Моржов ещё посидел с Аркадием Петровичем, разговаривая о жизни, подробнее обсудил схему завтрашнего представления и попрощался, оставив пачку сигарет.
Он шёл в Троельгу по тёмной дороге и думал о разговоре с Аркадием Петровичем, о самом Аркадии Петровиче. Есть ведь ещё такие мужики… Будь тогда на берегу на его месте настоящий отморозок, Аркадий Петрович рухнул бы в Талку с пулей во лбу. А сейчас – жив-здоров, вытирает жопы долбоёбам…
Бледные, как привидения, низкорослые тени заступили Моржову дорогу. Теней было, разумеется, три.
– Эй, мужик, погоди, не ссы… – хрипло сказала одна из теней.
Это был подросток лет уже четырнадцати – весь белый, дрожащий и мокрый. Моржов поначалу подумал, что он искупался, а потом догадался, что пацана просто ломает после клея.
– Ну? – спросил Моржов, останавливаясь. Ему было ничуть не страшно – только интересно, как при встрече с инопланетянами или, например, настоящими упырями.
– Ты чо там Аркаше пиздел про деньги? – Пацан ладонью вытирал с лица пот. – Слышь, давай так… Мы не трясём тебя, не думай… Ты нам щас заплати по пятьсот на каждого, а завтра мы тебе хоть в футбол, хоть во что сыграем…
– А если не заплачу? – поинтересовался Моржов.
– Не заплатишь, так мы, блядь, снимемся с утра да упиздячим. Нам хера ли тебе помогать?
– Лёху откумарило ваще не по-детски, – пояснил другой упырь. – Мы в деревню за пивом сгоняем – отольёмся перед завтрашним днём. А то, блядь, не встанем… Лёху пидарасит, как суку, сам видишь, и нас тоже… Помоги, не будь мудаком…
Моржов покашлял в кулак и с выражением сказал:
– Отъебись от меня стоебучим поебом, злоебучая мандахуёвина, охуевшая от своей заебитости!
Потом Моржов тихонько толкнул откумаренного Лёху в грудь костяшками пальцев и пошагал своей дорогой, слыша, как Лёха с матом рушится в куст.
Прямо с раннего утра Розка накормила трудных завтраком, и Аркадий Петрович увёл их за Талку. Кажется, трудные завалились в траву досыпать – во всяком случае, ничего похожего на бейсбол Моржов в бинокль не увидел. Но предпочёл не дёргаться. Петрович обещал не подкачать, а сигнал к началу бейсбола – ракета Гонцова.
Гонцов был отправлен на дорогу ровно в девять.
Все, кто оставался в Троельге, сидели вокруг стола под навесом и смотрели на ельник – словно в привокзальном буфете в ожидании поезда. В десять сорок пять ракета Гонцова взмыла над ёлками, описала дугу и упала в хвойные волны.
– Взлетает красная ракета… – промурлыкал Моржов. – Подъём, господа. Комиссия прибудет через три минуты на первый путь. Прошу всех занять свои места у бойниц и амбразур. Дети и женщины идут в атаку впереди всех.
– Ну, ни пуха… – нахлобучивая панаму, пожелал всем Щёкин.
Щёкин и Костёрыч пошагали вдоль Талки вниз по течению. Розка, Сонечка и Наташа Ландышева пошли в кухню. Упыри направились к козлам, на которых уже лежала приговорённая к распилу шпала. Милена печально посмотрела на Моржова.
– Момент истины, Боря? – тихо спросила она.
– Апофеоз лицемерия, – возразил Моржов, бросил на землю окурок и шаркнул по нему подошвой.
Приплюснутая тёмная «тойота» Манжетова вкрадчиво вкатилась на волейбольную площадку, словно летающая тарелка. Дверки открылись, и комиссия полезла на свет. Прогноз Моржова сбылся на все сто. Проверять обвиняемых Манжетова, Шкиляеву и Каравайского приехали сами обвиняемые, а также две дамы из областного департамента образования. Одна дама была молодая и подвижная, в больших очках и бейсболке (как раз в тему), а другая – уже в возрасте и грузная, с цветастым платком на плечах.
– Какая прелесть!… – вертя головой, сразу восхитилась молодая. – Деревья, река, воздух!…
– …наш лагерь «Троельга»! – продолжала тарахтеть Шкиляева, не замечая приближающегося Моржова. – Это жилые корпуса, столовая с верандой, умывалка, спортивная площадка, туалет… Борис Данилович, а где дети?
– Здравствуйте, – сказал Моржов.
Манжетов хмуро кивнул и перевёл взгляд на Милену. Пожилая дама поджала губы. Каравайский Моржова не слышал, страстно вперившись в домик, где стояли теннисные столы.
– Здравствуйте! – жизнерадостно отозвалась молодая дама.
Моржов подождал, не представит ли Шкиляева его – комиссии, а комиссию – ему. Но Шкиляева обошлась без церемоний.
– Дети-то где? – напомнила она.
– Гуляют, – хладнокровно ответил Моржов.
– Как?! – поразилась Шкиляева, словно вокруг Троельги расстилались минные поля. – Почему не в лагере?!
– Они здесь уже двадцать восьмой день, – максимально внятно сказал Моржов. – Им здесь уже немного наскучило. Мы развлекаем их прогулками по окрестностям. Под нашим надзором.
– Дети не будут вам сидеть месяц на одном месте, – изнурённо, словно талдычила об этом уже сотню раз, сказала Моржову пожилая дама, зябко кутаясь в платок, и пояснила вдогонку: – Это же дети, а не взрослые! Надо понимать, честное слово!
Моржов не сообразил, чего ответить. Он ведь сказал то же самое, но почему-то вдруг почувствовал себя виноватым.
– Какой вы загорелый! – восхищённо заметила ему молодая.
Моржов в признательности слегка поклонился.
– Давайте осмотрим лагерь! – бодро предложила Шкиляева.
– Начнём с того корпуса! – Каравайский тотчас указал на домик, где стояли его любимые теннисные столы.
Пожилая дама устало вздохнула и слегка повернулась к домику, в который рвался Каравайский, но увидела упырей, пиливших шпалу. Даму словно парализовало. Моржов тревожно посмотрел на упырей в бинокль, но ничего особенного не заметил.
– Это кто?… – потрясённо спросила гранд-дама.
– Дежурные, – ответил Моржов и на всякий случай ещё раз посмотрел на упырей в бинокль. – Пилят дрова: готовить обед.
– Дети?… Пилят дрова?… – едва слышно переспросила дама-гранд. – У нас что, рабовладельческий строй?
– Нет, у нас печное отопление, – ответил Моржов.
– Я же привозил два баллона газа! – взвился Каравайский.
– Они закончились, – скромно сказал Моржов.
– Надо было сообщить администрации! – зыркнула на Моржова Шкиляева. – Жалобы в область вы писать можете, а своему начальству сказать не можете!
– Мы бы свозили баллоны на зарядку! – негодовал Каравайский за неиспользованный шанс. – Заодно и столы бы увезли!…
– Я в детстве так любила пилить дрова!… – мечтательно поделилась со всеми дама-джуниор.
Моржов оглядел её внимательнее. А дама-то была ничего себе. И не дама, а девка, ровесница Моржова, не старше. И без кольца на пальце. И без лифчика под блузкой.
– А я никому ни на что не жаловался, – сказал Моржов.
– Я ничего не понимаю… – тихо и сокрушённо призналась дама-гранд, перекрещивая концы платка на груди.
– А кто жаловался? – тотчас вцепилась в Моржова Шкиляева.
– Письмо было подписано Чунжиной, Идрисовой, Опёнкиной! – весело сообщила джуниорка.
– Это не важно, – тяжело произнёс Манжетов в сторону, продолжая глядеть на Милену.
– Я-а-асненько, – с угрозой заключила Шкиляиха, проигнорировав слова Манжетова.
– Это не важно! – раздражённо повторил ей Манжетов.
– А это что? – вдруг опять поразилась гранд-дама. Она указывала на шеренгу умывальников. Моржов еле сдержал порыв осмотреть умывальники в бинокль.
– Это умывальники, – неуверенно сказал он.
– Я вижу, что умывальники! – ответила гранд-дама.
Моржов не знал, что ещё сказать. Вся комиссия замолчала, отыскивая в облике умывальников что-нибудь удивительное.
– А… в чём дело? – осторожно спросил Моржов.
– Почему без крыши?
– А… нужно крышу? – уточнил Моржов.
– А если дождь?
Моржов ничего не мог придумать в ответ. Если дождь – значит дождь. Дети промокнут. Впрочем, они ведь и так бы шли умываться… И вообще: не желают – так пусть и не умываются. Ни в дождь, ни в вёдро. Грязнее от этого не станут.
– Крыши нет! – сурово и самокритично констатировал Каравайский как самый смелый из членов комиссии.
– Александр Львович! – обратилась гранд-дама к Манжетову. – Областной департамент выделял немалые средства на подготовку летних лагерей к сезону! Почему этот лагерь не готов?
– Он у нас недействующий! – ляпнула Шкиляева.
Гранд-дама набросила платок себе на голову и завязала его концы так решительно, словно перерезала себе горло.
– А чего у вас в недействующем лагере уже двадцать восемь дней делают эти несчастные дети? – спросила она и указала рукой на упырей, сидящих вокруг козлов со шпалой.
– Галина Н-николаевна! – не выдержав, процедил Манжетов, прожигая взглядом дыру в Шкиляихе.
Шкиляиха и вправду задымилась.
– Ну… то есть… – залопотала она.
– Осенью мы планируем передать этот лагерь управлению железной дороги в обмен на спонсорскую помощь Антикризисному центру, – опустив глаза в землю, признался Манжетов. – Поэтому никаких капиталовложений в этот лагерь не осуществлялось.
– А почему областной департамент не в курсе ваших планов?
– В курсе! – жизнерадостно возразила джуниорка.
– Я не вас спрашиваю, Людмила Сергеевна, – оборвала джуниорку гранд-дама. – Мне кажется, этот вопрос вне ведения вашего отдела.
– Пока ещё этот вопрос на согласовании, – совсем мрачно произнёс Манжетов. – Но это мы обсудим позже, Анна Фёдоровна.
Моржов ухмыльнулся. Вот сквозь какую дырку все увидели трусы Манжетова! Железнодорожникам нужна Троельга, а Манжетову нужны деньги. Антикриз окажется удобным соединением для взаимоудовлетворения этих пока что несообщающихся сосудов. Манжетов оказался не так уж и хитёр, если весь камуфляж его схемы обогащения размыл первый же дождичек над Троельгой.
– В стране проблемы образования объявлены приоритетными, да и проблемы здравоохранения тоже! – объявила гранд-Фёдоровна. – А мы у себя отдаём свои учебно-оздоровительные учреждения другим собственникам?
Манжетов взглядом словно хлестнул по Люсе-джуниорке.
– Анна Фёдоровна, давайте об этом потом! – ласково сказала Люся, подхватывая гранд-Фёдоровну под локоток.