— Ты со мной обсуждай, а я с тобой не буду, ладно? К вечеру обещаю исправиться…
— Улавливающий тупик! — вместо ответа сообщила я Георгию и тут же пояснила: — Тут за окном только что пролетела табличка «Улавливающий тупик». Вообще-то именно эту табличку я видела на горнолыжной трассе, и как она перекочевала сюда, я не знаю. Это знак, Жорочка! Табличка вдруг показалась мне ответом на все вопросы. Вроде того что добрые люди, например, спросят: «Катенька, о чем ты думаешь? Что у тебя в голове?» Ответ прост: «Улавливающий тупик!» Понимаешь?
— Нет, — Георгий всегда старался быть честным тогда, когда мне этого от него не требовалось. — Табличку туда наверняка притащили лыжники — у нас хоть не горы, но лыжная база отличная. Никакой мистики здесь нет.
— У меня столько новых фактов, что все рушится. Создается самый настоящий улавливающий тупик, и я путаюсь. Поговори со мной!
— Не поддавайся панике, — Георгий был неумолим. — Тупей, но не улавливайся. Или улавливайся, но не тупей. Продержись до вечера, а потом сядем и поговорим. Мне ехать надо.
Я молча отключилась и решительно позвонила сестрице. К счастью, она взяла трубку. А значит, отказать мне не могла. Договорились встретиться через полчаса.
На чем свет стоит кляня Жорика, нагло оккупировавшего форд, я плюнула на попытки определить наиболее удобный для себя маршрут общественного транспорта и взяла такси. Объяснять, где находится нужный корпус Академии культуры, не пришлось. Складывалось впечатление, будто бедные студенты только и делают, что разъезжают на такси, потому что водитель всю дорогу рассказывал, что происходило в прошлый раз, позапрошлый и еще какой-то раз, когда он сюда ехал.
— А один студентишка забил и багажник, и салон своими ящиками! Грузовую, говорит, не вызываю не из экономии, а потому что ящики мои бережного подхода требуют и человеческого отношения. Представляете?
Таксист хохотал, а я понимала, что иду по верному пути. И пусть, когда я все разложу по полочкам и раскрою дело, Жорочка подавится своими тайнами и нежеланием меня в них посвящать!
Сестрица, которой я вкратце объяснила по телефону, что от нее требуется, заверила, что без проблем познакомит меня и с Эдиком Томкиным, и с кем угодно другим из академии.
«Я там всех знаю. Запросто познакомлю. Хоть прям щас!» — фыркнула Настасья в ответ на мою просьбу.
Не пугал ее даже тот факт, что сегодня выходной день.
— Они же там просто живут, — ошарашила меня сестрица. — Если не на парах сидят, значит, в кофейне. Третьего не дано.
Я уже расплачивалась с водителем, когда рядом затормозило еще одно такси, из которого вылезла запыхавшаяся сестрица. На голове ее красовалась загадочная икебана из разноцветных кучеряшек, уложенных каждая в своем направлении. Это чудо Настасья, кажется, соорудила из собственных волос. Я тяжело вздохнула. Мне было жалко сестрицыны волосы и мамины нервы. На носу Настасьи, значительно ниже отведенного для очков участка переносицы, болталась оправа с голубоватыми стеклами.
— Ты бегала там, что ли, по такси? — насмешливо поинтересовалась я.
Деловой вид на миг покинул сестрицыну физиономию.
— В смысле? — растерянно переспросила она. — Сидела на сиденье.
— А чего ж тогда так запыхалась?
Настасья тяжело вздохнула, понимая, что попалась.
— В образ входила. Должна же я показать тебе, как спешила на встречу. Ну и… О том, что я езжу на тачке, родители не знают.
— Откуда деньги? — поторопилась проявить свою навязчивую опеку я.
Зря. Сестрица тут же принялась отшучиваться.
— На хлебной сдаче накопила, — невинно захлопала она синими ресницами.
В детстве сестрице позволялось забирать себе на карманные расходы сдачу с продовольственных покупок, поэтому походы в соседний гастроном долгое время лежали на хрупких Настасьиных плечах.
— Не бойся, — в конце концов сжалилась Настасья, — ничего противозаконного я не совершаю. Работаю наглядной рекламой, — Настя деловито поправила орудие труда — свои кудряшки. — Оттеночную пенку рекламирую. Ну и продаю желающим. Ты, кстати, не желаешь?
Я подумала, что оттеночная пенка — это не так уж и плохо, и, смирившись, перевела разговор на более важную для меня тему.
— Сделаем так, — затараторила сестрица. — Я спущусь в кофейню. Гляну, там ли Эдик Томкин, а потом покажу тебе, кто из них он. Подходить к нему будешь сама.
— А отчего ты не можешь представить меня ему? — несколько расстроилась я.
Раньше Настасья ужасно гордилась наличием старшей сестры в моем лице и старалась демонстративно вцепиться в мою руку при малейшем намеке на присутствие поблизости знакомых. Теперь, похоже, за неимением разноцветных полосок в волосах я становилась личностью несовременной и в качестве сестры невыгодной. Я укоризненно покачала головой, но все оказалось намного проще.
— Понимаешь, — смутилась Настасья, — чтобы представить тебя ему, мне сначала придется самой с ним познакомиться.
— Ты же его вроде знаешь? — удивилась я.
— Да, — горячо закивала Настасья, и все кудряшки одновременно весело запрыгали у нее на голове, — а он меня — нет. Он же в академии уже учится, — последние слова были произнесены таким благоговейным тоном, что мне сделалось смешно. — Они нас — поступающих и преклоняющихся — не знают. А мы их всех уже до последней тютельки изучили.
— Но ты ведь говорила, что он твой друг?
Настасья покраснела, потом раздраженно заметила:
— Мы все здесь друзья. Потому что из одной академии. Ну что ты придираешься? Ты просила тебе его показать, я покажу.
— Ладно, пошли, — сдалась я, — ты права.
Пока мы спускались по крутым ступенькам, ведущим в полуподвальную кафешку прямо напротив Академии культуры, Настасья обнаружила свою полную бесполезность. О Песове сестрица слыхом не слыхивала. Ни о каких режиссерских этюдах ничего не знала. И вообще была убеждена, что на пары студенты ходят только рано утром, когда кофейня еще закрыта.
В полутьме, заглушая взрывами хохота надрывно поющее радио, несколько столиков играли в корову. Посетители, не причастные к игре, не обращали на них ни малейшего внимания — одни из них невозмутимо раскладывали карты, другие пялились в телевизор, а кто-то попросту переговаривался с соседями по столику. Настасья с видом завсегдатая сновала между столиками и у своих агентов, которых легко можно было узнать по разноцветным пятнам на прическах, наводила справки о Томкине. Трижды сестрица уверенно указывала мне на кого-то, восседающего за «спокойными» столиками, и восторженно шептала: «Это он!» Трижды ни в чем не повинный парень обиженно заверял меня, что он, к счастью, совсем не Эдик Томкин.
Из кофейни я вышла в крайнем раздражении.
— Если немного посидеть, он обязательно появится, — тараторила вслед сестрица. — Раз я про него столько слышала, значит, он точно из завсегдатаев. Значит, наверняка скоро появится здесь.
На воспитательные беседы не было времени. Я молча проследовала в сторону главного входа. Обиженно сопящая сестрица засеменила следом.
Вспомнив студенческую юность, я решила, что прежде всего стоит найти деканат. Должны же у них быть какие-нибудь списки студентов. Информация о тех, кто учится вместе с Песовым и Томкиным, могла многое прояснить.
— Простите, как найти деканат сценаристов? — поинтересовалась я у импозантной коротко стриженной девицы, красящей губы перед зеркалом в вестибюле.
— О и ае! — резко вскинув острую бровь, ответила девушка. Потом закончила с нижней губой и повторила уже нормально: — Кто их знает, говорю. Они — народ недисциплинированный. Где захотят, там себе деканат и устроят.
Девушка приступила к верхней губе.
— Это Лена! — зашептала мне на ухо Настасья. — Она тоже из кофейни. Не знаю уж, что это угораздило ее зайти в академию.
— А вы с какого факультета? — не отставала я.
— О еаоо! — вторая бровь Лены последовала следом за первой. — В смысле, со сценарного. Какой еще идиот в субботу учиться припрется? Только сценаристы. У нас у одних такое адское расписание. Ииоое!
Сценаристка, не знающая местонахождения собственного деканата и не прекращающая красить губы в процессе ответов на вопросы, — вот все, чем я располагала сейчас. Что ж, это уже кое-что. Кстати, судя по восторженным взглядам сестрицы, Настасья мычание Лены прекрасно понимала.
— Ладно, пойдем проведу, — барышня наконец смогла улыбнуться искусно оформленной улыбкой, что явно улучшило ей настроение. — Вы обе из новеньких? — она была выше меня на голову и обращалась ко мне как к маленькому ребенку. — Кажется, я вас видела в кофейне. Толклись среди будущей абитуры, что ли?
Настасья с достоинством кивнула, а Лена продолжила:
— Не сидите там. Там торчат одни неудачники. Ну и я. Клиентуру набираю. Но это — отдельный случай. У нас тут одни учатся, а другие об этом в кофейне разговаривают. Так что выбирайте сами…
Я даже не сразу воспылала благодарностью за воздействие на психику моей сестрицы. Просто не успела, потому как была поражена совсем другим. Меня приняли за студентку! Как это мило!
— Тем более я смотрю, ты не из желторотиков, — подмигнула Лена лично мне, сразу омрачив взлетевшее было вверх настроение. — Я тоже осознала свое предназначение уже во взрослом возрасте и пришла учиться далеко не после школы. Ты не комплексуй!
— Не буду, — лаконично пообещала я и неопределенно добавила: — Мне бы справки кое-какие навести у сотрудников.
— Не вовремя, — посочувствовала барышня. — Сегодня лекция Берии. Для всех курсов. Вольная, но идти надо. Можно сразу застрелиться. Не хотите? — Лена достала из внутреннего кармана довольно массивную зажигалку в виде пистолета и улыбнулась.
Мы с Настасьей отрицательно помотали головами. Сценаристка жестом пригласила следовать за ней.
— Кто такой Берия? Ты должна знать, ты же слышала разговоры студентов, — вполголоса приставала я к Настасье.
Сестрица наморщила лобик и с методичностью автомата принялась меня просвещать: