З о ф и я. Дядя, а у вас нос чешется?
О т е ц. Ну, тут мы с тобой шутить не будем! Не придет он, да и не нужно, чтобы приходил!
З о ф и я. Не станете же вы сына гнать из дому!
О т е ц. Это дело ad acta[17].
З о ф и я. Не говорите мне того, чего я не могу понять!
М и р а (смеется). Действительно не следует! Я уже сейчас слышу, как разрывается его сердце. Блудный сын — желанный. Но если он вернется, они будут друг друга поедом есть. Сюжетец: на какие деньги построен этот домик. Милан убежден, что у мамы был чулок.
З о ф и я. Какой чулок?
М и р а. Набитый деньгами, понятно! А еще больше он убежден в том, что он единственный наследник этого чулка и всех маминых богатств.
О т е ц. Пусть себе фантазирует! Но он не придет, уверяю вас!
М и р а. Как это не придет?
О т е ц. Не знаешь?
М и р а. Даже приблизительно!
О т е ц. Он меня боится, потому что я истинный судья.
М и р а. «Именем народа выносится приговор…»
О т е ц. Именем народа!
М и р а. Что он у тебя украл?
О т е ц (взрывается). Он украл у меня сон! Украл мой покой! Честь! Уважение!
М и р а. Могу поклясться, что это твои изобретения и формулы сокращали твой сон, ты же сам только что мне о них рассказывал!
О т е ц. Я найду противоядие от твоих змеиных укусов!
М и р а. А разве ты мне еще не угрожал?
О т е ц. Не жди, что я тебе впредь буду сообщать о том, что собираюсь делать.
Зофия во время этой перепалки стоит с опущенной головой и вытирает нос, заметно, что она плакала; эта перемена в ней удивляет, поскольку до сих пор она вела себя задиристо.
(Подходит к ней.) Что с тобой, девочка? Ну что ты нюни распустила.
М и р а. Ее сердце разрывается, когда мы бранимся.
З о ф и я. Да! Да!
О т е ц. Ну, Зофи, перестань!
З о ф и я. Я этого не перенесу! Мне нехорошо, дядя. Я привыкла думать, что мы понимаем друг друга как нельзя лучше, ну разве это не так? И если люди любят друг друга, они не должны так… Нужно быть терпеливыми… Что-то можно и не заметить, а не так, как вы! Мне страшно, когда вы начинаете ссориться. Я боюсь, что вы… не знаю, как сказать… люди, которые любят, должны беречь друг друга. (Поспешно вытирает нос.)
Старик обнимает ее за плечи.
М и р а (раскачивается на стуле, с улыбкой поглядывая на них). Святая спасительница!
О т е ц. Ты права, Зофия! Ты наш добрый ангел! Ничего плохого не случилось, мы просто разговариваем. Ты ведь нас знаешь, двух носорогов! Бум! Посмотри на меня. Подожди, я вытру тебе слезки. Ну, сырость развела!
М и р а. Какая ты странная, то командуешь, а через пять минут плачешь. Не бойся, я его не съем, твоего любимого старичка!
З о ф и я (перестает всхлипывать, смеется, хлопает в ладоши). Молодцы! И завтра у нас будет славное веселье! Ой, чуть не забыла!
М и р а. На плите что-нибудь оставила?
З о ф и я. Я вспомнила про серенады!
М и р а. Какие еще серенады?
З о ф и я. Вы помните, как бывало раньше в этот вечер? Накануне твоего дня рождения, дядя?
О т е ц. Да, в самом деле!
З о ф и я (возбужденно). Взять, к примеру, деревню Села! Днем мы тайком что-нибудь пекли. С наступлением сумерек перед школой вокруг телеграфного столба собирались ученики и Тине, сын Миклавжа, начинал петь.
М и р а. Который Тине?
З о ф и я. Уже не помнишь? Тот, что вечно ходил с мокрым носом!
М и р а. Ах да! Вспомнила! Тине!
З о ф и я (видимо, изображая мальчика Тине, переминаясь с ноги на ногу, поет высоким голосом). Благодетель наш, господин учитель… (Шмыгает носом и поднимает глаза кверху, очевидно, как это делал Тине.)
Мира и Отец со смехом ей подпевают.
З о ф и я, О т е ц, М и р а (поют). …оплот просвещения, наш вдохновитель…
Смех переходит в общее возбуждение, вызванное воспоминаниями о прошлом.
З о ф и я. Мама выносила детям поднос с пончиками.
М и р а. Да! А после, только разойдутся малыши, приходили ребята из старших классов.
З о ф и я. Выглядывала луна.
О т е ц. На траву ложилась роса. Просто удивительно, я не могу припомнить, что они обычно пели.
М и р а. Смотрите-ка, не помнит, злодей!.. «Заздравную»?..
З о ф и я. Нет, постой-ка!
О т е ц. «Моряка»!..
З о ф и я. А, вспомнила! «Сонную луну»!
М и р а. Точно!
З о ф и я. А что, втроем мы смогли бы ее спеть?
О т е ц. Давайте попробуем!
Отец, Мира и Зофия встают рядом и после нескольких попыток поют. Напряженность исчезла, песня уносит их в мир воспоминаний.
З о ф и я, О т е ц, М и р а (продолжают петь).
Ночь усталая молчит,
Сонная луна бежит
По городской площади…
Бьют часы. В глубине сцены появляется мужчина с зонтиком. Он ставит на пол дорожную сумку, но зонтика не выпускает из рук. Осторожно ступая, проходит вперед. Кажется плутоватым, волосы взъерошены, глаза горят — этакий Паганини. Одет он так, что среди завсегдатаев привокзальных буфетов может сойти за своего. Это Э д о В е т р и н.
В е т р и н. Такие песни всегда западают в душу! Добрый вечер! Вы были увлечены пением и не слышали, как я стучал, вот я и вошел. Вы ведь не рассердитесь? Ох, да что это я! Дядюшка, я вас приветствую! Вы и представить себе не можете, как я счастлив видеть вас и заранее желаю вам всего наилучшего в день рождения!
Отец, Мира и Зофия переглядываются. Этот человек им не знаком.
З о ф и я. Что вам угодно?
В е т р и н. Что мне угодно? Приветливое слово, руку! Стул! Внимание!
М и р а. Пардон!
В е т р и н. За что пардон?
М и р а. Я вас не понимаю… здесь, очевидно, какое-то недоразумение…
В е т р и н. Вовсе нет.
М и р а. Простите, но мы вас не знаем!
В е т р и н. Вы, конечно же, не знаете, но вот дядюшка…
М и р а. Кто это, отец?
Старик не отрываясь смотрит на Ветрина, который медленно опускает протянутую для пожатия руку, лицо его искривляет усмешка.
В е т р и н. Неужели все повторится снова?!
О т е ц. Дверь там.
В е т р и н. Мне уйти?
О т е ц. Дорога вам известна. В обратную сторону она такая же.
В е т р и н. Вы и на этот раз хотите от меня откреститься? Говорите мне «вы»?!
О т е ц. Да мне и не от чего открещиваться!
В е т р и н (неожиданно вкрадчивым нагловатым тоном). Ох, дядя, на этот раз вам это не удастся, хотя некоторые говорят, что получается только на третий раз… С меня и двух хватит! Я пришел на именины.
З о ф и я (наивно, с воодушевлением). Мы будем праздновать день рождения!
М и р а. Подожди, Зофия! Кто этот человек? Отец, я требую, чтобы ты мне сказал, кто это.
Ветрин учтиво склоняет голову, как кавалер, ждущий представления даме.
О т е ц (предельно краток). Это твой двоюродный брат, племянник твоей покойной матери. Эдо Ветрин, если мне не изменяет память и я правильно запомнил это достойное имя и фамилию.
В е т р и н. Отлично!
О т е ц. А сейчас я его попрошу удалиться, потому что я действительно не знаю, о чем мы можем с ним говорить.
В е т р и н (поспешно). О прошлом и о том, как вы меня дважды уже выгоняли, дядя! Но теперь я не уйду!
З о ф и я. И правда, так не годится, человек пришел, родственник…
О т е ц (с несвойственной ему резкостью). Замолчи!
В е т р и н. Вижу былую решительность!
О т е ц. Еще бо́льшую, приятель!
Ветрин ведет себя странно и неожиданно: стремительно раскрывает над головой зонтик. Его речь сбивчива и заметно напряженна.
В е т р и н. Вот так и мы с матерью под зонтиком прижимались друг к другу. Дождь лил третий день, но идти было надо. Двери школы днем закрыты, в деревне, не помню уж, как она называлась, ни души. Поезд пришел в два часа. Можно понять, почему мать взяла меня с собой, — ведь дети, как водится, вызывают сочувствие: мне же было восемь лет. Школьный сторож сказал: «Если, господин учитель не захочет открыть, в дом вам не попасть!» Господин учитель стоял за окном на втором этаже, а мы с мамой под зонтиком на дороге. Тогда все дороги были немощеные и грязи было по колено. Верно?
О т е ц. Верно! И господин учитель недвусмысленно вам сказал — и сегодня сказал бы то же самое: у него нет денег для спасения несусветного мота!
В е т р и н (очевидно, изображая мать под зонтиком). «Но, Миле, я не ради него прошу! Ради ребенка, разве ты не видишь?! Я знаю, у тебя есть и у Эммы есть, как-никак Эмма мне сестра. Где Эмма? Эмма! Эмма!» (Перестает подражать матери.) Действительно, а где была в это время тетя?
М и р а (неожиданно вступает в разговор). Мы с матерью были заперты в спальне на противоположной стороне дома.
В е т р и н. À propos[18], так как же называлась та деревня?
М и р а. Лазно. Теперь мне многое становится понятным.
О т е ц. Да ничего тебе не понятно! (Ветрину.) Повторяю, я не мог взвалить на себя моральную и материальную ответственность вместо человека, который одну за другой наживал себе неприятности.
В е т р и н. И вы не испытываете угрызений совести, когда говорите такое о моем отце?
О т е ц. Правда всегда глаза колет.
В е т р и н (торопливо). Вы были влюблены в мою мать, а женились на ее сестре, разве не так?
О т е ц. Терпеть не могу фантазеров! Кто вы, собственно говоря, такой? Актер? Рассказики пописываете? «Отвергнутая мольба». «Дитя под дождем»…
В е т р и н. Хорошо! (Закрывает зонтик.) Вы видите, я уже убрал зонтик! (Поворачивается к Мире.) Милая кузина, позвольте познакомить вас с другой историей о «выставлении вон»?