невековые ворота с такой ненавистью относились к таранам. У меня не было выбора, и я, широко расставив ноги — должен признаться, с радостью, — отклонился, переместился вправо, сразу же затем влево и еще раз вправо. Это дало мне полторы секунды, чтобы прийти в себя после трех ударов. Будда быстро реагировал на все мои движения, он не собирался зря молотить по воздуху руками и потому на мгновение прекратил выстреливать в мою сторону кулаками. Ну что ж…
Оп-па! Первый ход — баланс телом, прямой справа примерно в нужном направлении, обманное движение, нет — попал! Будда, похоже, поверил, что будет следующий, еще лучше. Сразу же — слева в корпус. 0-опс! Я получил удар в печень, силой воли подавил эхо, отдавшееся аж до самого мозга, пнул изо всей силы и вновь с удивлением обнаружил, что нога угодила в ребра Будды. Предположив, что противник не ожидает от меня столь нечетких движений, я проверил свою догадку, молниеносно пнув в другую часть ребер, нет — он уже был готов. Ладно, уворачиваемся, отходим, уворачиваемся, злость на лице, еще раз уворачиваемся. Хук в сердце, его всего тряхнуло, неплохо, прямой слева в лицо, такой же справа и еще по разу. Хук в солнечное сплетение, ну и мягко же пошел! Противник что-то вякнул, не застонал, просто как-то странно взвыл и застыл с раскрытым ртом. Я хотел воспользоваться случаем и нокаутировать его, но с ним еще не было покончено. Откинувшись всем телом назад, он пнул меня в бедро. Туда, куда он метил, он не попал, и я поблагодарил за это бога, но благодарил слишком долго — Будда замахнулся и ударил меня в челюсть. Под черепной крышкой кто-то будто взорвал несколько килограммов тротила, из глаз брызнули искры, во рту заскрежетали обломки зубов. Рефлекторно отклонившись назад, я ударил перед собой пяткой. Будды там не было, я обнаружил его, когда его кулак вминался в мое солнечное сплетение, мне удалось не «вякнуть» лишь потому, что я все еще не мог разжать склеившиеся после удара челюсти. Зато я обрел ясность зрения, видимо, удар сбил слезы с моих глаз, во всяком случае, Будда был недалеко и отнюдь не собирался заключать меня в объятия. Падая в траву, я подсек ему ноги, к счастью, он рухнул как подкошенный, на спину. Перевернувшись на бок, я врезал ему пяткой в подбородок, с удовольствием отметив громкий костяной стук зубов Будды. Мгновение спустя я был уже на ногах и примерился было для завершающего удара, но судя по тому, что я видел, силы можно было уже не тратить — Будда отправился в короткое путешествие в сладостную страну Нокдаун.
Уфф-фф!
Я отошел на безопасное расстояние, чтобы проверить состояние собственной шкуры и внутренностей. На языке ощущался не то песок, не то стекло, обеспокоенный желудок посылал энергичные сигналы: «Что там происходит?». Я помассировал костяшки пальцев, бедро, диафрагму, грудину, печень; перечислять можно было бы еще долго, не болела лишь пятка, героиня поединка. Глубоко вздохнув, я огляделся по сторонам. Никто, похоже, не был свидетелем нашей дискуссии, так что я поправил китель и без проблем и лишних вопросов вернулся в здание. Моя койка стояла в двухместной комнате, вместе с Буддой; мне не хотелось дезертировать на глазах полутора десятков скучающих наемников, так что я лег и в этой позе дождался возвращения Будды. Он начал что-то примирительно бормотать, но я сразу же пресек любые возможности перемирия, велел ему заткнуться и пошел в душ. Когда я вернулся, Будды в комнате не было. Я набрал в термос отвратительного кофе, взял в автомате пачку «марльборо» и снова лег на койку, намереваясь разрешить путем дедукции несколько мучивших меня сомнений. Начав с самого начала, с появления в моей жизни старшего брата, я мысленно пробежался по всем разговорам, экскурсам, признаниям. Ничего. Все еще массируя болевшую челюсть, я курил и вливал в избитый желудок жидкость, которая не позволяла ему заниматься чем-либо иным, кроме ее переваривания. Я попытался мысленно проанализировать мир, столь широко раскрывавший ворота в иные измерения. Ничего. Вернее — много чего, но почти ничего, что имело бы отношение к нам. И все мысли в конечном счете приводили к одному и тому же: «Все, пора возвращаться».
Кто-то постучал в дверь.
Вошел Кашель — вернее, проскользнул, до самого последнего мгновения, пока не исчезла щель в дверях, бросая взгляды в коридор. Затем он столь же быстро осмотрел комнату и наконец счел нужным заметить меня. Он подошел ближе, но все еще не произнес ни слова.
— Если хочешь меня спросить насчет подслушивания и прочего, то я ничего не знаю. Предполагаю, что все не столь трагично — периферийная казарма и так далее, но уверенности у меня нет, — сказал я.
Я сразу понял, что моя фраза не является вершиной литературной техники, но, к счастью, Кашель не обратил внимания на мою стилистику и сразу же перешел к делу:
— У меня тоже. Я напал на след машины. — Он смешно вытаращил глаза, чтобы я понял, о какой машине идет речь. — Водителя я не знаю, и не знаю, как его найти, но о машине должна быть запись.
— Сомневаюсь. Что за машина?
— Из этой части. — Неожиданно сержант судорожно дернулся, услышав щелчок замка. Дверь начала приоткрываться, словно кто-то явился, чтобы нас прикончить. Впрочем, я тоже едва не подскочил на месте, но это был всего лишь Будда. На его подбородке уже начал расцветать приличный синяк. Кашель облегченно вздохнул — он не знал о нашей драке. — Это просто микроавтобус, ни для чего больше он не используется, старая развалина.
Я немного подумал — не над вопросом, а о наших с Буддой отношениях. В конце концов я решил, что мы должны держаться вместе, пока возможно, и закурил.
— Насколько тщательно его охраняют?
— Не особо, но держат в гараже для начальства.
Ну конечно! И поэтому каждого, кто попытается туда войти, расстреливают на месте. Мысленно улыбнувшись наивности Кашля, я покровительственно посмотрел на него, но тут он сказал что-то вырвавшее меня из блаженного самодовольства.
— Еще раз?..
— Я говорю, Даркшилд, скорее всего, мне бы не отказал…
— Погоди! Кто такой этот Даркшилд?
— Синклер Даркшилд, заместитель командира по транспорту, полковник. Именно от него зависит, одолжит ли он мне эту или какую-то другую машину.
— Погоди, а новых наемников всегда привозят на одном и том же микроавтобусе?
— Да! — Казалось, Кашля удивляли и раздражали мои простые вопросы.
— Ну тогда Даркшилд был бы дебилом, если бы он тебе его одолжил, и вообще, твоя просьба подняла бы тревогу… Погоди, а что происходит с наемниками?
— То же, что должно произойти и с вами, — обучение и на корветы!
— Ага, то есть их уже с самого начала обманывают… Ладно… — Я закурил, не угощая Будду. Он сидел, мрачно уставившись в пол, но я видел и знал, что он внимательно прислушивается к нашему разговору. — Думаю, что…
— А почему ты говоришь, что моя просьба подняла бы тревогу?
— Потому что — как мне кажется — этот твой Даркшилд специально посылает всегда одну и ту же машину, чтобы не оставлять следов. В случае чего достаточно поджечь один старый микроавтобус, и никаких проблем. Ну и вдобавок, если кто-то заинтересуется именно этой машиной, он сразу же вызовет явные подозрения.
Кашель некоторое, время смотрел на меня, о чем-то размышляя, затем издал странный звук, не открывая рта.
— Вшивый тот мир, в котором ты обретаешься, Оуэн, — сказал он, удивив содержанием своей фразы не только меня — Будда поднял голову и произнес: «Ха-ха». Кашель пристально посмотрел на него. — А ты кто такой? Твой мир лучше?
Меня несколько удивила враждебность в голосе сержанта. На Будду же это, похоже, не произвело никакого впечатления.
— Я его брат, — сообщил он, впервые вслух и среди посторонних признавшись в нашем родстве. — Мне тоже не нравятся люди, среди которых он вращается, но я его понимаю.
Он машинально дотронулся до подбородка, и я подумал, что этот жест несколько противоречит только что сказанному, но у меня не было никакого настроения заниматься сейчас выяснением отношений.
— Вернемся к Даркшилду, — сказал я. — Как, где, когда можно его найти?
— Даже сейчас, он сегодня здесь. Правда, не знаю, как до него добраться, не преодолев кордона секретарей и ординарцев. В конце концов, он заместитель командира большой части.
— А микроавтобус? — вмешался Будда.
— Точно напротив его кабинета. Часто можно видеть, как он стоит, опираясь животом о подоконник, почесывает родинку на ухе и таращится на гаражи. Впрочем, может, и не таращится, просто так кажется, но большинство солдат и офицеров обходит это место стороной. А нет — все-таки смотрит. Помню, кое-кого вызывали на ковер за нарушения дисциплины, совершенные именно там. Так что…
Я отключил слух, чтобы не слышать болтовню Кашля, встал и подошел к окну, совсем как упомянутый Даркшилд. В голове у меня билась какая-то мысль, словно тихая послушная ученица, которая всегда все знает, только ее не видно и не слышно в толпе подруг, хуже подготовленных и не столь умных, но каждое утро укладывающих в ранец порцию только что вынутой из холодильника самоуверенности. Сзади, за моей спиной, Будда засыпал сержанта Лонгфелло вопросами, на которые тот отвечал, но я не слышал ни вопросов, ни ответов. Мысленно приподнявшись на цыпочках, я пытался в толпе орущей детворы высмотреть эту неприметную мышку, которая хотела сказать мне нечто действительно важное. Так продолжалось несколько минут, пока я не почувствовал, что у меня болят кончики пальцев ног и мышцы шеи. У меня не было выбора — оставалось вышвырнуть всех щенков из класса, впускать по одному и спрашивать, что они знают. То есть — повторить беседу. Я отвернулся от окна.
— Что ты там высмотрел? — спросил Кашель; похоже, он уже был сыт по горло Буддой с его вопросами, а когда я изобразил на лице непонимающее выражение, пояснил: — Ты стоял на цыпочках, вытянув шею, и таращился на что-то. Совсем как, помнишь, на тех учениях в тумане и грязи, когда Джасперсон-Сукинсон…
— Стоп!!! — заорал я. Куда-то исчезла комната, перепуганный Кашель, обиженный Будда, койки, мониторы, окно… Перед глазами словно висела размытая надпись: «Почесывает родинку на ухе»… Родинка! Почесывает родинку!!! Чтоб его… Меня распирала безумная радость, нужно было дать ей выход. Остатки рассудка удержали меня от того, чтобы похлопать по спине Будду или Кашля, ни один из них бы этого не пережил. Я подскочил на месте и со всей силы затопал ногами по полу. От пораженческих мыслей о возвращении не осталось и следа. — Родинка, чтоб ее!.. — сказал я. — Если я п