— На чем? — Лиза наморщила нос и подозрительно глянула на пылесос. Как и у всякого нормального человека, слово «карьера» вызывало у нее ассоциации с деятельностью, сопровождаемой несколько иными подручными средствами.
— Что-то плохо дует, — озабоченно заявила я, игнорируя реплику стоящей над душой Лизы. — Сейчас разберу, гляну. Пылищи, правда, будет…
Я пододвинула поближе корзину для мусора, закатала рукава и щелкнула защелкой на корпусе пылесоса. Взволнованная Лиза бестолково сопровождала мои действия невнятными перепуганными бормотаниями.
— Отошла бы ты, Лизавета! — по-дружески посоветовала я. — Сейчас вся перемажешься, а тебе нельзя. Гадалка сказала, что объект любит аккуратность, поэтому тебе теперь придется всегда ходить безупречно опрятной.
— Вот именно! — внезапно выйдя из ступора, прокричала Лиза. — Аккуратность! — Она схватила невесть откуда взявшийся громадный пакет и, прежде чем я успела что-то предпринять, вынесла пылесос в коридор. — Извини! Я тебе не объяснила в первый день. Такие вещи, как чистка пылесоса, делаются в подсобных помещениях… Стой тут, а я сбегаю вытру там, где ты уже напылила.
Через несколько минут Лиза и Лихогон синхронно распахнули двери в приемную. Она — ту, что выводила из кабинета, он — ту, что открывалась с улицы.
— Ничего себе! — с искренним восхищением шепнула я Лизе, которая, конечно, сломала один мой план (выгнать Лизу из кабинета и быстренько проверить сейф на предмет наличия в нем завещания не удалось), но зато явно помогла продвинуться в другом. — Всего бы на одну секунду позже и… Послушай, а ведь ты, оказывается, можешь быть отважной и собранной! Это очень хорошо! Гадалка сказала, что нашему объекту не нравятся нюни и хлюпики, и я никак не могла придумать, что бы тебе посоветовать, чтоб ты была порешительнее.
Тут в приемную заглянул Лихогон и, коротко поприветствовав Лизу оскалом, видимо, символизирующим у него улыбку, попросил кофе, после чего пристально уставился на меня.
Пальцы его рук при этом барабанили друг о друга, а губы шевелились. Казалось, будто Лихогон — шаман какого-то древнего племени, нечаянно переместившийся во времени. Мне сделалось совсем неуютно. Я подскочила, пряча спицы и клубок в складки кресла.
— Петр Степанович, да, я все еще здесь. Но это не против порядка, а как раз во имя него. — Для подтверждения своего сомнительного оправдания и отчасти с целью самообороны я притянула к себе стоящую в углу швабру. — Сегодня пятница. Вы же сами говорили, что у нас короткий день. Выходит, чтобы не опоздать к вечерней уборке, мне проще не уходить… — я попыталась красиво выйти из положения, но не выдержала. — Не смотрите на меня так, я вас боюсь!
— Боитесь? — Лихогон в недоумении глянул на Лизу. — Вот уж не думал, что могу производить на людей такое впечатление. Даже Лизавета, вон, не боится. А вы, Катя, вроде побойчее будете.
— Ах, вы мне льстите, Петр Степанович! — неожиданно приторно захрюкала секретарша. — Побаиваюсь иногда, разумеется. Вы ведь такой… такой… такой…
На мгновение мне показалось, что Лизавету подменили, но потом в голову пришла здравая мысль и я ясно сформулировала для себя главную проблему Лизиной личной жизни: Лихогон до сих пор производил на бедную секретаршу столь неотразимое впечатление, что при виде него она вела себя как полная дура.
— Признаться, я и правда не понял сразу, что вы здесь делаете, — проигнорировав секретаршу, ответил мне Лихогон. — И после ваших объяснений понятнее не стало. Но, если хотите сидеть в офисе — сидите. Хуже от этого, я вас уверяю, никому не будет.
Я улыбнулась как можно простодушнее, чтобы показать, будто паническое «на что он намекает» вовсе не бьется у меня в мыслях. Коротко кивнув, Лихогон вернулся в кабинет.
Я тут же плюхнулась в кресло и схватилась за вязание.
— Ой, — Лиза озабоченно рассматривала в зеркало свои полыхающие щеки и говорила уже вполне вменяемым тоном. — Слушай, я ведь даже причесаться не успела. Как думаешь, он заметил, какая я растрепа?
— Нет, — честно ответила я. — Думаю, он твою голову вообще не заметил. Думаю, он считает, что у тебя вообще нет никакой головы.
— Это еще почему? — растерялась Лиза.
— Голова в его понимании дается для того, чтобы думать. А ты в присутствии Петра Степановича интереса к такому процессу не проявляешь.
— Почему? — Лиза была готова разрыдаться.
— Не знаю, — я демонстрировала верх жестокосердия. — От любви, наверное. Потому что вообще-то ты баба неглупая. Я ж с тобой уже достаточно пообщалась. И, если бы он пообщался, тоже бы это понял. Но ты же делаешь это невозможным! Ты первыми же своими фразами отбиваешь всякую охоту и близко к тебе подходить.
— А я все думаю, зачем ему прорубать второй вход в свой кабинет понадобилось, — пробубнила себе под нос Лиза, пытаясь в шутках утопить собственное отчаяние. — Теперь ясно. Чтоб избежать необходимости каждый раз мимо меня ходить.
— Самоирония — это, конечно, хорошо, — начала нравоучительный монолог я, — но Петр Степанович об этой твоей черте ничего не знает. Ведь при нем ты так не шутишь, да? А должна! Как сказала моя гадалка, наш объект любит женщин деловых, образованных, энергичных и тех, с которыми весело. Женщин типа «партнер». Усекла?
Лиза внимательно кивала, а я постепенно выложила ей все известные мне факты о вкусах и взглядах господина Лихогона. Хоть кому-то пригодится тщательное изучение Жориком интересов конкурента.
— Все верно, — Лиза грустно вздыхала. — Почти обо всем из этого я знала и сама, без всяких гадалок. Но я не могу при нем быть такой… При виде него я таю и становлюсь вся как кисель.
После этого Лиза критически оглядела меня и заметила:
— Вот ты — другое дело. Ты полностью соответствуешь идеалу.
— Я и раньше такая была, — на всякий случай я решила перестраховаться. — И до того, как узнала, что нашему шефу нравятся деловые дамы. Ты на меня злобу не таи.
— Нет-нет, — поспешно отмахнулась Лиза, — о злобе и речи быть не может. В этом смысле относительно тебя я совершенно спокойна.
Тревожный колокольчик зазвенел у меня внутри.
— Неужели я так отвратительно выгляжу? — я настолько обалдела, что даже не обиделась.
— Ой, — смутилась Лиза, — я не то хотела сказать.
На миг она задумалась, формулируя:
— Ты не опасна для Пети, потому что производишь впечатление очень порядочного человека. Очень-очень порядочного человека.
— А Петр Степанович предпочитает непорядочных?
— Нет! Просто ты кажешься мне честной. Кроме того, мы подружились с тобой. У меня всегда была нехватка подруг. Не умею сходиться с людьми. А с тобой вот сошлась. За два дня уже на «ты», с общими секретами и тайным планом. Здорово, да? Только расскажи мне все же план поподробнее.
Когтистые лапы моей совести безжалостно заскребли по чутким струнам моей души, нарушая ее хлипкое равновесие. Ну что за дурацкая работа у меня? Обманывать доверчивых сограждан, которые к тому же сами же распахивают перед тобой душу, — дело невероятно сложное и болезненное.
— Сейчас расскажу план, — я взяла себя в руки. — Итак, как стать этой самой женщиной типа «партнер»? Существует несколько путей. Самый беспроигрышный, увы, отпадает.
— Какой же?
— Таковой нужно родиться. К сожалению, этот вариант уже прошел мимо.
— Нет, — Лиза отчаянно замотала головой. — Ты совсем не понимаешь меня. Зачем бы мне нужен был мужчина, отвечая требованиям которого я была бы вынуждена всю жизнь себя ломать?
Глаза мои моментально расширились. Мысль показалась мне довольно интересной.
— Раз я выбрала его, — продолжала Лиза, — значит, его требования подходят мне. Ломать ничего не придется. Я на самом деле отвечаю запросам. Я и есть эта самая женщина-напарник. Но с кем угодно другим. С любым мужчиной, кроме Петеньки. При нем я делаю глупости, говорю нелепости, а в голове — пустота. Как мне это побороть? Если твой план поможет, проси взамен что хочешь!
— Ничего не хочу, — из последних сил выдавила я из себя. — Вернее, хочу, чтоб у тебя все получилось. — Я решила провести ряд отвлекающих маневров, а потом уже изложить реальный план. — Для начала ты должна придумать, чем ты можешь разгрузить Петра Степановича. Какую-то часть работы ты должна взять на себя, — я нагло подошла к ее компьютеру и начала создавать файл учета посетителей.
Обсуждая с ней, как лучше оформить нужный мне документ, я поняла, что Лиза далеко не такая бестолочь, как кажется. Увы, проявлялось это и в понимании необходимой структуры документа, и в том, что возможности покопаться в файлах без надзора она мне так и не дала.
— Одновременно ты и уважение его заслужишь, и время его освободишь, чтобы он мог подумать о романтике, — приговаривала я при этом. — Тут уж он не отвертится — обратит на тебя внимание и осознает, какое сокровище восседало у него перед носом всю жизнь.
— Не выйдет, — отмахнулась Лизавета. — Это практически физиологический процесс, с которым я ничего не могу поделать. Когда я вижу Петра, у меня в груди происходит что-то странное. Дыхание перехватывает. Накатывает что-то такое… щекотное…
Я попыталась представить описываемые ощущения.
— Я такое испытываю, когда тошнит, — честно заявила я наконец. — Может, это у тебя не любовь вовсе? Может, наоборот? Может, он — чудовище? Может, он тебе противен?
Слова мои Лизе явно не нравились, и я поспешила сменить тему, вспомнив парочку припасенных советов:
— Вот что! Ты представь, будто это не он вовсе, а какой-нибудь абсолютно другой человек.
— Какой? — заинтересовалась секретарша.
— Ох, ну откуда же я знаю! Кто-нибудь, не производящий на тебя ровным счетом никакого впечатления. Скажем, сосед с первого этажа. Идет?
— Ой, тогда я злиться все время буду. Тот сосед — бывший начальник ЖЭКа. На редкость отвратительный тип. Тридцать лет всех терроризировал. Ни одну просьбу жильцов толком не рассмотрел, а чуть что — сразу санкциями грозиться начинал. Слава богу, год назад на пенсию ушел.