Мысли Шепа уже в который раз обратились к Вианке Эстеван. Вот горячая девчонка – в ней женственности в десять раз больше, чем было в Пегги Сью в лучшие ее годы! Шеп готов был спорить на что угодно, что и в постели эта мексиканочка – настоящая тигрица.
Он передвинул табачную жвачку из-за щеки под язык и наклонился, чтобы почесать за ушами Скипа. Пес рванулся с цепи, попытался прыгнуть Шепу на грудь.
– Лежать, приятель, лежать! – пробормотал Шеп.
Он чувствовал себя виноватым за то, что держит пса на привязи. Скип ничем не провинился; и хочет-то он всего-навсего сделать подкоп под соседский забор и обслужить суку Фентонов. Что в этом дурного? Так уж природа устроила.
Черт возьми, ему ли этого не знать? Полтора часа, проведенные с Вианкой в больнице, стали для него настоящим испытанием на стойкость. Бедняжка рыдала у него на плече: сквозь рубашку он чувствовал, как дрожат ее губы, упругие молодые груди прижимались к его груди, и вся сила воли понадобилась Шепу, чтобы не обнять девушку, не поцеловать, не начать шептать на ушко какие-нибудь дурацкие, ничего не значащие утешения. Но он оставался холоден и невозмутим – по крайней мере, выше пояса. О том, что творилось в штанах, и вспоминать не хочется. Одно радует – малышка была так расстроена, что, скорее всего, ничего не заметила.
Старуху отправили прямиком в психиатрическое отделение. Через полчаса к Вианке вышел врач и заговорил о том, что в Остине, мол, есть прекрасная клиника для пожилых людей, у которых проблемы с психикой. Вианка отказалась. Когда же он спросил, не лучше ли будет ее матери в комфортабельном доме престарелых, она едва не плюнула ему в лицо.
– Только не madrel– воскликнула она, решительно замотав головой, а затем объявила, что хотела бы как можно скорее вернуть мать домой. Наконец подъехал Роберто, и у Шепа появился благовидный предлог смыться.
– Благодарю вас, офицер, – сказала на прощание Вианка, поднимая на него огромные заплаканные глаза. – Не знаю, что бы я делала, если бы не вы.
Шеп прохрипел, что просит называть себя по имени, и, не чуя под собой ног от восторга, поплыл к выходу.
– Шеп!
Пронзительный голос Пегги Сью разорвал его мечты в клочья. Шеп выпрямился, рядом напрягся и глухо гавкнул Скип. Обернувшись, Шеп увидел на пороге жену.
– Ты купил гамбургеры и лук, как я тебя просила?
– Ты понимаешь, какое дело... совсем забыл! – с сокрушенным видом признался Шеп.
Вокруг рта и над бровями Пегги Сью прорезались глубокие морщины. Шеп постарался придать лицу кроткое и виноватое выражение.
– Сейчас съезжу на рынок, все куплю.
– Так поторопись! Не могу же я все сразу делать – и готовить, и за детьми смотреть, и в магазин бегать!
Измученная, издерганная, преждевременно постаревшая женщина. В глазах – тоска и отвращение ко всему на свете. Думала ли юная Пегги Сью, когда выходила замуж за молодцеватого парня Шепа Марсона, что ей выпадет такая судьба?
– Я мигом обернусь.
И Шеп зашагал к своему пикапу с таким облегчением, что сам себе удивился. Когда же, черт возьми, он успел так возненавидеть родной кров? А ведь когда-то любил возвращаться домой после трудного дня – опуститься в любимое кресло, посмотреть новости, проглядеть газету, а потом развалиться на диване и позвать сыновей: «Ну, идите сюда, пострелята!»
Сколько шуму и возни, сколько смеха и визга! А Пегги Сью на кухне гремит кастрюлями, и чистый сильный голос ее, распевающий какую-нибудь добрую старую песню, разносится по всему дому. Когда он в последний раз слышал ее пение? Год, два, десять лет назад? Как ни старался, Шеп не мог припомнить.
Он уже садился в машину, когда из-за угла, громко топоча ботинками, вылетели Кендис и Донни. Завидев их, Скип принялся рваться с цепи и поднял отчаянный лай.
– Папа, я с тобой! – кричал Донни.
– Нет, я, нет, я!
Кендис оттолкнула брата с дороги, и Шеп в который раз подумал, что дочурка у него молодчина. А вот от Донни толку не будет – слабак и слюнтяй. Вот и теперь, вместо того чтобы дать сдачи, разревелся! В кого он такой? Старшие сыновья такими не были. Шеп открыл пассажирскую дверцу, и ребятишки залезли в машину.
– Помните, что надо сделать, когда садитесь в машину? – спросил он.
Они, разумеется, не помнили, и Шеп велел им пристегнуться. Всю дорогу дети болтали без умолку: то обсуждали какие-то свои ребячьи дела, то шпыняли друг друга – точнее, шпыняла брата Кендис, а тот только огрызался да шмыгал носом. В конце концов Шеп, не выдержав, протянул ему свой носовой платок.
Добравшись до лавки Эстеванов, Шеп пообещал обоим по мороженому, если будут сидеть смирно, и вошел в магазин. Он надеялся хоть одним глазком взглянуть на Вианку – однако ее здесь не было. Рябоватый парнишка-мексиканец лет двадцати, которого Шеп, кажется, уже видел, но не мог припомнить имя, явно занервничал, заметив на покупателе полицейскую форму; он не поднимал глаз и отсчитал сдачу, не произнося ни слова. «Должно быть, нелегал», – подумал Шеп. Впрочем, сейчас ему до этого дела не было.
– Вианка здесь? – спросил он, забирая пакет с покупками. Парень покачал головой, и черные блестящие, словно маслом смазанные, волосы его мотнулись влево-вправо.
– Нет? А не знаешь, когда она вернется? Снова короткий взмах волосами и пожатие плеч.
– Она еще в больнице?
Парень, чуть замешкавшись, кивнул.
– Si, в больнице, – ответил он, показав дырку между передними зубами.
– А тебя как зовут?
Парень испуганно вскинул на него глаза:
– Энрике.
Ах да, Энрике! Теперь Шеп его вспомнил. Один из сыновей Пабло Рамиреса. Они, кажись, приходятся Эстеванам сродни.
– Спасибо, Энрике.
Шеп вышел. Увидеть Вианку так и не удалось, и это огорчило его. Глупо, конечно, да и не в том он возрасте, чтобы влюбляться, но вот уже несколько дней он не может выбросить эту мексиканочку из головы.
Может быть, из-за жары в голову лезут странные мысли. Или все дело в возрасте – говорят, после сорока пяти у мужчин наступает какой-то там кризис, черт бы его побрал. Никогда прежде Шеп не обманывал Пегги Сью – и впредь не собирался. Но, черт возьми, нельзя же так жить, как он живет! Ни один нормальный мужик такого не выдержит!
Вернувшись к пропеченному солнцем пикапу и шумливым детям, Шеп вручил каждому по мороженому, строго-настрого велел не напачкать в салоне и съесть все до капельки прежде, чем они воротятся домой.
– Матери не говорите, что я вам купил мороженое до ужина, – предупредил он. – А то больше покупать не стану! И смотрите, чтобы ужинали как следует, не капризничали, а то она догадается. Мне иногда сдается, что у нее глаза на затылке.
– Я все-все съем! – испуганно пообещал Донни. Кендис метнула на него взгляд, лучше слов говорящий, что она думает о своем братце. Шеп завел мотор, и старенький «Додж» его покатил по выщербленному, растрескавшемуся асфальту.
Проезжая мимо «Белой лошади», Шеп заметил, как Росс Маккаллум – огромный, неуклюжий, мрачный – вразвалку выходит из бара и останавливается, привалившись к пластмассовому жеребцу в натуральную величину, что служил салуну чем-то вроде вывески. Он проводил машину тяжелым взглядом, и Шеп ощутил, как по коже пробегает холодок.
– Вот сукин сын! – пробормотал он вполголоса.
– Мама не любит, когда ты ругаешься, – сообщила Кендис (тоже, новость нашла!), облизывая перепачканные шоколадом губы.
А ты ей не говори, – рассеянно отозвался Шеп.
Но...
– Я сказал, Кенди, молчи и ешь свое чертово мороженое!
– Ага, опять ты выругался! – радостно завизжал Донни. Шепу захотелось схватить сынка и задать ему хорошую трепку. Но здесь было не место и не время. Медленно проезжая мимо бара, он не сводил глаз с Росса – и тот, широко расставив ноги и затягиваясь сигаретой, не отрывал угрюмого взгляда от пикапа, знававшего лучшие дни.
– Этот паршивец недоброе задумал, – пробормотал Шеп. – С места мне не сойти, у него на уме какая-то пакость!
– Опять ругаешься! – и Кендис скорчила уныло-недовольную рожицу – выражение, слишком хорошо знакомое Шепу по лицу Пегги Сью.
Росс распахнул проржавевшую дверцу своего грузовичка, сел и, заведя мотор, направился на север, прочь из города. Не будь с Шепом детей, а в раскаленном багажнике – гамбургеров, которые того и гляди там спекутся, Шеп, пожалуй, попробовал бы проследить за этим ублюдком. Он свернул за угол и притормозил на светофоре, все еще размышляя о Маккаллуме. Какого черта Росс вернулся? Почему не начал жизнь на новом месте, где его репутация никому не известна, где ни одна душа не знает, что он отсидел восемь лет за убийство? Что привело его назад, в Бэд-Лак?
Шеп размышлял, задумчиво барабаня пальцами по рулю. Красный свет сменился зеленым, он тронулся с места – и в тот же миг навстречу ему из-за угла вынырнул грузовик Невады Смита. Нейв вел машину, а на пассажирском месте, высунув в окно кудлатую голову и вывалив язык, сидел его пес. На заднем сиденье Шеп заметил винтовку. Глаза Нейва скрывались за темными очками; губы плотно сжаты, на скулах вздулись желваки, словно у воина перед смертельной битвой.
Он что-то задумал, это ясно. И, как будто ведомый каким-то инстинктом, грузовичок его свернул на север – в ту же сторону, куда направлялся Росс Маккаллум.
Несколько минут Шеп не отрывал взгляда от зеркала заднего вида. Конечно, это могло быть просто совпадение. Бэд-Лак – город маленький, и нет ничего удивительного, когда за какие-то пять минут встречаешь двух смертельных врагов, едущих в одну и ту же сторону.
Случайность? Быть может. Но эта «случайность» врезалась ему в память. Если Маккаллум и Смит встретятся на узкой дорожке – жди беды. Так было десять лет назад, и едва ли с тех пор многое изменилось. По дороге домой Шеп жалел о том, что не мог рвануть за ними следом. Ребятишки подрались, и он заметил это, лишь когда остановил машину и увидел их зареванные мордашки.
Шеп хотел вытереть их своим платком, но дети уже выскочили из машины и с визгом и топотом побежали в дом.