— Сколько их у тебя?
Вариелю не нужно было сверяться с нартециумом, чтобы назвать точные цифры.
— Шестьдесят один от восьми до пятнадцати лет. Они хорошо переносят разные стадии имплантации. Еще сто девять подходящего возраста, но еще не созрели для имплантации. К настоящему моменту умерло более двухсот.
Талос знал, что значат подобные цифры.
— Это очень хорошие показатели выживаемости.
— Я знаю, — голос Вариеля звучал почти раздосадовано. — Я мастер своего дела.
— И поэтому мне нужно, чтобы ты продолжал.
Вариель зашел в камеру, где один из детей лежал ничком и не двигался. Живодер перевернул его носком бронированного сапога, и на него уставились мертвые глаза.
— Двести тринадцать, — произнес он и жестом указал сервитору унести тело мальчика. — Сжечь.
— Повинуюсь.
Талос не обратил внимания на сервитора, выполнявшего свой погребальный труд.
— Брат, выслушай меня.
— Я слушаю, — Вариель не перестал нажимать клавиши на запястье, внося новые данные.
— Тебе нельзя быть с нами на Тсагуальсе.
Услышав это, он остановился. Вариель медленно поднял свой стерильный льдисто-голубой взгляд и посмотрел в черные глаза Талоса.
— Хорошо пошутил, — сказал Живодер без всякого веселья.
— Я не шучу, Вариель. В твоих руках ключ к значительной части будущего Легиона. Я отправлю тебя отсюда перед битвой. Корабль Дельтриана способен на варп-перелеты, и ты отправишься с ним вместе со своим оборудованием и работой.
— Нет.
— Это не обсуждается, брат.
— Нет, — Вариель сорвал кусок содранной кожи с наплечника, скрывавший крылатый череп. Символ Восьмого Легиона уставился на Талоса пустыми глазницами.
— Я ношу крылатый череп Нострамо также, как и ты. И я буду сражаться и умру вместе с тобой на этой бесполезной маленькой планетке.
— Ты ничего мне не должен, Вариель. Больше ничего.
Впервые за все время Вариель выглядел ошеломленным.
— Должен? Должен тебе? Так вот каким тебе видится наше братство? Череда услуг и одолжений. Я ничего тебе не должен. И я встану рядом с тобой, потому что мы оба из Восьмого Легиона. Мы братья, Талос. Братья до самой смерти.
— Не в этот раз.
— Ты не можешь…
— Я могу все чего пожелаю. Капитан Малхарион согласен со мной. На корабле Дельтриана нет места для более чем десяти воинов, и даже оно отведено для реликвий, которые надлежит вернуть Легиону. Ты и плоды твоей работы должны быть сохранены прежде всего.
Вариель вздохнул.
— Ты когда-нибудь задумывался о том, как часто ты перебиваешь тех, с кем разговариваешь? Эта твоя привычка раздражает почти так же как и Узас, постоянно облизывающий зубы.
— Я это запомню, — ответил Талос, — и посвящу те многие отведенные мне годы борьбе с этим страшным изъяном моего характера. Итак, ты будешь готов? Если я дам тебе двенадцать часов времени и столько сервиторов сколько пожелаешь, ты можешь заверить меня в том, что твое оборудование будет погружено на корабль Дельтриана?
Вариель обнажил зубы в несвойственной ему злобной улыбке.
— Будет сделано.
— Я не видел, чтобы ты выходил из себя со времен Фриги.
— На Фриге были особые обстоятельства. Как и сейчас, — Вариель помассировал пальцами закрытые глаза. — Ты многого просишь от меня.
— Как и всегда. И к тому же, мне нужно чтобы ты еще кое-что сделал.
Апотекарий снова встретил взгляд пророка, чувствуя тревогу в голосе Повелителя Ночи.
— Проси.
— Когда ты уйдешь, я хочу чтобы, ты нашел Малека из Атраментар.
Вариель вскинул бровь.
— Я никогда не вернусь в Мальстрим, Талос. Гурон снимет мою голову.
— Я не верю, что Малек остался там, как и в то, что Атраментар могли бы по своей воле присоединиться к Кровавому Корсару. Если они высадились на судно Корсаров, у них были на то иные причины. Не знаю, какие именно, но я доверяю ему, несмотря на то, что произошло. Отыщи его, если сможешь, и скажи, что его план сработал. Малхарион выжил. Мудрец войны взял на себя командование и снова вел Десятую роту в её последние ночи.
— Это все?
— Нет. Передай ему мои благодарности.
— Я сделаю все, если ты того желаешь. Но корабль Дельтриана не улетит далеко без дозаправки. Он слишком мал для долгих перелетов, и мы оба это знаем.
— Ему не обязательно улетать далеко, просто нужно выбраться отсюда.
Вариель недовольно заворчал.
— Эльдары могут пуститься в погоню за нами.
— Да, могут. Еще на что-нибудь пожалуешься? Ты тратишь то немногое время, что я могу тебе дать.
— Что насчет Октавии? Как мы поплывем по морю душ без навигатора?
— Тебе не придется, — ответил Талос. — И поэтому она отправится с тобой.
Он мог бы догадаться, что она среагирует менее тактично, нежели Вариель. Если бы он потрудился предсказать её реакцию, то оказался бы прав.
— Я думаю, — сказала она, — меня достало делать то, что ты мне говоришь.
Талос не смотрел на навигатора — он ходил вокруг её трона, глядя на бассейн, вспоминая его прежнюю обитательницу. Она умерла в грязи, разорванная на части болтерами Первого Когтя. И, хотя его память была близка к абсолютной, Талос поймал себя на том, что не может припомнить имени создания. Как удивительно.
— Ты вообще слушаешь меня? — спросила Октавия. Её изысканно вежливый тон голоса заставил воина обратить на нее внимание.
— Да.
— Хорошо.
Октавия сидела на троне, одной рукой прикрывая увеличившийся живот. Её истощение делало беременность все более заметной.
— Каковы шансы, что корабль Дельтриана окажется в безопасности?
Талос не видел смысла лгать ей. Он смотрел на нее тяжелым долгим взглядом, позволяя секундам бежать вместе с ритмом её сердца.
— Твой шанс выжить удивительно мал. Но все же шанс есть.
— А Септим?
— Он наш пилот и мой раб.
— Он отец.
Талос предупреждающе поднял руку.
— Осторожней, Октавия. Не стоит ошибочно полагать, что меня могут пробрать преисполненные эмоций просьбы. Знаешь ли, я свежевал детей на глазах у их родителей.
Октавия стиснула зубы.
— Значит, он остается. — Она не знала, зачем произнесла это, тем не менее, слова вырвались сами. — Как бы то ни было, он отправится за мной. Ты не сможешь удержать его здесь. Я знаю его лучше тебя.
— Я пока еще не решил его судьбу, — ответил Талос.
— А что насчет твоей «судьбы»? Как насчет тебя?
— Не говори со мной таким тоном. Здесь не имперский двор Терры, ваше маленькое высочество. Меня нисколько не впечатляет и не внушает благоговейного страха твой заносчивый тон, так что остынь.
— Прости, — сказала она. — Я… просто злюсь.
— Понятно.
— Так что ты будешь делать? Ты собираешься позволить им просто убить вас?
— Нет конечно. Ты видела, что произошла, когда мы попытались бежать, как мы разбивались о блокаду за блокадой. Они не позволят нам сбежать в Великое Око. Петля стала затягиваться, когда я запустил психический вопль. Мы займем оборону здесь, Октавия. Если мы будем медлить дальше — мы упустим наш последний шанс выбрать, где разразится эта война.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Мы все умрем. — Талос указал на стену мониторов, каждый из которых под разными углами показывал пространство снаружи корабля: каждый был подобен глазу, смотрящему на миллионы дрейфующих в пустоте обломков скалы. — Как мне еще яснее выразиться? Разве это не очевидно? За этим астероидным полем корабли чужаков только и ждут, когда мы сдвинемся с места. Мы — трупы, Октавия. Вот и все. Поэтому убедись, что готова покинуть корабль. Бери все что пожелаешь, мне до этого нет дела. У тебя одиннадцать часов, и больше я не желаю тебя видеть.
Он развернулся и ушел, отпихнув в сторону двух её слуг, которые не успели быстро убраться с дороги. Октавия проводила его взглядом, ощутив вкус свободы впервые с момента её пленения и уже не уверенная, был ли он таким приятным, каким она его помнила.
Дверь плавно открылась, явив его господина стоящим в дверном проеме.
Септим взглянул вверх, не выпуская из рук шлем Узаса. Он выполнял последние ремонтные работы с линзой левой глазницы.
— Господин?
Талос вошел, наполнив скромную комнату жужжанием сочленений доспеха и вездесущим гудением работающей брони.
— Октавия покинет корабль через одиннадцать часов, — произнес Повелитель Ночи. — Вместе с твоим нерожденным ребенком.
Септим кивнул, не сводя взгляда с лицевой пластины своего господина.
— При всем уважении, повелитель, я уже догадался.
Талос ходил кругами по комнате, бросая взгляд то туда, то сюда и не задерживая его долго на какой-либо вещи. Он заметил полусобранные пистолеты на верстаке, наброски схем, угольные рисунки его возлюбленной Октавии и кучей сваленную на пол одежду. Прежде всего, пространство было наполнено чувством жизни, оно было убежищем одной конкретной живой души.
Комната человека, подумал Талос, вспоминая свои собственные покои, которые во всем походили на покои любого другого легионера, за исключением нацарапанных на железных стенах пророчеств.
«Как они непохожи на нас. Они оставляют свой след везде, где живут.»
Он повернулся обратно к Септиму, человеку, прослужившему ему почти десять лет.
— Нам с тобой нужно поговорить.
— Как вам угодно, господин, — Септим отложил шлем.
— Нет. На ближайшие несколько минут мы забудем, кто из нас служит, и кому из нас прислуживали. Сейчас я ни хозяин, ни повелитель. Я — Талос.
Воин снял шлем. Его бледное лицо было спокойно.
Обеспокоенный такой странной фамильярностью, Септим ощутил безумное желание взяться за оружие.
— Почему мне кажется, что это — какая-то ужасающая прелюдия, перед тем, как мне перережут глотку? — спросил оружейник.
Улыбка пророка не отразилась в его черных глазах.
Дельтриан и Октавия не поладили с самого начала, что ни для кого из них не было сюрпризом. Она думала, что он невыносимо нетерпелив для такого аугментированного создания, а он думал, что от нее неприятно пахло биологическими химикатами и органическими жидкостями, участвующими в репродуктивном процессе млекопитающих. Их взаимоотношения начались с этих первых впечатлений и с того момента двигались по наклонной. Для них обоих было облегчением, когда навигатор отправилась в свою каюту, чтобы произвести последние приготовления перед полетом.