В комнате, куда привели Воина Афанасьевича, ждали его таз, кувшин с теплой водой, мыло и полотенце.
– Умойтесь, – приказал господин в черном и сам полил ему из кувшина на руки.
Потом Воина Афанасьевича усадили за стол и предложили кусок серого хлеба с дешевым ирландским маслом и кружку пива. После тюремной кормежки это было – как пир.
– Теперь, когда вы сыты, с вами уже можно разговаривать, – сказал господин в черном и вышел. Ему на смену явился другой господин, одетый роскошно, на голландский лад – в черный бархат. Он сел напротив Воина Афанасьевича и стал на него смотреть с полуулыбкой на розовых губах.
– Ну, наконец-то мы вас нашли, сударь, – сказал он по-голландски, помолчав. – И нашли вовремя. Вы ведь догадываетесь, какая судьба вас ожидала.
Воин Афанасьевич кивнул.
– Я привез с собой лекаря. Если мы договоримся, он сейчас же посмотрит вас и наложит вам повязку с целебной мазью, чтобы убрать боль.
– Благодарю…
– Сейчас вам придется сделать выбор. Выбор простой. Или вы принимаете разумное решение, или возвращаетесь вниз и ждете скверного решения своей судьбы. Ничего хорошего, уверяю вас… Впрочем, выбор – за вами. Я предлагаю совершить благое дело. То самое, которое предлагал вам в Кракове отец Циховский. Вы ведь поняли, о чем речь.
– Да…
– Если бы вы не сбежали, то уже давно жили бы в хорошем доме, пользовались всеми благами, какие могут дать деньги, окружили себя умными и тонкими собеседниками. Ваши родственники не позаботились найти вам невесту, но теперь вы могли бы выбрать первую красавицу. Более того – умницу, с которой можно говорить о книгах и о картинах, а не кричать ей: жена, отчего суп пересолен?
Воин Афанасьевич повесил голову.
– Ваше государство, отказавшись от нелепых предрассудков, добилось бы истинного процветания. Молодые люди получали бы отличное образование, ездили в Европу. Ваш государь получил бы советников, имеющих большой опыт и знающих, что такое европейские порядки. Политика вашего государства переменилась бы полностью – никаких нелепых союзов и сомнительных союзников, с которыми даже непонятно, что делать дальше. Одни разумные союзы, приносящие только пользу.
Воин Афанасьевич понял намек: этот господин считал, что не стоило государю Алексею Михайловичу вмешиваться в сложные отношения между польским королем и казаками, не стоило посылать помощь казакам лишь потому, что они тоже православные…
– Если вы вернетесь в Россию, вас ждет несколько месяцев испытания – скорее всего, вас поместят в монастырь. Но ваш государь отходчив и любознателен, к тому же любит вашего батюшку, он скоро потребует вас к себе, чтобы задавать вопросы. И с этого начнется ваше процветание, господин Ордин-Нащокин. Вы расскажете своему государю, как воспитывают юношество в Европе.
– Но я сам этого не знаю.
– Узнаете. Ваше образование пока, как бы выразиться… лучшее, какое вам могли дать в России… Если вы сделаете верный выбор, сможете его продолжить во Франции, в Париже. Затем – вас сопровождает молодой человек, который, может быть, в Москве считался бы неглупым, но в Европе он никому не нужный неуч без денег и без ремесла. Вы получите образованных спутников, с которыми побываете при дворах европейских государей, побываете в Италии, увидите Рим. Но это – если сделаете верный выбор.
Воин Афанасьевич посмотрел на собеседника затравленными глазами.
«Бес-искуситель», – подумал он.
– Вы наконец познакомитесь с умными женщинами. Да, да, это лишь у вас в Московии женщина считается животным, годным лишь для приготовления еды и рождения детей. В Кракове вы видели только красавиц, а в Париже увидите умниц. Вы познакомитесь с женщиной, которая пишет романы, – с мадемуазель де Скюдери. Вы увидите женщин, которые превосходно знают музыку, играют на клавесине, женщин-актрис – таких в вашем государстве пока нет. Но благодаря вам появятся…
Воин Афанасьевич доел хлеб и допил пиво. Этого было мало, он хотел еще.
В дверь постучали, собеседник предложил войти. Вошел пожилой человек с сундучком вроде матросского, в крышку которого вделано кольцо, поставил сундучок на подоконник, молча открыл и стал доставать банки и смотанные в клубки полосы холста. Запахло странным – таких ароматов Воин Афанасьевич еще не знал. Он догадался – вот мази, которые утоляют боль.
– Вернетесь, ваш почтенный батюшка сможет позаботиться о вас… – продолжал собеседник.
И вдруг до Воина Афанасьевича дошло: они же не знают, что батюшка скончался! Он им в вещих снах не являлся! Они рассчитывают на то, что он все еще в чести у государя! А без батюшки Воин Афанасьевич в России кто? Некому защитить, некому замолвить слово! Пустое место он без разумного и толкового батюшки, государева любимца… Приедет в Россию с европейскими замашками – а дальше? Как раз с ними и угодит куда-нибудь в Пустозерск, и некому будет его оттуда вытаскивать.
Вспомнились веселые лица наглых молодых стольников – вот уж кому будет потеха!
Вспомнилось удивительно кроткое лицо, явившееся во сне. Он же, Афанасий Лаврентьевич, никогда кроток не был, себя в обиду не давал. А где-то там – Господи, где? – ему нет нужды спорить и доказывать свою правоту. Там он может вздохнуть с облегчением, ведь вся суета кончилась, и послать сыну последний любовный привет…
– Но все это будет, если вы сделаете верный выбор, – настойчиво повторял собеседник.
Воин Афанасьевич посмотрел ему в глаза. Ответный взгляд был спокойный и внимательный, но холодный. Как и лицо собеседника – красивого сорокалетнего мужчины с модными узкими усиками, с округлым подбородком и прямым носом, с гладенько выбритыми щеками. Русые волосы, густые и ухоженные, спереди были подстрижены и разделялись на прямой пробор, обрамляя лоб не завитками, а изящно уложенными прядями.
Две почти догоревшие свечи в серебряном подсвечнике освещали это умное лицо снизу, убирая тяжелые складки щек, делая собеседника моложе.
Нужно было что-то отвечать. Воин Афанасьевич медлил с ответом – ему было страшно возвращаться туда, где больше нет отца.
– Господин Лоренц, благодарю, ступайте, – сказал собеседник лекарю. Тот, не задавая вопросов, стал собирать свое имущество в сундучок, и Воин Афанасьевич понял: боль никуда не денется!
Возвращаться в грязь и смрад, терпеть боль, есть прокисшую похлебку, маяться животом он не желал.
До отъезда в Россию было немало времени – ведь его обещали многому научить, хотели многое ему показать. Значит, выбираться из вонючего подвала нужно любыми средствами, а дальше – как Бог даст.
– Я сделал верный выбор, – ответил Воин Афанасьевич.
– Вот и замечательно. Господин Лоренц, помогите этому господину раздеться. Не бойтесь – по пояс, чтобы наложить повязку с мазью. И остается еще один вопрос. Ваш спутник – как быть с ним?
Воин Афанасьевич понял, что речь о Ваське.
– От него ни малейшей пользы не предвидится. Вы очень им дорожите? Мы можем оставить его при вас, но он будет лишь отвлекать вас от занятий, – объяснил собеседник.
И стало ясно, какого ответа ждут.
Господин Лоренц замер с открытой баночкой в руке.
Есть хотелось чрезвычайно.
– Нет, я им не дорожу, – сказал Воин Афанасьевич. И в самом деле – какой прок от дармоеда Васьки?
О дальнейшей судьбе дармоеда не было сказано ни слова.
– Сейчас вам наложат повязку, и я увезу вас в дом, где вы сможете выспаться на порядочной постели, – пообещал собеседник. – Нам придется еще не раз встречаться. Можете называть меня отец Жозеф.
О том, что здешние попы ходят порой в мирском платье, Воин Афанасьевич уже знал. Да и какого прихода этот поп – тоже уже понял.
– Вы что-то хотите сказать? – спросил отец Жозеф. – Вас что-то беспокоит? Может быть, в ваших вещах осталось что-то ценное?
Ценное было – послания царя Алексея Михайловича, впрочем, давно устаревшие, которые прочесть тут, в Маастрихте, может только один человек – Ордин-Нащокин-младший… Нет, не один!..
– Вы вспомнили нечто важное, – уверенно сказал отец Жозеф. – Говорите, не бойтесь. Если мы смогли вытащить вас из тюрьмы, то сумеем защитить от кого угодно. Ну? Ну?!
Терять было уже нечего.
– Меня ищут наши, московиты…
– Так. Вы знаете, кто бы это мог быть? Вряд ли за вами послали людей, которые с вами не знакомы.
– Я думаю… думаю, что знаю…
– Можете их описать?
С этим было хуже, но Воин Афанасьевич, мучаясь, спотыкаясь и путаясь, кое-как изобразил круглолицего и плечистого Ивашку, чернобрового красавца Петруху и худощавого, с сухим лицом и пронзительными глазами Арсения Петровича Шумилова.
– Очень хорошо, – хмуро сказал отец Жозеф. – Но с Божьей помощью мы их до вас не допустим.
Воин Афанасьевич вздохнул с облегчением – вот тут он отцу Жозефу поверил полностью.
Его вывели из здания суда, помогли подняться в карету. Четверть часа езды – и Воина Афанасьевича высадили во дворе трехэтажного дома, повели на самый верхний этаж. Господин Лоренц, ехавший с ним, устроил его на ночь в небольшой теплой комнате, приготовил целебные отвары.
– Выпейте и ложитесь, – велел он.
– Я грязный… и насекомые… – признался Воин Афанасьевич.
– Ничего, вас завтра отмоют.
Утром пришел лакей, сказал, что зовут его Маартен, что он обучен ходить за больными. В комнату внесли большую лохань, ведра с водой, и Маартен вымыл Воина Афанасьевича, как младенца, сперва – голову, потом – все тело. Голову он смазал какой-то дрянью и укутал в полотенца.
– Конечно, стоило бы остричь вас, – сказал он, – но мне велели сохранить ваши волосы. У вас должны быть длинные волосы. Когда мы истребим эту заразу, я принесу масло, от которого ваши волосы будут прекрасно расти и блестеть.
Потом он наложил на бок Воина Афанасьевича повязку с мазью, действительно унимавшей боль, и осведомился, что господину угодно съесть на завтрак. Услышав пожелание («горячего чего-нибудь, и побольше»), он сдернул с кровати постельное белье и унес. После завтрака пришел господин Лоренц, ощупал больное место, нахмурился, сказал, что придется провести в постели неделю, а лучше две, чтобы косточки срослись. Воин Афанасьевич не возражал.