подавленная. Пытаться раскрыть убийство — все равно что крутить педали на велотренажере. Пашешь как вол, до седьмого пота, а с места не сдвинешься.
Я влилась в поток машин, ползущих в этот час с черепашьей скоростью, когда мой взгляд неожиданно выхватил одну вывеску.
«Центр исследований окружающей среды», прочла и задумалась. Если Хосе находился под действием наркотика, когда сажал пальму-убийцу, то, возможно, Шарон Эллис что-то заметила. Черт, над этим следует поразмыслить.
Расспросив нескольких на редкость доброжелательных людей, я обнаружила ее в небольшом кабинете рядом с сувенирной лавкой центра. Шарон оказалась пожилой дамой с короткими седыми волосами. Ярко-зеленая футболка — на груди картинка с изображением морской черепахи — заправлена за резинку джинсов.
Мы с ней обменялись обычными в таких случаях любезностями, после чего я вкратце описала мою миссию.
— Вы в курсе, что у Хосе Васкеса были проблемы с наркотиками?
Моя собеседница энергично затрясла головой.
— Неправда. Хосе был хороший человек, да упокоится его душа с миром. Он даже наполовину урезал себе жалованье, потому что мы — некоммерческая организация.
— То есть в день, когда произошел несчастный случай, вы ничего подозрительного не заметили?
— Ему не понравилась та пальма, но после того, как я объяснила ему, что это подарок, он согласился ее посадить.
— Подарок? Чей подарок?
— Анонимный, — ответила Шарон. — Вы не представляете, как мы были благодарны. Дело в том, что во время последнего урагана мы потеряли почти все наши пальмы.
Я вздрогнула, вспомнив, как две недели пришлось просидеть без света. Впрочем, это, безусловно, закалило мой характер и даже помогло приобрести еще один навык — пить растворимый кофе и не давиться при этом от омерзения.
— Я, честно говоря, удивилась, что его команда оставила Хосе здесь одного, — продолжала тем временем Шарон. — Но их якобы вызвали по неотложному делу. У кого-то сломался садовый опрыскиватель или что-то в этом роде. В общем, Хосе немного подождал. Он сидел в кузове своего грузовика и пил воду из термоса — он всегда возил его с собой. День для января выдался на редкость жаркий, было выше тридцати градусов при высокой влажности.
Ну вот, опять метеосводка.
— Лично я не видела, как он приступил к работе, видел кое-кто из наших добровольцев. Они сказали, что вид у него был ужасно усталый, но и день, как я уже говорила, выдался жаркий, а Хосе взялся за тяжелую физическую работу. Он подталкивал пальму, чтобы та приняла вертикальное положение, а она начала падать. Он просто не успел отскочить в сторону.
Я встала, пожала Шарон руку и быстро вышла. Моя первая мысль? «Кто подсыпал в воду Хосе оксикодон?»
Моя следующая мысль? «Я потратила непозволительно много времени». Был уже шестой час, а мне все еще необходимо вернуться к себе в офис и пройти дорогу позора. Дура, круглая дура, вот кто я такая.
Маргарет все еще находилась за своей стойкой. Ухмыляйся, ухмыляйся, сатанинское отродье.
— Смотрю, вы припозднились на работе, — сказала я ей.
— Просто надо было передать вам кое-какие сообщения, прежде чем вы уйдете окончательно, — парировала она.
Враки. Ей не терпелось позлорадствовать, глядя, как я буду уходить отсюда. Я взяла у нее розовый листок и направилась к лифту. С другой стороны, целый месяц не видеть эту стерву — в этом тоже есть нечто положительное. Ну, почти положительное.
Мне пришли сообщения от Оливии и Джейн. Затем еще одно от сестры. Она как человек обязательный спешила сообщить мне, что перевела деньги. Представляю, как обрадовалась эта ведьма за стойкой, принимая сообщение Лизы. Последним позвонил доктор Вонг, присяжный номер восемь. Деловая встреча, назначенная у него на семь часов, отменилась, и он спрашивал, не могла бы я приехать к нему раньше. Я позвонила, сказала, что могу, после чего принялась складывать свои вещи в портфель.
Впрочем, складывать было почти нечего. Собственно говоря, единственная вещь, которую я бы ни за что не оставила здесь, — это едва начатая упаковка кофе. Что касается дел, пусть Камилла берет их себе. А вот кофе — специальная смесь арабики по восемнадцать долларов за фунт — это уж дудки.
Я позвонила Оливии и сообщила: пусть она ждет от меня сверток, только не открывает. Она была рада слышать, что я намерена провести ночь у Патрика.
Джейн, когда я позвонила ей, сказала мне примерно то же самое. Я нарочно надела туфли на шпильках от Бетси Джонсон. Так что пусть Маргарет даже не рассчитывает на понурую голову и плечи. Я пройду свою дорогу позора с гордым видом.
Но не тут-то было. Ее пронзительные глазки-бусинки буравили мне спину, даже когда я шагнула за порог.
Поскольку времени, чтобы поесть, у меня не было, я решила выпить кофе. Не впервые чашка ароматного фраппучино заменяет мне обед или ужин. Я подъехала к отделению «Вестерн Юнион» на Острелиен-авеню и, оставив машину, встала в очередь таких же, как я сама, ожидающих подачки. Правда, вскоре на меня стали косо поглядывать, и до меня дошло, что я среди них единственная, у кого в руках стаканчик с шестидолларовым кофе.
Когда наконец подошла моя очередь, я шагнула к замусоленному плексигласу и назвала свое имя в переговорное устройство, вмонтированное в перегородку, отделявшую клиентов от работников банка. Спустя несколько минут я вышла на улицу с пачкой новеньких, хрустящих банкнот. Заперев их в бардачке, я взяла курс на офис доктора Вонга.