Капитану Куфу сообщили о случившемся, и он явился из своей каюты раздраженный.
— Где лодка старика итальянца с его племянницей? — спросил он. И этот вопрос разом все осветил. В эту же минуту молодой матросик спустился с мачты и впопыхах сообщил, что, насколько можно было разобрать среди темноты, он заметил, что лодка итальянца приостановилась под пушечными отверстиями на батарее, и ему показалось, что в нее спустился кто-то из отверстия.
— Пусть позовут Больта, скорее! — приказал капитан.
И когда Итуэля нигде не нашли, для всех стало совершенно понятно, каким образом исчез Рауль. Мигом спустили пять или шесть лодок, в каждую село по офицеру, не считая матросов, и пустились в погоню за беглецами, а на фрегате подняли фонарь.
Было так темно, что совершенно невозможно было увидеть маленькую лодочку. С одной стороны черной массой выделялся остров Капри, а с другой — слабо виднелись очертания берегов Италии. Фрегат направлялся опять к Неаполитанскому заливу, намереваясь стать на якорь приблизительно там же, откуда тронулись накануне.
Иельвертон первый заметил лодочку, удалявшуюся по направлению берега; заподозрив, что это и есть разыскиваемая лодка итальянца, он устремился за нею, чем навлек за собой погоню своих же двух гичек, заслышавших сильный всплеск весел и принявших его легкую лодку с четырьмя искусными гребцами за удалявшуюся лодку беглецов. Началась сумасшедшая гонка.
Так как Рауль и Итуэль все время не переставали усердно работать веслами, а лодки фрегата потеряли немало времени на розыски около самого судна, то беглецы опередили их, по крайней мере, на пятьдесят саженей. Их легкая лодка была приспособлена только для двоих гребцов, и четыре сильные руки действовали как нельзя лучше; но все же их нельзя было приравнять к очень ходкой гичке Иельвертона с четырьмя отборными гребцами, и чуткое ухо Рауля довольно скоро различило, что расстояние между ними значительно сократилось. Так как весла Рауля были приспособлены таким образом, что не производили никакого шума, то он решил изменить направление и дать гичке Иельвертона опередить себя, рассчитывая, что тот его не заметит. Эта хитрость вполне удалась ему. Иельвертон, увлеченный погоней, устремился вперед, все по направлению к берегу, и ему даже по временам казалось, что он видит перед собой лодку Рауля. Рауль и Итуэль перестали грести, давая установиться новому положению вещей, и Итуэль облегчил свою душу несколькими насмешками по адресу преследователей. Пропустив значительно вперед себя лодки с фрегата, которые все так же устремились за Иельвертоном, слыша только удары с его гички, Рауль и Итуэль медленно направились следом за ними, намеренно сберегая свои силы для какого-нибудь непредвиденного случая.
Подстрекаемый желанием лично отличиться в поимке беглецов, Иельвертон мчался изо всех сил; другие две лодки старались по той же причине не отставать от него, а Рауль и Итуэль могли только благословлять судьбу, облегчавшую их задачу.
— Можно подумать, Джита, что ваши друзья — вице-губернатор и градоначальник — распоряжаются погоней, если бы не знать наверное, что они в настоящее время разбирают вопрос, существует ли в действительности остров Эльба, — говорил Рауль смеясь, хотя и шопотом.
— Рауль! Вспомните об ужасных часах, которые вы только что провели, и не шутите, пока не будете в полной безопасности…
— Честное слово, я теперь не могу не признать за англичанами некоторой доли великодушия! Я не могу отрицать того, что они ко мне хорошо относились; я бы даже, пожалуй, предпочел бы большую строгость с их стороны.
— Признавать за англичанами великодушие! Это слишком, — пробурчал Итуэль. — Это жестокий, безжалостный народ!
— Но, мой добрый Итуэль, вы-то уж, кажется, только можете их благодарить за то, что они вас пощадили.
— А почему? Потому что им нужны были лишние руки опытного матроса; иначе бы они не задумались прикончить со мной.
— Ну, а что касается меня, то я навсегда сохраню добрую память об этом судне. Капитан Куф принял меня ласково, хорошо кормил, удобно поместил; дал хорошую постель и добился отсрочки как раз во-время.
— За нами едут остальные лодки с фрегата, — заметил Карло Джунтотарди, внимательно, против своего обыкновения, все время прислушивавшийся.
Эти слова заставили обоих разговаривавших разом замолчать; они перестали даже грести, чтобы лучше прислушаться. Не было никакого сомнения: за ними гнались. Решено было после некоторого обсуждения пройти в проход между Капри и Кампанеллой, рассчитывая на то, что едва ли английские лодки поедут дальше этого мыса и что они, по всей вероятности, откажутся от дальнейшего преследования.
— Еще часок — другой, и мы можем высадить вас, дорогая Джита, вас и вашего дядю; там уж вам немного останется дойти до Санта-Агата.
— О, не думайте обо мне, Рауль! Спустите меня при первой возможности и спешите к вашему люгеру. Что для меня значат несколько миль, когда вы все еще находитесь в опасности?!
— О нас не беспокойтесь, мы сумеем отыскать «Блуждающую Искру». Здесь еще вам рано сходить.
Джита попробовала было возражать, но это оказалось совершенно бесполезным; Рауль настоял на своем, и ей пришлось уступить. Всякие разговоры прекратились, и оба гребца налегли на весла. По временам они переставали грести и прислушивались к шуму весел с лодок фрегата.
Им казалось, что теперь все они сгруппировались около мыса. Скоро лодка Рауля далеко отъехала от лодок своих преследователей, хотя в такой темноте нельзя было с точностью определить местонахождение лодок с фрегата. Раулю много помогало то обстоятельство, что его весла скользили бесшумно по воде, и, после некоторого времени усиленной гребли, беглецы почти убедились в своей безопасности.
Еще около часу не прерывалась усиленная работа веслами, и затем Рауль, совершенно уверенный теперь в их безопасности и возбужденный радостным сознанием свободы и близости Джиты, положил весла и принялся весело болтать, подсмеиваясь над Итуэлем, который все еще тревожно прислушивался.
— Ого-го, лодка! — раздался окрик саженях в двадцати от них, ближе к берегу. Голос, очевидно, принадлежал человеку, служащему на военном судне — он был сух и решителен.
С секунду беглецы молчали, так как этот окрик, эта близость неизвестных людей застала их совершенно врасплох. Наконец, Рауль, опасаясь, что чужая лодка подъедет к самому их борту, откликнулся в ответ на итальянском местном наречии.
Клинч — так как это он возвращался на «Прозерпину» из Неаполя и намеренно держался берега, выслеживая люгер, — проворчал что-то по поводу затруднений с этими иностранными языками, а затем, как умел, заговорил по-итальянски.
— Вы с Капри? — спросил он.
— Нет, мы из Санта-Агаты; везем винные ягоды в Неаполь, — отвечал Рауль.
— Из Санта-Агаты? А, это деревушка на горе. Я в ней ночевал у Марии Джунтотарди.
— Кто это может быть? — прошептала Джита. — Тетя не знакома ни с какими иностранцами.
— Судя по его выговору, он англичанин, — отвечал Рауль. — Надеюсь, что он у нас не спросит винных ягод себе на ужин.
Между тем Клинч продолжал:
— Не попался ли вам тут где-нибудь люгер с французской оснасткой и французским экипажем?
— Как же, синьор, мы видели, как он направился к северу, в Гэтский залив, перед самым солнечным закатом.
— А фрегата не видали около мыса Кампанеллы? Английское большое военное судн?
— Как же, синьор! Вон там горит на нем фонарь наверху мачты. Мы его видели весь вечер, и он даже подтянул нас немного на буксире.
— А! В таком случае вы мне, может быть, сообщите кое-что. Не знаете вы, был повешен человек на этом судне при закате солнца?
Рауля немного покоробило — он не мог решить, какой ответ мог быть приятнее спрашивающему.
— Если это вам доставит удовольствие, синьор, то я могу вам сказать, что казнь действительно была назначена, но капитану угодно было отменить ее.
— После того, как даны были три выстрела со стороны Неаполя? — с живостью спросил Клинч.
— Чорт возьми! Это, пожалуй, тот человек, который меня спас, — подумал Рауль. — Да, после трех выстрелов, — отвечал он громко, — только я не знаю, какое они могли иметь отношение к казни?
— Какое отношение! Да я сам об этом распорядился: это был сигнал об отсрочке, данной адмиралом этому бедному Раулю Ивару. Как я рад, что все так прекрасно удалось! Не люблю я этих казней!
— Это показывает, что у вас доброе сердце, синьор, и вы когда-нибудь получите награду за ваше великодушие. Желал бы я знать имя такого великодушного человека, чтобы упоминать его в своих ежедневных молитвах.
— Кто бы мог думать, что это говорит капитан Рауль? — с гримасой проворчал Итуэль.
— Что до моего имени, приятель, то не велика она штука — Клинч, а звание — подшкипер, хотя в мои годы другие сидят обыкновенно гораздо выше. Добрый вечер!
И Клинч поехал своей дорогой.
— Честный он человек! — заметил Рауль, когда они немного отъехали. — Будь сотня таких людей в английском флоте, мы могли бы его любить, Итуэль.
— Все они огненные драконы, капитан Рауль, не доверяйте им. Впрочем, этот Клинч еще довольно порядочный, вообще; только вот беда: грог злейший его враг.
— Ого-го! Лодка! — снова раздался оклик Клинча с некоторого расстояния.
Рауль и Итуэль невольно оставили весла, думая, что этот оклик опять относится к ним.
— Го-го! Лодка! — повторил Клинч. — Отвечайте же!
— Это вы, Клинч? — послышалось с других лодок.
— Да, да; а это вы, Иельвертон? Я как будто узнаю ваш голос.
— И вы не ошиблись. Но тише, не шумите так и скажите, с кем это вы сейчас разговаривали?
Затем стало очевидно, что лодки близко подъехали одна к другой, и разговор продолжался вполголоса. Рауль не мог расслышать ни слова. В тревожном ожидании они почти не смели шевелить веслами и сдерживали дыхание. Они чувствовали, что неприятельские лодки должны находиться всего в каких-нибудь ста саженях от их маленького ялика, и, конечно, четыре весла имели перевес перед двумя, в особенности на ходкой гичке капитана Куфа, не один раз взявшей приз на гонках.