– Возвращайся, говорят тебе.
– Не могу.
Тут-то Федька и пожалел, что плохо ему давалась архаровская наука - читать по лицу, врут тебе или правду говорят.
– Смуряк охловатый! Он же простит тебя! Ты ему важные сведения принес, он простит! - выкрикнул Федька. На это Демка лишь помотал головой.
– Уходи, Христа ради, - вдруг сказал он очень тихо. - Уходи…
– Ну и черт с тобой, - объявил тогда Федька. - ты уж не малое дитятко. Да только знай, что мы все тебя ждем, и пертовый маз ждет. За одно то, что ты нас на продажу сервиза навел…
И тут Демка треснул кулаком по столу. Стакан подскочил, штоф опрокинулся, водка потекла на пол.
Вошла нарядная девка.
– Ну, все спросил? Собирайся, молодец, мы тут не всякого гостя привечаем.
– Все спросил, да не все услышал. Ну, Котюрко?
И тут свершилось чудо.
Демка поднял голову, взгляды скрестились. Ненадолго, но Федька успел увидеть беспросветную Демкину тоску. Костемаров и хотел бы вернуться, да что-то ему сильно мешало. Вряд ли он стал бы беспокоиться, что полиция не сумеет его защитить от мазов.
Щуплый белобрысый Демка попал в беду. Вот что прочитал Федька в его серых, глубоко посаженных глазах - да в такую беду, что чума рядом с ней была конфектом в разноцветной бумажке. В чумное лето, разъезжая в балахоне мортуса, он так не глядел. Теперешние Демкины приятели за несколько дней умудрились скрутить его в бараний рог. И он топил горе в водке.
Что же он натворил за эти дни? Вроде никого не убил - шуры убивают крайне редко, и мазы, принимая их в компанию, с этим считаются. И ничего особо ценного не украл - в полицейскую контору не приносили «явочной» о дерзком воровстве.
– Котюрко… - сказал Федька. - Ну, что же ты?…
И вдруг его осенило.
– Похряли отсюда, - сказал он. - А ну, девка, пусти!
Схватив Демку за руку, он потащил его в узкую дверь. Силой Бог Федьку не обидел - а тут еще он ощущал свою правоту: Костемарова нужно было спасать невзирая на его сопротивление.
Только поэтому он толкнул девку, мало заботясь, куда она упадет.
Девка оказалась на лестнице и, к некоторому Федькиному удивлению, захлопнула дверь. Тогда только она закричала, призывая каких-то Каркана и Бурмяка. Это Федьке не понравилось, он навалился на дверь и тут только понял, что с той стороны имеется основательный засов. Это ему совершенно не понравилось - для чего Демку держат в комнате, которая закрывается снаружи?
– Любить тебя на голове и на брюхе, в двенадцать жил и на цыганский манер! - высказался он. - Не горюй, Костемаров, в окошко уйдем. Доброму молодцу и окно - дверь.
– Будут стрелять, - сказал Демка. - Она масовка догадливая…
– Так не пойдешь?! - Федька понимал, что каждый миг промедления увеличивает опасность вдвое. - Так остаешься? Медом тебе тут намазано?!
– Не могу… да и тебя, дурака, уж живым не выпустят…
– Выпустят!
– Нет, Федя… зря ты сюда полез… Да и мне жить не дадут…
– Какого черта?!
Демкино уныние уже превзошло все допустимые размеры. Водка усугубила эту беду. Да Федька-то был трезв, он положил себе выпить, когда кончится завтрашний праздник, не раньше, а кончится он, поди, к следующему утру.
Демка только помотал головой.
– Да будет тебе хрен жевать, говори внятно!
– Да что уж тут говорить… Какого хрена ты сюда полез?! - вдруг заорал Демка. - Теперь и тебя, и меня порешат! Все! Отгуляли! И себя, смуряк, сгубил, и меня сгубил!
– Да что ты за околесицу несешь?!
– Околесицу? А вот поглядим, какова околесица, когда Каин приедет!
Федька знал о возвращении Каина и лишь подивился тому, что Демка так скоро с ним сошелся.
– И что Каин? - спросил он. - Что он нам сделает? Он нашего пертового маза боится!
– Он? Боится? Да уж завтра некого станет бояться!
Вот тут Федька и онемел.
– Ты что это? - спросил он чуть погодя. - Ты сдурел?
И, опомнившись, крепко встряхнул Демку за плечи.
– Сам сдурел! Нет у нас больше пертового маза! Все! Кончился пертовый маз!
– Там, на Ходынке, - ловушка?
– Ловушка! Пусти, дурак!
Но вырваться из Федькиных рук было затруднительно. На всякий случай архаровец еще раз хорошенько тряхнул беглого товарища.
– Врешь, - сказал Федька. - Он бы догадался! Он же по роже видит!
– Так я ему-то и не врал! Все так и есть - там покупатель на рыжевье придет, и там же ему эти плошки передадут!
– А наш?
– А наш полезет разбираться - тут его и пристрелят.
Все это показалось Федьке избыточно сложным - как будто не было другой возможности выстрелить в Архарова.
– Ты либо напился, либо заврался, - сказал он, отпуская Демку.
– Нет, Федя, не заврался. Там хитрая игра… так надобно, чтобы его на Ходынке в корабле застрелили…
– Кому надобно?
– Я почем знаю? Я сам только одно это и слышал…
– Предупредить его не мог?
– Не мог… Коли бы он туда не поехал, Каин бы догадался, что мои труды…
– А коли бы он туда полицейский наряд послал взять сервиз, а сам бы - пировать к Волконскому, тогда как?
– Так Каин же знает, что он сам поскачет! На то и весь расчет, что он, как до дела дойдет, сам вперед всех лезет!
Федька не стал ломать голову, что за хитрая игра такая и для чего надобно, чтобы обер-полицмейстера пристрелили непременно в трюме сухопутного судна «Чесма». Сейчас следовало употребить ее, эту голову, на иное - выбраться из Каиновых владений.
– Трус ты и подлая душонка, - сказал он Демке. - Сиди уж тут, пей да радуйся! А мне - недосуг.
Подойдя к узкому окошку, он стал деловито выламывать раму.
– Федя!
– Ну?
– Федя, я не виноват, там все было подстроено…
– Что подстроено?
– Что Тимофееву елтону укосали… нарочно переодели…
– Ну тебя к монаху на хрен, и с той елтоной вместе… - задумчиво сказал Федька, глядя вниз.
Он невольно поежился. Все-таки Демкина конурка была в третьем жилье, выпрыгнуть несложно - а ну как ноги переломаешь? Вот тогда точно всем конец - и архаровцу Савину, и господину обер-полицмейстеру.
Двор был довольно просторный, как полагается, со всеми строениями - сараями, ледником, курятником, были тут и плодовые деревья, стоящие среди густой и высокой травы, и вбитый в землю стол с двумя лавками, и навес, под которым летом удобно заниматься домашними работами. Крыша этого навеса и привлекла Федьку. Он понимал, что сооружение ветхое и ненадежное, но иного пути выбраться отсюда не видел.
Жертвовать веревкой, которую он обычно таскал в кармане, архаровец не пожелал.
– Простыню давай, - приказал он Демке.
Достав из кармана нож, он пустил простыню на полосы, быстро их связал и получил ленту длиной саженей в шесть. Должно было хватить. И Федька стал привязывать ленту к скамье - если скамья встанет поперек окна, то слона выдержит, не то что архаровца, слона же Федька видывал и догадывался, сколько эта скотина весит.
Демка глядел на него сперва с недоверием, потом же, когда понял, что Федька и впрямь уйдет отсюда беспрепятственно, - со злостью.
Приладив скамью так, что она при рывке за ленту снизу должна была подскочить и перекрыть собой окно, Федька перекрестился. Божья помощь была сейчас крайне необходима.
– Федя! А я-то как же?! - и Демка зачастил взволнованно, глядя в глаза товарищу с той истовостью, какая нередко бывает у записных врунов: - Это ж ты во всем виноват! А мне - расхлебывать! Кабы ты сюда не полез…
Одно Федька у Архарова все же перенял. Его кулак в нужную минуту действовал самостоятельно, не спросясь хозяина.
Даже не глянув на поверженного Демку, Федька перекинул ноги через подоконник, ухватился за простынную ленту и прыгнул вниз.
Ему удалось, оттолкнувшись ногами от стены, долететь до крыши навеса. А уж с нее соскочить на мягкую землю было несложно.
Очевидно, Каркан и Бурмяк, которых звала девка, находились в доме, потому что во дворе Федька обнаружил, выскочив из-за угла дома, ту самую троицу, что его впустила в калитку.
Нельзя сказать, что он был совсем безоружен - нож при себе имел, да и веревка в опытных руках на многое способна. Но против него было трое здоровых мужиков - и вряд ли жалостливых.
Федька достал нож и взял его в левую руку, а правую сжал в тугой кулак. Это был не простой кулак - а с закладкой. При правильном поединке за такую закладку, коли обнаружат, зрители могли и изувечить. Но вот беда - в жизни архаровцев почитай что и не было тех правильных поединков, того знаменитого охотницкого боя, которым раньше государей тешили. И многие таскали с собой кусочек свинца или подходящий камушек, чтобы зажать в кулаке.
– А ну, а ну, - сказал ему здоровенный одноглазый детина, выходя первым. - Ишь, голубчик! А ну!…
Федька сдвинул черные свои брови, набычился.
Он мог, разумеется, отступить. В доме его убивать бы не стали - связали бы до возвращения Каина, который знает способности архаровцев и уж нашел бы, что предложить Федьке. Но это значило бы - спастись ценой жизни своего командира.
Архаровцы были невеликие любители благородно изъясняться. Их красноречие было такого качества, что случайно оказавшиеся рядом бабы и девки бешено краснели - или же ни слова не понимали. Отродясь никто из них Архарова командиром вслух не называл.
Но они были повязаны круговой порукой не только друг с дружкой. В кругу этом оказался и обер-полицмейстер.
Он вроде бы и недорого заплатил за свое право быть их предводителем - несколько раз самолично возглавил своих архаровцев в таком деле, где требуются литые кулаки и умение отчаянно биться. Дрался он в охотку, драка веселила его - но вот ведь какое следствие имели те побоища: в глубине души каждый архаровец считал его не бывшим Преображенского полка офицером, не полковником, не обер-полицмейстером, а вожаком. Главарем, коли угодно. Пертовым мазом, как повелось звать его заглазно.
Так что Федька ни секунды не колебался.
Он был один - противников трое. Но только он знал теперь правду о ловушке. И он просто обязан был пробиться наружу, просто обязан…