— Да, в сущности, никакой.
Дверь в темноте скрипнула. Мы повернули головы на звук. К нам шли какие-то фигуры. Они подхватили нас под руки и потащили к выходу. Я пробовал самостоятельно передвигать ногами, но у меня не получалось. Наручники больно впивались в запястья. При каждом шаге я кряхтел от боли. Позади скрипел Колчин.
На расстрел, что ли?
Но нас повели наверх. Когда миновали второй этаж, я понял, что наша казнь откладывается. Я знаю военных. Много с ними общался. И ни разу не слышал, чтобы они расстреливали кого-нибудь на крыше. Даже если очень надо было. А бросать нас оттуда — слишком низко. Здания у военных всегда очень низкие.
Моей головой открыли дверь, и мы оказались в освещенном лампами кабинете. От света я зажмурил глаза.
— Оклемались? — спросил Федулов.
Нас усадили на стулья.
— Теперь поговорим.
Солдаты затопали башмаками и хлопнули дверью.
Я с трудом разлепил глаза и огляделся. Сашка сидел по правую руку. На него страшно было смотреть. Лицо все затекло от синяков и ссадин. Из носа — дорожки засохшей крови. Наверное, я выглядел ничуть не лучше. Колчин глянул на меня и содрогнулся.
Значит, нас били. Можно сказать, забивали насмерть. Ничего нам не вкалывали. Били, а потом по какой-то причине решили оставить нас в живых. Вот что это за причина?
Голова отказывалась думать. Хотя от этого зависела наша жизнь. Федулову нет резона таскаться с нами. Мы и так знаем про него столько, что ему хватит не на одно пожизненное заключение. Он явно хочет что-то вытянуть из нас. С другой стороны, Александр Петрович первоклассный мастер по допросам и сразу поймет: правильно он оставил нас в живых, или мы действительно не обладаем нужной ему информацией.
— Знаешь, что это такое? — Федулов держал в руках медальон, который я дал когда-то Вике.
Я кивнул.
— У твоей Вики совсем другой, подделка. Помнишь работягу Решкина? Мастера на все руки? У него еще талисман-пуля от нечисти на шее висела?
— Хороший был человек, — вставил Колчин.
Александр Петрович пропустил реплику мимо ушей.
— Это я попросил его тем же вечером смастерить точную копию медальона. Потом сделал так, чтобы ты подобрал подделку там, на заставе. Возле трупа Решкина. Помнишь, вначале я к нему подошел? Незаметно обронил и стал наблюдать за тобой. А ты оказался очень глазастым. И мне это весьма пригодилось. С твоей помощью мне удалось направить исмаилитов по ложному пути. Как видишь, все прошло как по маслу. Они бросились за тобой. А меня сочли убитым.
— Хитер, падла, — прохрипел я.
— Потому и живу долго, — ухмыльнулся Федулов. — Как думаешь, что сделают исмаилиты с Викой, когда узнают о подделке?
Я промолчал.
— Правильно, — ответил сам себе Федулов. — Они ее шлепнут. От злости. Потому что их обманули со святыней. И знаешь, на кого они подумают?
Я снова промолчал.
— Правильно. Они подумают на тебя, Леша. И при первой же возможности они и тебя шлепнут. Так что деваться тебе некуда. Ни тебе. Ни твоему другу Сашке.
— А все-таки ты скотина! — откликнулся Колчин.
— Поругайся-поругайся, — зажмурился от удовольствия Федулов. — Мне приятно, когда я слышу такие слова. Небесная музыка для души.
Он подождал с минуту, ожидая потока хулы, но не дождался.
— Хорошо. Вижу, вы усвоили приличные манеры и можно продолжать наш разговор. Итак, спрашиваю вас, недоносков, куда ушли исмаилиты после того, как мы расстались?
— Мы были в плену, — сказал я.
— Это я знаю, идиот, — рявкнул Федулов. — Я спрашиваю, что они говорили вам перед тем, как сбежать?
— Так они сбежали?
— А ты думал, они пропишутся у наркоторговцев?
— Ничего не говорили, — ответил Колчин.
— Не верю.
— А мне по фиг, веришь ты или нет, — перешел я в атаку. — Когда наша редакция узнает, что ты с нами сделал, тебе кранты.
Федулов расхохотался:
— Кто узнает? Откуда?
— Мы звонили в редакцию. Акрам дал нам телефон.
— Ну и что? Ваш редактор сказал вам, по каким статьям вы обвиняетесь? Да любой мент пристрелит вас, как собак, стоит вам оказаться дома. Даже если кто-то когда-то узнает, что мы вас пришили, то у нас куча свидетелей, что вы занимались тут наркобизнесом, воевали на стороне известного наркоторговца Акрама. А мы, борцы за чистоту рядов, пришили вас. Так что никакая редакция не возьмет на себя смелость защищать таких подонков, как вы. Еще раз повторяю, ребята, я сделал так, что будущее для вас закончилось. Если хотите пожить, можем договориться. Меня интересует, куда собирались бежать исмаилиты. Как только я узнаю об этом, я вас отпущу. Если хотите, передам Акраму. Он очень был огорчен, когда вы не захотели у него работать. И даже переживал, что ему приходится вас выдавать. Но я, слово офицера, как только получу от вас информацию, передам вас Акраму. Он обрадуется. Иного выхода для вас я не вижу.
— Ты все врешь, — процедил Колчин.
Федулов вздохнул, как при общении с дебильными детьми.
— Видимо, мои ребята немного перестарались и все же повредили вам рассудок. Повторяю еще раз для тупых. Исмаилиты думают, что вы их обманули с ключом, то есть я хотел сказать, с медальоном. Они вам этого никогда не простят. И достанут где угодно. Правоохранительные органы Москвы, а заодно и Чечни, считают вас прямыми виновниками гибели их товарищей. Они вас пристрелят при первой же возможности и даже арестовывать не станут. И наконец, наркоторговцы Махмуда не простят вам смерть Идриса… В шахматы играете?
— Только в карты, — буркнул я.
— В шахматах ваша позиция называется «шах и мат», а в картах «перебор». Вы проиграли, ребятки. Единственный выход: все мне рассказать, и я отпускаю вас к Акраму. Все по-честному.
— Не верю, — сказал я.
— Я тоже, — вторил мне Сашка.
— Ну, а вам больше некому верить, кроме меня. Итак? Куда собирались бежать исмаилиты? Что они говорили?
— Так они сбежали? — переспросил я.
— Хватит играть в идиотов! Куда они бежали?
— Вам дать координаты? — Я, как мог, сморщил лицо, словно припоминая цифры.
— Вы тупые ублюдки! — взорвался Федулов. — Какие координаты?! Я спрашиваю про место, куда они собирались идти.
— Не знаю, — сказал я.
— Нас не было рядом, — добавил Сашка. — А каких-либо мест они не называли.
Это хорошо, что мы вывели Федулова из себя. Не такой уж он холодный стратег, каким хочет казаться. Кроме того, мы, оказывается, его единственная надежда. Поэтому и убивать он нас пока не станет.
— Ладно. Я перечислю вам некоторые названия, и, может, вы вспомните, — Федулов достал из планшета карту и развернул ее на столе.
Ни одно из перечисленных им названий не только ничего нам не говорило, но и сами названия мы слышали впервые. Очевидно, это была транскрипция каких-то старых арабских обозначений.
— Ничего похожего, — сказал Сашка.
— Больно странные какие-то слова, — добавил я.
— Так звучат названия на древнем языке исмаилитов, — Федулов достал из-под стола бутылку водки, извлек из ящика три граненых стакана и разлил спиртное.
— Киров! — крикнул он в дверь.
Вошел солдат.
— Сними с них наручники!
Мы, потирая запястья, придвинулись к столу.
— Не хочу показаться вам бестактным, — сказал примирительно Федулов, — но я работаю по Пушкину. Как там у него? «И милость к падшим призывал»! Пейте на здоровье. Пусть это убедит вас, что я не такой плохой человек, как вам кажется. Все мы работаем на благо Родины.
Водка больно обожгла окровавленные губы. Майор посмотрел на наши корчи и снова крикнул Кирова:
— Врача сюда! Быстро!
Солдат с сумкой через плечо, на которой был красный крест, наверное, лучше обращается с покойниками. Он замазал наши морды зеленкой, залепил кое-где пластырем и вышел.
— Теперь вы еще страшнее, чем были раньше, — Федулов ухмыльнулся и достал из-под стола вторую бутылку, снова разлил по стаканам.
Когда мы растащили по желудкам третью бутылку, в комнату вошел генерал Глухов. Тот самый, что провожал нас когда-то на заставу. Тот самый, что встречал нас после ее разгрома.
Сильнейшее удивление оттянуло наши челюсти до линолеума на полу.
— Анатолий Петрович! — выдохнул Сашка.
Глухов словно не замечал нас.
— Ну и рожи у них, — со смешком сказал он Федулову. — Ты уверен, это точно они?
Майору шутка понравилась. Он заржал:
— Они, они. Я видел их до операции. Но вот после операции я бы и сам их не узнал. Зато водку пьют по-прежнему. Не потеряли навык.
— Да все журналисты алкоголики, — сказал Анатолий Петрович. — Только алкаши могут такой работой заниматься. Узнал что-нибудь у них?
— Говорят, не помнят ничего.
— Анатолий Петрович, — повысил голос Сашка, — так вы тоже с ними?
— Как это — с ними? Это скорее они со мной. — Генерал подсел к Федулову: — Налей и мне, майор.
Майор достал из ящика стола свежий стакан и плеснул туда водки:
— Трудности, товарищ генерал?
Генерал хряпнул и закурил. Выпустив клуб дыма, он в раздражении разогнал его рукой:
— Не то слово. Паскуды, опять ушли. Бродят, бродят, а в руки не даются. Плесни еще.
Федулов добавил двести пятьдесят под самую кромку стакана (кто не знает размеров).
Глухов опрокинул заученным жестом и расстегнул воротник кителя:
— Александр Петрович, дай-ка мне медальон.
Федулов ссыпал медальон с цепочкой в ладонь Глухова.
Генерал надел его на шею и спрятал под рубашкой.
— Вы нас обманули насчет исмаилитов! — бессильно вякнул Сашка. — Насчет вертолетов, которые якобы у них есть! Насчет всего!
— Да что вы все! — отмахнулся генерал. — Ваша песня спета, ребята. Столько всякого говна на вас, что я бы застрелился на вашем месте.
Федулов достал еще одну бутылку.
В голове у меня шумело. И я уже с трудом сидел на стуле. Но все еще соображал. И сообразил, что лучше напиться до беспамятства. Так легче помирать.
Майор снова разлил по стаканам. Мы снова выпили. Гм, не чокаясь.