Пришлось возвращаться обратно несолоно хлебавши. По дороге к столику она не отрывала взгляда от лысой головы соседа. Вдруг ей показалось, что голова стала все больше и больше клониться вниз. Она ускорила шаг и была уже у цели, когда сосед упал лицом прямо в тарелку с недоеденными котлетами, а правая его рука, судорожно сжимая нож, безвольно повисла вдоль худого скрюченного туловища.
Вместо того чтобы звать врача и милицию, как она запланировала, Лайма потеряла над собой контроль. Развернулась на каблуках и бросилась наутек. Добежала до машины, рыбкой кинулась на сиденье и дала по газам.
Марш-бросок ее не остался незамеченным — администратор подозвал новенького и сурово спросил:
— В чем дело, Павел? Ваша клиентка только что в слезах выбежала из зала! Я вас брал с испытательным сроком, и вы обещали…
— Ради бога, Анатолий Сергеевич, я тут при чем? Сначала она придиралась, что таблички с именем нет, потом салат просила заменить, я и заменил. Может, у нее случилось чего, я видел, она по телефону выходила говорить. Вернется, наверное.
— Она расплатилась?
— Не знаю, счет я не выписывал… Наверное, на столике деньги оставила, пойду посмотрю.
Администратор отправился следом, контролировать ситуацию. Постоянные клиенты — это, конечно, почетные гости, но убегать, не расплатившись, даже им не рекомендуется.
На столике денег не оказалось, только распечатанная пачка сигарет и зажигалка.
Зато там лежал, лицом в тарелке, второй клиент официанта Паши.
— Ладно, появится еще, вроде бы приличная женщина, — процедил администратор. — А что с этим? — указал он царственной рукой на оранжевую рубаху. — Напился или умер?
Окончательно растерявший свое хамство Павел растерянно пожимал плечами:
— Не знаю, спиртного они не заказывали…
— Кто — они?
— Ну, он. Суп ел, котлеты…Может быть, сердце, приступ?
Администратор взялся за оранжевое плечо и легонько потряс мужчину, отчего тот чуть не соскользнул на пол. Паша решил пощупать ему пульс, и пульс обнаружился. Воодушевившись, официант сбегал на кухню, где одолжил у девчонок маленькое зеркальце. Затем, взяв клиента за остатки волос, приподнял ему голову и поднес зеркальце к перемазанному лицу. Зеркальце затуманилось, и обрадованный Паша бросил голову обратно в тарелку. Клиент тут же встрепенулся и резко выпрямился на стуле. С его щек стекал кетчуп. Увидев, что стал центром повышенного внимания, мужчина извиняющимся тоном забормотал:
— Трое суток, понимаете, спать не давали. Вагон плацкартный, женщина ехала, у нее близнецы, тройня, грудные… Пока одного покормит, двое орут. Трое суток…
Тут мужчина покачнулся и снова чуть было не упал. Но Лайма, к сожалению, этого уже не видела и не слышала.
ГЛАВА 7
Когда Дубняк думал о группе "У", его прошибал холодный пот, а думал о ней Борис Борисович в последнее время очень часто. Опытнейший спецслужбист, беспощадный и хладнокровный, мастер планирования секретных операций и зубр всякого рода закулисных махинаций, он, наверное, впервые в жизни ощущал детскую беспомощность, граничащую с отчаянием.
Своими собственными руками создать монстра о трех головах! Называется — разовая акция! «Пижон, — проклинал свою самонадеянность Дубняк. — Вот тебе и дилетанты». Как мог такой ас, как он, забыть простую истину, что ничего взрывоопаснее дилетантов в его профессии быть не может. Ужасным было и то, что они никак не могли угомониться и вдобавок пытались связаться с ним, чтобы доложить о своих безумных похождениях. После памятного репортажа из аэропорта он, открывая утром газету или включая вечером телевизор, внутренне сжимался, ожидая увидеть до отвращения знакомые физиономии на снимках или в кадре.
Он не смог избавиться от них сразу, потом не нашел ничего лучше, как трусливо скрываться, развязав тем самым руки этим фанатикам. Как теперь загнать в бутылку вырвавшегося на свободу джинна, он пока не представлял. Ситуация тем временем становилась все более опасной. Теперь, если вся эта история каким-то образом всплывет и станет достоянием гласности, под угрозой окажется не только его карьера, но, возможно, и сама жизнь… Все, что создавалось столько лет и такими трудами, могло рухнуть в одночасье. Ужаснее всего было то, что в случае провала группы (а их обязательно где-нибудь да повяжут, Дубняк не сомневался) все трое дружно укажут пальцами в его сторону: вот он, руководитель, мы только исполнители. И будут правы.
Чем дольше размышлял Дубняк над проблемой, тем отчетливей понимал, что если стихию нельзя победить, то ее нужно хотя бы локализовать. Для начала, пусть это и достаточно рискованно, надо восстановить с группой "У" связь. Казалось бы, чего проще — включить телефон! Но внезапно обострившаяся интуиция запротестовала, и он оттягивал и оттягивал исполнение своего же решения. Но в конце концов усилием воли он заставил себя совершить поступок. После чего стал ждать.
Ждать пришлось недолго. На следующее утро, когда Дубняк работал в своем кабинете, телефон издал первую пронзительную трель. Выронив от неожиданности листы оперативных сводок, которые разлетелись по столу, он полез в карман пиджака, но сразу не смог ухватить ставшую скользкой как змея трубку. Телефон все не умолкал, продолжая звонить и вибрировать одновременно, и Дубняку показалось, что это его бьет нервная дрожь.
Наконец удалось установить связь, и Дубняк обреченно выдавил:
— Да.
Услышав на другом конце знакомый голос, Лайма едва не зарыдала от счастья. Она терзала телефон уже много дней подряд, в разное время суток и почти потеряла надежду связаться с исчезнувшим шефом. И даже стала всерьез опасаться, что он погиб на каком-нибудь спецзадании или просто умер — работа-то тяжелая! Что делать в таком случае, она решительно не представляла, ведь босс был их единственным связующим звеном с таинственным миром спецслужб. Ни телефонов, ни адресов, ни паролей, ни явок — один только Дубняк.
Боясь, что вожделенный голос пропадет так же внезапно, как и появился, Лайма закричала:
— Борис Борисович, это я, Лайма! Ой, только не пропадайте никуда!
Дубняк покрылся холодным потом — все инструкции относительно разговоров по телефонам противная девка уже успела забыть!
— Без имен, — прошипел он. — Вы что, сбрендили?
— Ой, извините, это я от неожиданности. У нас столько вопросов, тут такие дела — люди пропадают, а трупы появляются…
— Прекратите немедленно, — взвыл Дубняк, — я же вас инструктировал!
— А как же мне докладывать? — обиделась Лайма. Ее переполняла важная информация, которую непременно нужно довести до руководства, а это самое руководство то исчезало на долгие недели, то не желало ее выслушивать. — По телефону нельзя, встречаться — нельзя. Я бы представила отчет в письменном виде, но я же не знаю, куда его направить?
Препираться таким образом было бессмысленно, и Дубняк распорядился:
— Позвоните мне сегодня в 23 часа. Получите дальнейшие инструкции. Все, отбой.
И он отключился. «Только бы, — подумалось ему, — эти безумные разговоры не оказались в чьих-нибудь шаловливых ручонках. Ничего, в общем, особенного, но все же…»
Могучая интуиция, долгие годы служившая Борису Борисовичу верой и правдой, не подвела его и на этот раз. Жаль только, он не послушал ее сурового голоса. Большие дела, как правило, губят мелкие проколы и глупое стечение обстоятельств. Для Дубняка таким, мягко выражаясь, неприятным обстоятельством стала внеплановая проверка, проводимая в этот день службой собственной безопасности. Связана она была с тем, что один из оперативников был изобличен в связях с людьми, которые, по некоторым данным, финансировали известную террористическую группировку. Теперь необходимо было установить, не имел ли он подельников среди сотрудников ведомства.
В девятнадцать ноль-ноль, как и было объявлено, в кабинете руководителя службы собственной безопасности началось совещание по предварительным итогам проверки. Руководитель, пожилой седой человек с прекрасной выправкой кадрового военного, расхаживал вдоль длинного стола, за которым сидели подчиненные. Докладывал эффектный брюнет лет сорока. Говорил он размеренным, спокойным голосом, поочередно задерживая острый взгляд на ком-нибудь из внимательно слушавших коллег и лишь изредка заглядывая в лежащие перед ним бумаги. Завершая выступление, он сказал:
— Факты, которые я только что перечислил, потребуют тщательного исследования, однако уверен, что уже сейчас необходимо наметить комплекс мероприятий, дабы пресечь все на самой ранней стадии.
Руководитель, молча слушавший доклад, произнес:
— Для решения этих проблем создадим отдельную группу. Завтра прошу Тарасова и Григорьева ко мне в девять часов — обсудим детали.
— Если позволите, еще один вопрос, — обратился к нему брюнет и, получив разрешение, продолжил: — Был один странный звонок. Вызываемый абонент находился в нашем здании, однако номер этот зарегистрирован на гражданку Симакову, пенсионерку, 1923 года рождения. Как следует из перехваченного нами разговора, ее номером пользуется, не знаем, постоянно или временно, подполковник Дубняк. У самого Дубняка имеется служебный мобильный телефон.
— Точно он?
— Некая Лайма, позвонив по этому номеру, назвала собеседника по имени и отчеству — Борис Борисович. Кроме того, первоначальная экспертиза подтвердила, что голос принадлежит именно Дубняку.
— Что вас беспокоит? Наличие лишнего мобильного не криминал…
— Разговор был очень странный.
— Точнее.
— Вот, извольте взглянуть. — И брюнет протянул начальнику лист с распечаткой злополучного разговора.
Тот, прочитав, задумчиво потер подбородок и задумался. Потом, обращаясь к брюнету, сказал:
— Не будем делать скоропалительных выводов. Вы отследите разговор, который он назначил на одиннадцать. Потом и решим, как быть. Проконтролируйте все телефоны — домашний, мобильные, ну и вообще…
— Разумеется, — тонко улыбнулся брюнет, который, похоже, ходил в любимчиках у начальника, — все будет сделано.