Блудное художество — страница 77 из 126

– Однако ж стараешься, - утешил его Архаров, а когда узнал, что святой Иустин крестился в возрасте тридцати лет, совсем успокоился - дьячку-полицейскому тридцати еще не было, так что теория о связи имени и судьбы еще могла блистательно оправдаться.

Обер-полицмейстерский экипаж выехал на Тверскую, где при выезде из города уже стояли триумфальные ворота сорока восьми аршин в высоту, увенчанные статуей Славы, снабженные разнообразными колоннами и походившие на храм. Кони разогнались, взяли хорошую резвость, и вот уже показались ладные избы ямской слободы, где жили мастера конной гоньбы, те, что готовы в зимнюю пору довезти москвича в Санкт-Петербург хоть за сутки, но добавляя при этом: «Тело довезу, а за душу не ручаюсь!»

От слободы уже видны были высокие мачты стоящих на «Танаисе», сиречь Дону, на «Борисфене», сиречь Днепре, и на «Черном море» вокруг насыпанного из песка полуострова «Крым» кораблей - едва ли не в натуральную величину. География была более или менее соблюдена, и Архаров въехал на «театр военных действий» по «Борисфену», миновал здание театра, именуемое «Кинбурн», и оказался в удивительном мире, который все татарские народы, обитавшие в Крыму и окрестностях, - крымские, буджатские и кубанские, а также едисанцы, жамбуйлуки и едичкулы, за свой бы вовеки не признали. Храмы с высокими колоннадами и ростральные колонны на римский манер, крепости с бастионами и равелинами и дворцы с высокими башнями, над которыми уже развевались флаги, суда при полном своем парусном убранстве, и многие носили славные имена: корабли «Европа», «Три святителя», «Победоносец», «Чесма», «Ростислав», «Победа», фрегаты «Не тронь меня», «Северный орел», «Григорий»…

По их мачтам лазали люди, натягивали парусинные полотнища. Белейшая парусина, принимая ветер, тут же надувалась, и казалось, что корабли в этом многоярусном уборе вот-вот двинутся с места и поплывут по мнимому морю.

Луг был порядочно вытоптан, да еще навалили на него кучи песка, но ког-где остались островки зеленой травы, и странно торчали из пастушьей сумки, белых кашек, мелкого поповника и одуванчиков раскрашенные деревянные стены в турецком вкусе. Дальний край луга был занят декорациями - фальшивыми мельницами, деревьями, домами, все это, по замыслу архитекторов, было иллюминировано, и справа, где, коли верить географии, должен был быть Дунай, уже трудились фейерверкеры, готовя к завтрашней ночи свою огненную потеху.

Архаровская карета остановилась напротив крепости «Керчь», которая была крепостью лишь снаружи, а внутри - бальной залой. Одновременно к ней подъехали верхом архитекторы Баженов и Казаков.

Обер-полицмейстер осведомился, всего ли довольно, успевают ли за ночь завершить дивное сооружение, не было ли каких неприятностей, драк, воровства. Услышал, что драки случались - от поспешности и всеобщего волнения, что к полудню Ходынский луг будет совершенно готов к приему высокопоставленных гостей и простого люда (тут Баженов показал рукой, где именно будут раздавать обывателям угощение - нарезать целиком зажаренных быков, разливать ковшами пиво и вино, там уже стояли огромные деревянные пирамиды с полками для жаркого и возвышались посреди огромных чаш фонтаны для вина).

– Экое вы тут устроили турецкое царство, - сказал Архаров. - Надобно будет караулить, как бы не подожгли ненароком.

– Не столь турецкое, сколь мавританское, - поправил Матвей Казаков. - Государыне должно понравиться, она диковинки любит. И рисунки изволила одобрять.

– Его затеи, - пояснил Баженов. - Я уж ему все эти султанские прелести на откуп отдал! Вот с кораблями беда…

– А что такое?

– Мы с Матвеем люди сухопутные, не додумали - укрепили их на кольях, как обычные павильоны. А начали паруса поднимать - тут и оказалось, что флотилия наша при первом ветре перевернется. Вот, извольте, - в последнюю минуту поднимаем, а суда укреплять пришлось. И то боязно - не было бы дождя. Как подует покрепче - так одному Богу ведомо, что с ними станется.

– А там что? - Архаров показал на огромное колесо, которого еще несколько дней назад не было. Оно бы смахивало на колесо водяной мельницы, кабы не полдюжины люлек, которые как раз собирали из досок плотники.

– Это не по нашей части, - отвечал Баженов, - это для простонародья.

– Перекидные качели, ваша милость, - объяснил Казаков. - Без них какой же праздник?

Убедившись, что на Ходынском лугу вовсю идет работа, Архаров велел сыскать майора Сидорова, который непременно должен был обретаться поблизости со своими драгунами. Сидоров доложил, что единственный повод для легкого беспокойства - те норовящие заблаговременно пробраться на луг людишки, которым назначено быть на празднике для увеселения публики, все эти немцы с куклами на веревочках, владельцы ученых собак, обезьян и лошадей, всевозможные штукари, глотающие ножи, горящую паклю и иные несъедобные предметы, извергающие изо рта пламя, наиболее же обременяют канатные плясуны, которым непременно надобно теперь же опробовать нарочно для них установленные вышки. Втолковать им что-то оказалось затруднительно - канатоходцев привезли чуть ли не из Бухары.

Велев всех до поры гнять в шею, Архаров приказал вести себя домой.

Он хотел приготовиться к завтрашнему дню. Опять же, его ждали к ужину поручик Тучков и капитан-поручик Лопухин.

Экипаж неторопливо проехал по Пречистенке, и Архаров уже видел окна своего особняка, когда стоящий на запятках вместе с лакеем Иваном Федька вдруг застучал кулаком по задней стенке кареты. Сенька понял - что-то архаровец увидел важное, и натянул вожжи. Карета встала, Архаров выглянул в окошко и увидел, что Федька подбегает к некому человеку, имеющему, несмотря на жару, черную епанчу на плечах и треуголку, надвинутую на брови.

После кратких переговоров с незнакомцем Федька подбежал к дверце кареты и распахнул ее.

– Ваша милость, там Костемаров!

– Вели ему идти в дом.

– Не пойдет, боится. Ваша милость, сказывает - важные сведения принес!

– Ну, хрен с ним… - Архаров вылез из экипажа. - Сенька, заезжай с заднего двора!

В то время, как карета сворачивала в переулок, туда же подъехали два всадника - Тучков и Лопухин. Они тоже решили не разводить церемоний и войти в особняк с заднего крыльца - так оно и удобнее, чтобы лошадей сразу, поводив несколько, ставить в конюшню.

Левушка помахал приятелю рукой и, пропустив карету, въехал в переулок, Лопухин - за ним. Архаров же неторопливо пошел к Демке.

Тот действительно боялся - по роже было видно, и ежился под своей епанчой и треуголкой, один острый нос торчал.

– Ну, докладывай, - сказал, подойдя, Архаров, как если бы ничего не случилось.

– При мне про золотой сервиз толковали, ваша милость, - отвечал Демка, не вдаваясь в объяснения, кто и почему толковал. Архарову и так должно было быть ясно, что полицейский Костемаров вернулся к прежним своим товарищам, ибо иных ремесел не знал - либо ремесло архаровца, либо ремесло шура.

– И что сервиз?

– Ваша милость, его сюда для особой надобности привезли, - Демка, отвечая глядел в землю. - Есть на него покупатель, да только, сами знаете, сервиз-то краденый. И тот покупатель лишь недавно в Москве объявился. И он знает, что сервиз краденый, да только ему уж больно надобен. И этой ночью ему этот слам передадут.

– Что ты врешь? Сервиз-то неполный, - возразил Архаров. - Как же его могут передать?

– Знаю, ваша милость, что неполный, да только так при мне толковали - этой ночью-де весь передадут на Ходынском лугу.

– Где?!

Трудно было, на первый взгляд, найти менее подходящее место для таких действий. Полно народу, шум и гам, да еще вокруг разъезжают полицейские драгуны. А коли вдуматься - то там и слона можно спрятать во всех деревянных крепостях и прочих причудливых строениях.

– Вранье, Костемаров. Ведь по меньшей мере третья часть сервиза в подвале зарыта, коли помнишь, под Гранатным двором.

– Стало быть, откопали.

– Не могли откопать. За подвалом следят.

– Да я сам бы оттуда тот сервиз запросто вынес, ваша милость… Коли шуры сговорятся, они и не то еще выкрадут.

Архаров вспомнил о четырех ложечках и о сухарнице. Можно ли считать полным сервиз без четырех ложек и сухарницы? А что, коли их было две или даже три?

– Стало быть, пришел предупредить? Что еще скажешь?

– Там, на Ходынке, судно построено, называется «Чесма», так внизу, под палубой, все будет - сервиз отдадут, деньги получат, - быстро сказал Демка. - И то судно охраняют. Как стемнеет, там Грызик будет ходить, коли что - знак подаст, в других судах еще люди спрятаны… Вы, ваша милость, Грызика знаете… А как во Всехсвятском храме колокола зазвонят, так в той «Чесме» все и сойдутся. Вот, доложил все, как есть. Прощайте, ваша милость.

– Постой, Костемаров, - сказал обер-полицмейстер. - Я почти убежден, что не ты ночью гонялся за Тимофеевой елтоной. И что ее мог заколоть иной человек, имеющий подобный нож…

– Ваша милость, мне оправдываться нечем, - отвечал Демка. - Так все сошлось, что улики - против меня, а за меня - один только Господь Бог! Я ту кубасью не укоцал и Скитайле про рыжевье не разлемзал. И ножа я не брал! Как я могу вам служить, когда мне веры нет?

Архаров наслушался от шуров и мазов таких речей - со слезой и отчаянным надрывом в голосе. Однако Демка был взволнован неподдельно.

– Возвращайся, Костемаров.

– Когда откровется моя невиновность - тогда вернусь. Прощайте, ваша милость.

Демка отступил несколько шагов, повернулся и побежал.

– Стой! - раздалось за архаровской спиной. Это вопил Федька.

Рядом с Федькой стоял Клаварош, необычайно хмурый.

Когда Архаров повернулся, чтобы посмотреть, куда девался Демка, того уже не было.

– Ладно, молодцы, пошли в дом, - приказал Архаров, которому было сейчас не до полицейских. Он повторял беззвучно Демкины слова: «Чесма», Грызик, колокольный звон…

Душа дала о себе знать! Встрепенулась и забила беспорядочно крыльями, как свалившаяся с ветки птица. Архаров быстрым шагом направился к калитке. Ему необходим был Левушка.