Руководимые единодушным желанием мести, все трое приступили к более точному определению дальнейшего образа действий. Одно окно в доме вице-губернатора выходило как раз в ту сторону, с которой ожидалось прибытие фрегата, и его поэтому предоставили в распоряжение Гриффина. Лейтенант расположился перед ним, готовый немедленно зажечь сигнальный огонь при первом появлении «Прозерпины». Это окно представляло еще то удобство, что огонь в нем не мог быть виден со стороны города, тогда как он бросал яркий свет на море. В таком же положении находился и фрегат: подаваемые им сигналы должны были высокой скалой закрываться от городских домов; еще менее было вероятия, чтобы те и другие сигналы можно было видеть с люгера.
Так проходили часы. Легкий ветерок уже давал себя чувствовать, но направление его не было благоприятно, и Рауль не мог еще сняться с якоря. Джита со своим дядей, Карло Джунтотарди, прибыла на судно около десяти часов вечера, но на люгере не видно было еще никаких приготовлений к отплытию. Говоря правду, Рауль и не торопился ехать, желая продлить счастливое время пребывания с Джитой. Он был уверен, что в тот же день доставит своих пассажиров к мысу Монте-Арджентаро, на котором возвышались башни, хранителем которых был Карло.
Упоенный счастьем свидания с Джитой, с которой до полуночи просидел на палубе, едва согласившись, наконец, позволить ей удалиться в отведенную для нее комнату, и слишком уверенный в успехе своего ловкого обмана, Рауль легкомысленно забыл о возможной опасности и спокойно ждал утреннего ветра с юга. Он не подозревал, что Томазо Тонти караулил на пристани, готовый забить тревогу при малейшем движении люгера.
Но в то время, как Рауль всего менее думал о грозившей ему опасности, Итуэль Больт далеко не разделял его уверенности. «Прозерпина» поглощала все его мысли, вновь оживляя в нем давнишнюю его ненависть к ней. Он в ней ненавидел все: наружный вид, паруса, оснастку, весь экипаж, самого короля, которому служило это судно, нацию, которой оно принадлежало… Ненависть — одна из самых упорных страстей, она неутомима, и вот почему Итуэль ни на минуту не забывал тот вред, какой мог принести фрегат люгеру. При таком настроении ему естественно пришла на мысль возможность возвращения фрегата по следам люгера, и, ложась спать, он велел разбудить себя в половине второго, желая проверить справедливость своего предположения.
Поднявшись, как предполагал, он взял с собою двоих надежных матросов, предупрежденных еще накануне, и спустился в шлюпку. Все это проделывалось без малейшего шума, даже весла были взяты подбитые мехом, чтобы не произвести ни звука. Тихо проскользнул он на намеченный им заранее удобный наблюдательный пост и через какие-нибудь полчаса времени стал прямо в виду освещенного окна в доме вице-губернатора, у которого дежурил Гриффин.
Яркий свет из этого окна, направленный к морю, поразил американца. Но это еще не был сигнал фрегату: Гриффин пока только сообщал, что он у вице-губернатора и помнит о своем поручении. Было два часа ночи, и через два часа должна была взойти заря. Береговой ветерок усилился настолько, что хорошо оснащенный корабль, паруса которого к тому же отсырели и сжались за ночь, мог смело рассчитывать на довольно скорый ход. Следовательно, ничто не мешало «Прозерпине» появиться в скором времени, если она тронулась с заходом солнца с того места, где остановилась вчера.
Вдруг появился другой, голубой огонь в другом окне, а за ним человеческая тень. Итуэль инстинктивно обернулся к морю и увидел знакомый сигнальный ночной фонарь наверху мачты «Прозерпины».
— А, чорт возьми! — заскрежетал зубами Итуэль, грозя кулаком в сторону уже исчезнувшего в окне голубого огня. — Я тебя хорошо знаю, и вот мой ответ!
С этими словами он зажег одну из захваченных с собой ракет и пустил ее. Она вспыхнула и поднялась достаточно высоко, чтобы быть замеченной с люгера и с фрегата. Гриффин и капитан Куф были совершенно сбиты с толку. Томазо Тонти также счел своею обязанностью побежать доложить начальству о случившемся. Общее мнение было таково, что это прибыло новое судно, подававшее свои сигналы «Прозерпине».
«Блуждающая Искра» поняла этот сигнал совсем иначе, и, когда Итуэль вторичной ракетой еще более смутил капитана Куфа, выставившего теперь условными знаками свой номер, люгер Рауля Ивара неслышно, но быстро скользил вдоль берега, под самым городом, мимо его батареи. Момент его прохождения под городом совпал с временем отсутствия бдительного Томазо, и, смеясь над произведенным переполохом, люгер, все ускоряя ход, обогнул остров. Пять минут спустя и Итуэль Больт с своими гребцами присоединился к отъезжающим, неслышно пробравшись к люгеру на огонь нарочно для него со всеми предосторожностями зажженного фонаря, свет от которого направлен был в сторону пущенной Итуэлем ракеты и был совершенно невидим из города.
Полчаса спустя «Блуждающая Искра» уже полным ходом удалялась от острова и была далеко за пределами выстрелов с батареи Порто-Феррайо.
Между тем «Прозерпина» все приближалась к городу и при первых лучах восходящего солнца не могла не заметить ускользавший люгер. Едва признали в нем «Блуждающую Искру», как на фрегате все пришло в движение. Капитан был взбешен до последней степени, и жутко пришлось явившемуся к нему с рапортом Гриффину. Насилу удалось огорченному молодому лейтенанту заставить себя выслушать, и капитан только тогда несколько смягчился, когда узнал, что причиной недоразумения были ракеты, неизвестно кем пущенные. К концу объяснения капитан Куф даже почувствовал некоторое сострадание к огорченному моряку.
— Ну, хорошо, Гриффин! Не надо принимать вещи так близко к сердцу, это не поможет, — сказал капитан. — Приходите со мной пообедать, и мы еще потолкуем о всем происшедшем.
Глава IX
Все вспышки капитана Куфа по большей части кончались таким образом. Вспыльчивый по натуре, он скоро уступал более спокойному и добродушному настроению и становился вновь благоразумным.
Служителю отдан был приказ поставить лишний прибор на стол для Гриффина, а капитан со своим вторым лейтенантом вышел на палубу. Там было общее оживление, все с восторгом следили за ловкими маневрами люгера, который спокойно покачивался теперь на воде, сознавая свою безопасность.
— Славно было бы захватить его теперь, — говорил боцман Странд.
Странд был опытным моряком; он служил вместе с капитаном Куфом еще тогда, когда тот был мичманом, и, зная хорошо его характер, имел на него некоторое влияние. Нередко случалось, что капитан с ним соглашался даже в тех случаях, когда совершенно не принимал во внимание мнений своих лейтенантов. Так и теперь, при словах Странда, капитан быстро повернул к нему голову. Старший лейтенант Винчестер, заметивший это движение, незаметно сделал знак матросам, и те дружно воскликнули три раза кряду. Это был единственно дозволенный им способ выражать свои пожелания командиру.
— Мне не очень улыбается броситься в атаку на шлюпках среди бела дня, Винчестер, — проговорил капитан. — Малейший промах может нам стоить нескольких человек, и придется новой вербовкой пополнять наш экипаж.
— Но мы льстим себя надеждой, что останемся победителями, капитан, — заметил Винчестер, — и вам ли говорить об осторожности! Мы все знаем за вами не один отважный и очень рискованный подвиг.
— О, да, бывало, Винчестер! — улыбнулся капитан самодовольно. — Но этот Рауль Ивар чистый дьявол и увертлив, как змея. Вот если бы можно было найти какую-нибудь фелуку в Порто-Феррайо, довольно значительных размеров, тогда бы можно было попробовать устроить облаву на беглеца.
— Фелуку мы легко найдем, их там стоит, по словам Гриффина, до двенадцати штук, и власти на нашей стороне.
— В таком случае не взять ли вам человек сорок матросов, Винчестер, по вашему выбору, переправиться с ними на берег, занять одну из фелук и берегом, как бы крадучись, пробираться к люгеру, будто ища его охраны, благо у нас выставлен французский флаг. Когда вы зайдете несколько далее люгера, с нашей стороны, шлюпки, до тех пор будто бы гнавшиеся за вами, оцепят его со стороны, ближайшей сюда… Дальнейшее же предоставляю вашей находчивости, лейтенант.
Винчестер пришел в восторг от этого проекта и пять минут спустя уже плыл на шлюпках с отборными молодцами к гавани Порто-Феррайо.
Андреа Баррофальди отнесся очень сочувственно к намерениям английского фрегата. Винчестер нанял одну из фелук, а привезшие его лодки воротились на «Прозерпину», чтобы с новыми матросами пуститься в мнимую за ним погоню. С берега раздалось несколько пушечных выстрелов по направлению к фрегату. Это имело цель показать люгеру полное к нему доверие и то, что они продолжают считать фрегат французским судном. При этом, конечно, тщательно позаботились промахнуться. С фрегата ответили тем же и отошли несколько далее, делая вид, что желают встать вне выстрелов.
Между тем «Блуждающая Искра» оставалась совершенно неподвижной. Винчестер вышел из гавани, обогнул мыс и подъехал на довольно близкое расстояние к люгеру, настолько близко, что люди с палубы того и другого судна свободно различали друг друга. На фелуке видно было всего человек восемь-девять, все в костюме итальянских матросов; остальные были спрятаны внизу, под палубой.
Пока все благоприятствовало предприятию капитана Куфа: нельзя было заподозрить хитрости приближавшейся фелуки, и как нельзя более естественною должна была казаться погоня, пущенная за нею с фрегата.
Без сомнения, Рауль и его товарищи не могли не видеть всего происходящего, но молодой корсар предпочитал по возможности бездействовать днем, чтобы тем вернее обмануть неприятеля ночью; к тому же присутствие Джиты побуждало его не торопиться.
Не так было с Итуэлем. Его глубокая ненависть к «Прозерпине» заставляла его не спускать с нее глаз; даже завтракая на скорую руку на палубе, он не терял из виду ненавистного фрегата. Никто на люгере не мог знать, стало ли известно в Порто-Феррайо настоящее название фрегата и его национальность; только сигнальный огонь, виденный Итуэлем в окне губернаторского дома, вызывал в нем сомнение и заставлял еще более настораживаться. Приближавшаяся же так доверчиво фелука решительно ни в ком не вызывала недоверия.