Он увидел порхание легких пылинок в едва заметном луче в опасной близости от лица и, не успев отпрянуть, закончил начатый шаг. Этого делать не следовало, но уже ничего нельзя было вернуть. Коридор перед глазами неожиданно загнулся кверху, а не как полагалось бы… Чеканные блюда сорвались со своих подвесок и повели вокруг него хороводы. Красноватый свет, исходивший от керамитовых стен, и без того весьма неяркий, сделался совсем тускл и вязок… словно ягодный кисель…
Его подхватили под руки прежде, чем он обмяк и осел где стоял. Дотащили до глубокого кресла в тесной кабинке, развернули лицом к большому овальному экрану. Что-то сказали – слова были знакомы, но в осмысленные фразы никак не складывались. «Волновой шок… – со скрипом ворочались под черепной коробкой бессвязные, невесть к кому обращенные мысли. – Паралич воли… тупая кукла с идиотской улыбкой… развесив слюни…» На экране было видно, как один из эхайнов, все в тех же облепивших тело идиотских шортах и маечке, вывел наружу четверых людей, казавшихся рядом с ним подростками. Что происходило там, за пеленой дождя, Кратов понимал очень слабо. Люди стояли перед кораблем, никуда не двигаясь, будто чего-то ждали. Потом один упал, как подкошенный… трое продолжали стоять. Упал второй… двое дернулись, но остались стоять на месте, как прикованные. Еще один упал… и лишь тогда изображение зарябило и сгинуло, черная волна тошнотного беспамятства прокатилась от самых пяток до самых корней волос, пол под ногами качнулся, стены выгнулись по-кошачьи, очертания всех предметов, и до того смутные, смазались совершенно – как и всегда бывало при уходе от планеты на ЭМ-тяге в режиме форсажа…
Кратов замотал чугунной – не в шутливом, лолитином смысле, а буквально неподъемной – головой, чтобы стряхнуть наваждение. Мысли по-прежнему своевольничали, путались и разбегались, создавая ощущение бреда наяву.
Маленькая взъерошенная женщина (после эхайнов все люди казались маленькими) в соседнем кресле, в толстом белом свитере и белом, довольно запачканном, джинсовом комбинезоне, сказала, обратив к нему некрасивое скуластое лицо, расписанное грязными потеками высохших слез:
– Спасибо вам.
– За что спасибо?.. – едва различимо спросил пересохшими губами Кратов.
– Вы хотя бы дали этой поганой бестиа по ее поганой роже, – со мстительным наслаждением промолвила Озма.
ИнтерлюдияЗемля
– И сразу застегнись, – сказал Сидящий Бык, набрасывая ему на плечи просторную мохнатую шубу с капюшоном. – Тридцать пять ниже нуля – это не шутка для монголоида.
– Я русский, – проворчал Кратов, но подчинился.
Ему казалось, что высеченные космически холодным ветром слезы замерзают на щеках, сопровождая хрустом его слова.
Сам же человек-2 был одет в легкомысленную кожаную курточку с меховым воротником, поношенные джинсы и вязаную шапочку с помпоном. На сей раз он обзавелся обычным европейским лицом с немного стертыми, незапоминающимися чертами. Глядя на него, уже не возникало ощущения, будто стоишь перед зеркалом.
– Как ты думаешь, он захочет со мной разговаривать? – спросил Кратов.
– Он очень любознательный человек, – уклончиво ответил Сидящий Бык.
– Чем же я могу быть для него интересен?
– Хотя бы тем, что ты – один из немногих ныне живущих, кто испытал на себе его прибор. Испытал и…
– И что?
– И не захотел еще.
– Это было нетрудно, – сказал Кратов. – Мне не понравилось быть машиной.
– Были такие, кому понравилось.
– И что же с ними стало?
– Почти все они умерли неестественной смертью.
Еще полсотни шагов спустя Сидящий Бык вне всякой связи с предыдущим сказал:
– Тебе привет от Бубба.
– Бубб передает мне привет? – изумившись, переспросил Кратов.
– Буквально, разумеется, нет, – поправился человек-2. – Но он вспоминал о тебе часто и с большим пиететом. Поскольку моя специализация – ксенология, то какое-то время местом моей работы был Церус I с его урсиноидами. Как представляется, в конце концов Бубб проникся ко мне доверием. Он даже посвятил мне прелестный стишок:
Лишь тебя увижу –
Взять хочу здоровый дрын,
С силой врезать меж рогов.
Только не достать мне дрын,
И подняться лень…
– Как ты думаешь, он понял, что ты – это не я?
– В каком смысле? – сдержанно удивился Сидящий Бык. Потом кивнул: – А, ты имеешь в виду – понял ли он, что я не человек…
– Значит, ты работал с урсиноидами уже не под моей личиной?
– Ну, разумеется. Ординарному ксенологу маскироваться под мэтра некорректно.
– Это я-то мэтр?!
– А то кто же? – фыркнул Сидящий Бык. – Я работал в одном из своих стандартных обличий. Примерно в таком, как сейчас.
– Стало быть, у тебя несколько лиц. Отчего же ты – Сидящий Бык, а не Янус?
– Янус был всего лишь двулик. Здесь я его превосхожу.
– Ты помнишь хотя бы то лицо, которое увидел в зеркале сразу после рождения?
– Естественно. Я увидел то же лицо, что ты видишь сейчас. Для меня оно стало чем-то вроде белого фрака, надеваемого по особо торжественным случаям. Например, по случаю встречи старинного друга.
– Такая честь! – ввернул Кратов.
– В повседневной жизни я ношу другое лицо. Скажем так: более соответствующее стереотипам человеческого восприятия, возникающим при звуках моего имени.
– Смуглая кожа, мощные скулы, – сказал Кратов. – Крупный нос, понятное дело – орлиный. Жесткие черные пряди до плеч. Иногда увязанные в косичку.
– Как видно, ты имел дело с индейцами, – пробурчал Сидящий Бык.
– Среди моих друзей есть и подлинные индейцы.
– Я отличаюсь от подлинных тем, что не увязываю волосы в косичку, а заплетаю. И не в одну, а в несколько. Все, как на старинных картинках. – Похоже, человек-2 снова шутил. Но полной уверенности в том не было. – Возвращаясь же к Буббу… Нет, он ничего не заподозрил. Его звериное чутье здесь спасовало. Если он и впрямь хотел огреть меня дрыном, то лишь затем, чтобы я не вязался к нему с глупыми вопросами в минуты размышлений о вечности.
– Браво! – сказал Кратов. – Наконец-то у Бубба появилось время для медитаций!
– Урсиноиды довольно неплохо живут. После того, как по Церусу прокатился огненный вал по имени «Кратов», они стали господствующим видом на всей Хаффии. – Не видя реакции, Сидящий Бык счел необходимым пояснить: – Хаффия – это такой континент.
– В честь первооткрывателей с Хаффы, – задумчиво поддакнул Кратов.
– Вот именно… Бубб не выделял меня среди прочих ксенологов. Его доверительный диапазон применительно к людской расе оказался шире, чем это бывает у самих людей. Те выделяют нас быстро и практически безошибочно.
– Ну, среди людей тоже встречаются странные экземпляры, – хохотнул Кратов. – К примеру, доктор Артур Клермонт, начальник миссии на планете Пирош-Ас, принципиально удаляет всякую растительность с головы и лица, никогда не улыбается и строит фразы в соответствии с правилами «демосфенова канона».
– Что такое «демосфенов канон»?
– Не знаю. По-моему, он сам это и выдумал. Удручающая картина…
– Этот ваш доктор Клермонт – просто выпендрюжник, – заявил Сидящий Бык.
– Где ты подцепил это слово?! – ахнул Кратов.
– У тебя, разумеется, – спокойно ответил человек-2. – При первой встрече ты произвел на меня убийственное впечатление… хотя и извинился. В ходе второй встречи ты на моих глазах выпил почти ведро «Карлсберга» и существенно обогатил мой запас русских идиом.
– На то был повод, – Кратов смущенно засмеялся.
– В отличие от человека, который выпендривается, то есть – эпатирует окружающих своим нарочитым, неестественным поведением, мы изначально и ненатужно ведем себя иначе. Мы другие, поэтому для нас то, что вы называете емким словом «выпендреж», вполне органично.
– Да, я заметил: курточка, штанишки – все по погоде… Почему мы идем пешком?
– Потому что здесь нельзя летать. А точнее – снижаться до десяти километров, следовательно, гравитры, с их нормальным пятикилометровым потолком, отпадают. Сразу за стоянкой начинается запретная зона. Есть, конечно, оленьи упряжки, но…
– Олени простудились? – сочувственно предположил Кратов.
– Просто я решил, что тебе захочется прогуляться по снежку.
– Ну, разумеется…
– Видишь эти корпуса? Это лаборатории ментального программирования. Не те цеха и поточные линии, которые ты можешь увидеть на любой ферме по производству биотехнов. Здесь ведутся уникальные разработки. Здесь делают человеческий мозг. Двенадцать лет назад здесь построили мой мозг.
– Тебе двенадцать лет?! – поразился Кратов.
– А ты полагал, что я окажусь твоим ровесником? – пожал плечами Сидящий Бык. – По вашим меркам я подросток-несмышленыш. Но я никогда не был ни младенцем, ни подростком. Я помню себя практически с момента рождения. – Он коротко улыбнулся. – Да и рождения как такового не было.
– Могу я задать совершенно бестактный вопрос?
– А у тебя получится?
– Забавно, – сказал Кратов. – Недавно в том же самом сомневался один чрезвычайно развитый подросток лет четырнадцати. Дело было на детском острове под названием Ферма. Там разводят животных…
– Знаю, – кивнул Сидящий Бык. – Ну, и какой же бестактный вопрос ты хотел задать чрезвычайно крупному подростку лет двенадцати?
– Как долго ты рассчитываешь прожить?
– Это не бестактный вопрос, – заметил Сидящий Бык. – Скорее риторический. Мы не умираем. В нашей функциональной программе смерть не предусмотрена. Речь идет, разумеется, о биологической смерти.
– Но это тело не сделано из вечных материалов! К тому же, ты не слишком бережно с ним обращаешься…
– Должно быть, я не слишком корректно выразился. В этих корпусах создали не мой мозг, а мою личность. А уж потом подыскали ей временный носитель в виде мозга и временное тело. Моя личность бессмертна. Если мозг и тело выйдут из строя, их можно будет заменить.
– Заменить… понятно.