«Хрен чего ты сделаешь без лукавства, – подумал Моржов. – Даже эта фраза – заговаривание зубов».
– Я подозреваю… Нет, я уверен, что центр мозговой деятельности Троельги – это вы, – заявил Манжетов. – Поэтому и хочу поговорить с вами, а не с Галиной Николаевной и не с Михаилом Петровичем.
Манжетов имел в виду Шкиляиху и Каравайского.
– У нас в Троельге обнаружена мозговая деятельность? – дебильно обрадовался Моржов. – Наконец-то! Вот это да!
– Я хотел сказать, что вы – инициатор и вдохновитель всей активности лагеря, – поправился Манжетов.
– Наверное, вы намекаете на нашу жалобу в областной департамент образования? – предположил Моржов.
Он посмотрел на Милену. Ведь не он же был инициатором и вдохновителем кляузы, которую девки накатали на Шкиляиху. Милена напряглась, демонстративно откинула с лица прядку волос, словно ничего не собиралась скрывать и не желала перекладывать вину на Моржова, но глаза её потемнели. Значит, не всё она рассказывает Манжетову, если тот заподозрил Моржова. А если она чего-то не говорит, значит, есть о чём молчать. Это ободряет.
– Да, – корректно подтвердил Манжетов. – Из областного департамента мне по телефону сообщили суть претензий. Вы могли бы, и я в своё время всем предлагал, сразу обратиться ко мне.
«Суки», – подумал Моржов про областной департамент.
– Вы должны понимать, – рассудительно заметил он, – что жаловаться на Галину Николаевну вам, Александр Львович, – это бессмысленно. Ведь она – проводник ваших идей.
– Следовательно, причина вашего недовольства – мои идеи?
– Да. А Троельга – повод. Для нас Троельга – повод нажаловаться, чтобы для вас Троельга не стала поводом реализовать ваши идеи без проволочек.
– Чем же вас не устраивают мои идеи? – усмехнулся Манжетов.
– Тем, что ради собственной выгоды вы приносите в жертву и без того жалкий достаток многих других людей.
Моржов сказал всё открыто. И Манжетов этот удар выдержал.
– Вы, я гляжу, альтруист? – саркастически осведомился он.
– Нет, – согласился Моржов и напоказ Манжетову посмотрел на Милену. Милена словно окаменела, не зная, куда себя девать. Она походила на невесту меж двумя женихами. – Я не альтруист. Но мне выгоднее жить на общих основаниях.
– Кажется, вы обвиняете Александра Львовича в коррупции? – неуверенно спросила Милена, зыбко определившись с женихом, и косо глянула куда-то на локоть Моржова.
– Я не думаю, что Антикриз – это непременно банальный откат, – сказал Моржов, наваливаясь на спинку стула. – Антикриз – это финансовый поток, на управлении которым можно жить хорошо и незаметно. Это долгоиграющий ресурс. Наконец, с него можно получить и политические дивиденды. Может быть, Александр Львович рассчитывает баллотироваться в депутаты, а? Центр – отличный козырь.
– В Антикризисном центре, и я даже склоняюсь к мысли о тривиальной зависти, вы находите для меня просто вотчину для наживы, – аккуратно заметил Манжетов.
– Я вам не завидую, – спокойно парировал Моржов. – У меня есть другой ресурс. И его никому, кроме меня, не приватизировать.
– Важна ещё и востребованность ресурса, – дипломатично подкорректировал Манжетов.
И Моржов с радостью нанёс Манжетову удар его же приёмом:
– А это уже не относится к теме нашей беседы. Вот теперь они квиты. Не надо мериться статусами, как тайменями. Из разных иерархий статусы несопоставимы. Только в детском саду всерьёз решают задачку, кто кого победит: кит слона или слон кита.
– Центр – не блажь и не способ обогащения, – ломким голосом громко сказала Милена. – Это ответ на требования времени!
Моржов и Манжетов одинаково недоумённо посмотрели на Милену. Кого Милена пытается убедить? Себя, что ли?
Моржов перевёл взгляд на Манжетова. Манжетов успокаивающе погладил Милену по коленке. «Вот кто мне главный враг! – внезапно понял Моржов. – Манжетов!» Он нащупался под перинами быта, как горошина принцессы. И Моржов согласился со своим открытием. Манжетов был ему параллелен. Только у Моржова главной целью были женщины, а у Манжетова – деньги. Точнее (применительно к Милене), Моржову были нужны деньги для женщины, а Манжетову – женщина для денег.
– Милена, дорогая, – вкрадчиво сказал Моржов, умышленно употребляя это манжетовское обращение, – у нашего времени очень много разных требований. Но исполняются они избирательно. Причём всякий раз это исполнение доставляет кому-то очень большое удовольствие. Простите, но я не поверю, что наша ситуация – исключение. За меня – опыт и здравый смысл.
Милена молчала и нервно мяла в пальцах салфетку.
– Борис, а чего вы сами-то хотите? – вдруг спросил Манжетов как-то совсем по-дружески.
«Трахаться с твоей женщиной», – подумал Моржов.
– У меня нет никаких амбиций, – улыбнулся он.
– В Антикризисном центре найдётся хорошее место для модного художника. Мы не можем разбрасываться такими кадрами.
– Вы и сейчас начальник. Чего же тогда у вас ценный кадр прозябает в Троельге?
– Мы исправим это положение, – пообещал Манжетов.
– Это называется подкуп оппозиции, – нежно сообщил Моржов.
– Проблема в морали или в цене?
– Конечно, в цене. Мораль нынче стоит дорого.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду то, что людям не должно стать хуже. – Моржов вспомнил: Милену надо брать «на справедливость», – По карману ли вам такая благотворительность?
Манжетов задумался, вращая в пальцах блестящую зажигалку.
– Вы хотите, чтобы в новую структуру перешли прежние педагоги?
– Обобщённо говоря – да.
Моржов ни фига этого не хотел. Но он был уверен, что Манжетов на такое не согласится, и ему было интересно, чем Манжетов всё замотивирует.
– Подумайте сами, Борис… Соня Опёнкина не имеет стажа работы. Да и способностей тоже не имеет. Константин Иванович…
– Егорович.
– Да, Егорович… Константин Егорович, и у него будет хроническая ненаполняемость, беспомощен, как ребёнок. Да и предмет его абсолютно неактуален. Дмитрий Александрович, если признаться честно, – алкоголик. Роза Дамировна будет компрометировать нас своим… э-э… семейным положением.
«Всё-то ты знаешь про Сергача», – подумал Моржов.
– И ещё. Если мы возьмём этих педагогов, остальные, и это логично, спросят: почему только их, а не всех? И вообще: приняв к себе кадры МУДО, чем мы будем отличаться от МУДО? В чём тогда реформа?
– Значит, место есть только для меня? – уточнил Моржов.
– Не только для вас. Но для этих педагогов – нет.
– А для кого есть? – Моржов ухмыльнулся. – Для Шкиляевой – понятно, это её награда за развал МУДО. Каравайскому – тоже понятно: чтобы не орал. Про Милену я не говорю…
– Борис Данилович, ну что за намёки! – обиженно и с сердцем воскликнула Милена. – Сколько можно! Я ведь уже объясняла!…
– Кандидатура Милены будет рассматриваться Комиссией департамента наравне с прочими, – подтвердил Манжетов.
– И Милену могут не взять директором? – усомнился Моржов.
– На пост директора – конкурс, – зло сказала Милена. – И моя кандидатура не единственная!
– А чьи там ещё есть? – тотчас полюбопытствовал Моржов.
Его интересовало, кто ещё подпал под ОПГ Манжетова. Шкиляиха, Каравайский – это понятно. Милена – разумеется. Да-а, есть ведь и Алиска Питугина. Так сказать, запасная Милена.
– Я не вдавался в эти подробности, – уклонился Манжетов.
– Неужели такую должность может получить человек со стороны, откуда-нибудь из отдела кадров? – насмешливо спросил Моржов, намекая на Алиску.
Манжетов намёк понял. Он помолчал, внимательно глядя на Моржова, и потом даже чуть заметно кивнул. Вызов принят.
– Совсем уж со стороны – нет, – сказал он. – Директор – не девочка по вызову, не сестрица Алёнушка.
Ответ был ясен. И Манжетов тоже знал о Моржове то, чего не следовало знать Милене. Секретные ракеты были у обоих. Но их запуск означал тотальное поражение всех интересов соперничающих сторон. Лучше взаимно оставить ракеты в покое. В этом компромиссе Моржов был единодушен с Манжетовым.
– Если вы сейчас не прекратите, я уйду, – тихо сказала Милена.
– Да, дорогая, конечно… Это, и ты извини нас, совершенно бессовестный спор. Боря, я правильно сказал – «нас»?
– Правильно, Саша, – кивнул Моржов. Манжетов, едва не засопев от досады, снова вытащил сигареты, зажигалку и прикурил, пряча лицо.
– Значит, подкуп вам не по карману, – беспощадно подвёл итог Моржов. – Справедливость для вас слишком дорога.
Манжетов вдруг спрятал зажигалку в кулак.
– Справедливость не дорога, – веско произнёс он. – Если вы хотите справедливости, то вы её, можно сказать, себе уже обеспечили. С июня, и это в связи с введением сертификации школьников, у нас в департаменте принята новая форма отчётности – по результатам. К вам в Троельгу тоже приедет комиссия, чтобы посмотреть результаты вашей деятельности. По новым программам педагогов. Боюсь, что в эту комиссию, и это реакция на вашу жалобу в департамент, войдут и проверяющие из области. Так что справедливость восторжествует.
– А это уже угроза, – мгновенно дешифровал Моржов.
– Вам сложно угодить, – хмыкнул Манжетов. Моржов не смог удержаться от ехидства:
– А если по результатам проверки этой комиссии Милена будет уволена из МУДО за профнепригодность, неужели её всё равно возьмут директором Антикризисного центра?
Милена решительно встала, но Манжетов вдруг обжёг её таким взглядом, что она не осмелилась уйти.
– Сядь, дорогая, – тяжело сказал он. – Это ведь и твоя судьба решается… Давай придержим пока самолюбие.
Милена села и отвернулась.
Манжетов потёр лоб и вдруг улыбнулся.
– Борис, хотите, открою вам страшную бюрократическую тайну? – спросил он. – У нас время течёт наоборот. И любое сегодняшнее решение зависит не от вчерашнего, а от завтрашнего.
– А вы железно уверены, что ваш Центр завтра всё-таки будет?
– А вы железно уверены, что вы один сможете этому помешать?
«Почему же один? – подумал Моржов. – Я буду не один».