[8] по-индейски! Ну конечно! Как это мне раньше не пришло в голову?! Ясно! Мы устроим это с целью обучения и воспитания! Сейчас!! Пабло! Педро! Вы увидите необычайно интересные, незабываемые сцены!
К а э т а н а (говорит странно, почти со слезами, хотя невозможно понять, чем вызвано ее возмущение — искренней заинтересованностью или винными парами). Где твой отец, Балтазар? Подумай, Балтазар! Подумай!.. Где твой отец?!
Б а л т а з а р. Поджигает! Он сожжет все, что до сих пор ему не удалось сжечь! Под конец взлетит с облаками дыма на небеса, где будет немедленно причислен к воинам святого Георгия. Педро! Пабло!.. (Загорелся новой идеей. Среди разброса иного хлама находит колокольчик; из тех, что употребляют во время мессы, изо всех сил звонит; кричит.) Педро! Пабло!
П а б л о. Что изволите, дон Балтазар?
Б а л т а з а р. Немедленно приведите сюда десять или пятнадцать краснокожих друзей! Мы покажем удивительное религиозное представление, притом в совершенно новом стиле! Тех, кто до беспамятства пьян, тащить не надо! Все равно это не принесет им никакой пользы. Посмотрят в другой раз! Быстрее!..
Педро и Пабло изумленно смотрят на Балтазара. Затем переводят взгляд на женщин. Маргерита стоит словно окаменела. Каэтана, сгорбившись, сидит на софе.
П а б л о (пытается возразить). Я думаю, дон Балтазар…
Б а л т а з а р. Мне кажется, тебе не следует думать, господин Пабло! Дело решенное! Ты получил приказание и обязан его исполнить! И хотя ты вырос в порту, тебя учили догматам святой католической веры; один из них утверждает, что все мы созданы по божьему подобию; вот ты и поступай в соответствии с ним, не вороти нос от краснокожих братьев! Быстро! Десять или пятнадцать!..
П е д р о и П а б л о поспешно уходят. Женщины остаются неподвижны. Балтазар лихорадочно перебирает одежду, что-то рассматривает, отбрасывает. Во дворе оживление, слышны окрики Педро и Пабло, затем топот босых ног по лестнице и коридорам.
Они пришли!
У центральных дверей толпится г р у п п а и н д е й ц е в. Среди них две или три женщины. Все в рваных пончо. Они жмутся друг к другу, явно смущенные; однако в их крови достаточно алкоголя, и к тому же они возбуждены петушиными боями — поэтому охвачены какой-то странной, безудержной веселостью.
Вы звали меня, друзья. Изменим последовательность событий: вы явились ко мне! Я принимаю вас в доме моего отца, доме, который стоит на пепелище домов ваших отцов — по воле отца небесного. У меня в отношении вас есть исключительно интересные намерения. Вы думаете, мы без передышки будем лакать водку и подзадоривать петухов?! Нет! Нет! Ни в коем случае! Вы же крещены, и будет справедливо, если что-нибудь сделаете и для своей христианской души! Вы ходите в церковь?
Бормотание. Один или двое утвердительно кивают.
Будем считать, ходите. А вы рассматриваете там картины? Рассматриваете, я же знаю! И что вы на них видели? Ты, например?
Индеец, к которому обратился Балтазар, пожимает плечами. Смотрит перед собой мутным, остановившимся взглядом, за его спиной кто-то хихикает.
Эй ты, помолчи и перестань смеяться! И ты бы не сумел объяснить! Вы, вероятно, видели святого Лаврентия на вертеле… Иди-ка сюда, парень! Святой Лаврентий был совсем молодой. Ты как раз подойдешь!
Молодого индейца выталкивают из толпы. Он слегка пошатывается. Взгляд бегающий, испуганный.
Ложись! Ложись, я тебе сказал! Вот так, видишь! И считай это для себя великой честью! Святой Лаврентий до самого конца проповедовал святую веру язычникам, а они за это надели его на вертел и медленно поворачивали над огнем. Он же не переставал распевать духовные псалмы. Ангелы разгоняли жар своими крыльями, и весь христианский мир разделял его мучения. Христианский мир, дорогие мои, это необычайно сильная, таинственная и всеобъемлющая штука! Тысяча епископов! И еще тысяча! Короли! И огромные церкви. Иисусова кровь в золотых сосудах! Войны! И наша милая богоматерь в синем плаще! Все это церковь, понимаете? А теперь и вы — тоже церковь, милые мои братья, сыновья нашей милой богоматери! Церковь — это огромное пламенеющее дерево, которое горит, не сгорая. А святой Лаврентий принимал муки за нее на вертеле, и мы должны вспомнить о нем, изобразив его муки!
Маргерита стоит в центре сцены. Руки судорожно сжаты. Вполголоса молится с закрытыми глазами. Каэтана не меняет положения. Балтазар вытаскивает из толпы еще двух индейцев.
Вы будете изображать слуг, которым приказано следить за тем, чтобы святой хорошо поджарился! Подождите! Я дам вам шлемы! Вот так! (Нахлобучивает им на головы шлемы, сует в руки по посудине.) Время от времени они поливали его жиром. Ведь сала на нем было немного.
Хихиканье. Начиная с этого момента веселость постепенно нарастает.
Только решительнее! Ведь это живая картина! Театр! Поливайте его! Еще! Еще! Попробуйте, хорошо ли он запекся? Чего ты извиваешься! Святой этого не делал! И к тому же смеешься?! Ты должен быть серьезным! Все время! А ты скалишь зубы?! Неужели ты в самом деле так молод, что не видел горящего человека?.. В этой стране поджарили живьем немало людей… Ты не видел? Только ваших родственников, братьев, отцов и вождей никто не поливал жиром. Они лежали обугленные, среди камней костров. Ты этого не помнишь, не так ли? Святого Лаврентия поджаривали для того, чтобы уничтожить веру, а вас — для того, что вы ее приняли… Хватит! Хватит! Это у вас не получается, я и так вижу… Может, вы хотите изображать епископов? Кто рискнет утверждать, что кто-нибудь из вас или ваших потомков не станет епископом или даже святым?! Подойдите ко мне!
Представление становится все более оживленным. Балтазар мечется среди индейцев, накидывает на них парчовые плащи, вышитые скатерти, а на головы вместо митр надевает серебряные миски.
Торжественную процессию, прошу вас! Вот так! Католический мир по будням свирепствует на конях, а по праздникам выступает в торжественных процессиях: р-раз-два-три, р-раз-два-три! С достоинством! Благополучие рождает спокойствие, спокойствие рождает достоинство! Предположим, ты юрист, поэтому получай черный плащ! По кругу, пожалуйста! Медленно! А ты представляешь, кто такой юрист? Юрист — это человек, который знает, кого и на каком основании можно убить, разумеется, если руководствоваться при этом высшими целями… Может, тебе известны слова «ius gentium»?[9] Нет?.. Скажем, твоего отца копьем пригвоздили к земле… Я ошибся. Саблей? Ага, видишь, саблей! Поэтому тебе необходимо знать, что такое «ius gentium». А у тебя, живые мощи?.. У тебя всех родных заперли в доме, а потом сунули под навес факел. Ты опустил глаза? Они даже не кричали. Они не знали, что могут позвать на помощь славного законоведа Диего де Коваррубиаса. Им никто ничего не говорил о папе Павле Третьем. Его святейшество, запомни это, издал буллу, в которой утверждает, что индейцы такие же люди, как все прочие, и что у вас есть все права свободно располагать собой и своим имуществом! А ну, спокойнее!
Пьяные индейцы слоняются по сцене. Их поведение становится разнузданным, однако чем-то напоминает обряд: создается впечатление, что они воспроизводят какие-то давние храмовые танцы, в их хихиканье появляется угрожающий призвук. Балтазар наводит среди них порядок, в то же время провоцируя на новые выходки.
Двигайтесь по кругу! Представьте себе, что вы божья община! Наиновейшая божья община! Разве это не так? Да ведь ты шатаешься?! Ой! Ой! Ой! Хрюкаете, как поросята в свинарнике! Это никуда не годится! Хихикаете, как глупые женщины, когда их прихватит! Думайте о святом Амброзии и святом Августине! Они были епископами… А вы двое!.. Это что такое?!
От движущегося круга отделились два молодых индейца. Их движения меняются — обычный шаг переходит в подпрыгивание, и внезапно мы понимаем, что они изображают петушиный бой.
Петушиный бой?.. Только это и осталось у вас в голове?!
Индейцы в кругу останавливаются. Внимательно, словно это схватка петухов, наблюдают за боевым петушиным танцем юношей. Все тяжело дышат. Кто-то принес с собой маленький, низко звучащий барабан, который мы уже слышали. Равномерно ударяет в него. Маргерита перестала молиться. Каэтана чуть приподняла голову. Единоборство петухов. Оно длится долго. Барабан. Приглушенные подзадоривающие крики. Мутные глаза, сведенные судорогой руки.
(Почти про себя.) К такому бою вы всегда готовы!..
Танцоры-бойцы падают в схватке.
(Неожиданно останавливает представление.) Прекратите! Я вас об этом не просил! Хватит!
Юноши в нерешительности замерли. Все снова жмутся друг к другу. Пауза. Балтазар внимательно рассматривает их.
(Спрашивает через плечо.) Что вы, мои дамы, думаете о сценах, которые только что видели? Разумеется, вы ничего мне не ответите. Я оказался между льдом и пламенем… Ну что ж, тогда я спрошу вас, братья мои! Это все?
Молчание.
(Говорит очень тихо.) Ничего, кроме… Петушиный бой после всех других боев… Ну а как же мы поступим с верой? Существует ли какая-нибудь возможность вбить вам в головы диалектику святого Фомы Аквинского, чтобы вы уразумели пути промысла божьего? Увидите ли вы тогда единый католический мир? Осознаете ли, что универсальная мысль не может остановиться из-за какого-то убитого краснокожего, ибо ее задача — облететь весь мир, о котором говорят, будто он круглый?.. Это звучит слишком учено? А что с вашими сердцами, господа новоиспеченные испанцы?.. Они будут растроганы? Какая картина потрясет вас? Мученики на вертеле?.. Святой Лаврентий? Святая Урсула? Распятый Иисус… Вы видели слишком много похожего, не так ли? У вас больше нет слез… и все-таки порой над миром царит тишина… Наступает утро, роса испаряется с трав, звонят колокола, облака из зеленых становятся красными… Вы когда-нибудь поете? Я знаю одну песню, и мне хочется, чтобы вы ее выучили. Послушайте!