Саммер пронзила судорога, заставившая ее вскрикнуть и выгнуться дугой, чтобы еще плотнее прижаться к его рту.
Когда все было кончено и, придя в себя, она открыла глаза, то увидела, что Стив внимательно смотрит на нее. Его черные глаза блестели, израненное лицо было строгим и решительным, губы сжались в твердую прямую линию.
— Ну а теперь мой черед, — произнес он и поднялся на колени перед ней. Резким, быстрым движением он сбросил с нее туфли и носки, до конца стащил с нее брюки, извлек ее из блузки и быстро разделся сам. После пережитой страсти Саммер могла лишь молча наблюдать за его действиями.
Она снова отметила, что его тело именно такое, какое ей нравилось у мужчин, — упругое, мускулистое и слегка покрытое волосами.
А потом он опустился на нее, всей своей тяжестью придавив к земле. Где-то в районе своей поясницы она почувствовала камешек. Саммер, как и Стив, была полна желания, но пик ее чувственности прошел.
По крайней мере, она так думала, пока Стив не поцеловал ее измученные груди и не раздвинул ей бедра. Она почувствовала его твердую, горячую и пульсирующую плоть, когда он прикоснулся к тому месту, куда собирался войти. Но он не торопился. Вместо этого продолжил любовную игру до тех пор, пока Саммер не ощутила себя словно натянутая, дрожащая струна.
Потом Стив медленно вошел в нее. Его твердая и обжигающе горячая плоть заполнила ее до глубины, и она тут же взорвалась. Страстный поцелуй удержал ее неподвижной в его объятиях, пока он оставался в ней долгие, долгие секунды.
К тому моменту, когда он покинул ее и затем проскользнул в нее снова, Саммер вся пылала. Она была готова исполнить любое его желание. Любое…
И сказала ему об этом.
Стив напряг свои руки и завис над ее телом. Они соприкасались в одной-единственной точке. Он медленно вошел в нее, потом вышел, снова вошел, и каждый раз она непроизвольно поднимала свои бедра навстречу в предвосхищении этого. Потом он нагнулся и вобрал губами вспухший сосок.
Саммер застонала.
Стив поднял голову и медленно улыбнулся. В этой улыбке было и признание ее темперамента, и благодарность, и обещание новых наслаждений. В искрящихся глубинах его черных глаз сквозила коварная мудрость змея-искусителя.
— Стив… — выдохнула она, умоляя его закончить.
Его глаза сверкнули, он снова лег на нее, обвив руками, прижал к себе, увлекая в лихорадочный порыв страсти.
На этот раз они вместе достигли вершины сладострастия. Когда он подвел ее к краю пропасти, то они рухнули вдвоем. Его хриплый крик слился с ее воплем, когда они, сжимая друг друга, летели через пространство…
И только много времени спустя он нашел в себе силы, чтобы разомкнуть объятия и скатиться с нее.
Глава 26
Душа, подобно телу, живет тем,
чем питается.
Диди поняла, что начала осваиваться со своей ролью привидения.
Сначала ей было странно оказываться то тут, то там безо всякой, как ей казалось, системы или замысла. Вот и сейчас она снова находилась в гостиной того дома, где прошло ее детство, и обнаружила здесь свою маму и тетю Дот, которая перебралась к маме восемь лет назад, когда они обе с промежутком в год овдовели. В настоящий момент женщины пытались связаться с Диди через оую.[6]
— Говорю тебе, я видела ее. Видела так же ясно, как тебя сейчас! — уверяла мама.
— Я не утверждаю, что ты ее не видела, Сью. Я хочу только сказать, что эта оуя не реагирует на нее.
— Может быть, мы просто неправильно ею пользуемся.
— Я пользуюсь оуей всю мою жизнь, и уж я-то знаю, как это делается. Знаешь, это ведь оуя посоветовала мне выйти за Джетта, когда я была склонна отдать руку Карлу Оуэнсу.
— Не могу сказать, что это был хороший совет, — сказала мама.
И правда, про стычки тети Дот с дядей Джеттом ходили легенды. Диди уже почти забыла о них.
На этот раз, как ни старалась, она не смогла материализоваться, но управлять стрелкой оуи могла.
У-М-Е-Н-Я-В-С-Е-В-П-О-Р-Я-Д-К-Е
— Смотри, смотри, что получилось!
— А ты не подстроила это, Дороти Джин?
— Ты же знаешь, что я ни за что на свете не стала бы делать этого! Ой, смотри!
Я-Л-Ю-Б-Л-Ю-Т-Е-Б-Я-М-А-М
— Диди, Господи всемогущий, это Диди! Это моя девочка! Диди, Диди!
— Сью, успокойся. Сью, спроси ее, что случилось той ночью. Спроси ее быстрее!
Натруженные, некрасивые руки женщин тянулись с двух сторон к пластмассовой стрелке оуи, раскручивая ее снова и снова, но Диди уже унесло куда-то прочь.
В следующий раз она оказалась на студии звукозаписи в Нашвилле. Смазливая блондинка лет двадцати пяти с наушниками на голове и в алой мини-юбке что-то напевала в микрофон.
Диди обнаружила, что она смотрит на певицу из прозрачной кабины, где двое мужчин, хмурясь, вслушивались в голос, который Диди назвала бы писклявым.
— Нам надо добиться от нее большей громкости, Билл.
— Да, и похоже, что у нас ничего не выйдет. Это все, на что она способна. Ну да не беда. Мы запросто поправим дело. Черт побери, с нашей аппаратурой можно творить чудеса.
— В субботу вечером ей предстоит петь на фестивале «Нашвилл — не под фонограмму». «Агония» уже стоит в программе восемнадцатым номером. Критики спустят с нее шкуру живьем, если мы не добьемся, чтобы она пела как следует.
— Черт возьми, я был бы рад, ты меня знаешь. Эта девчушка хороша собой и поет вроде бы ничего, но мы-то с тобой знаем, что не видать ей контракта как своих ушей, если бы она не была замужем за Хенком Кетчумом.
— Да, ничего не скажешь, выйти замуж за хозяина «Джалапено рекордс» — это удачный шаг в карьере. Жаль, что мне это не пришло в голову.
— Не думаю, что тебе сделали бы предложение. Во всяком случае, лучше заткнуться, пока Кетчум подписывает нам платежную ведомость. — Билл нажал кнопку и сказал в микрофон: — Халли, крошка, постарайся потянуть эти высокие ноты чуть-чуть подольше, ладно, роднуля? И попробуй вложить в них побольше чувства. Представь себе, что твоя собака только что попала под машину.
— Я постараюсь, Билл.
— Спасибо, золотце. Это все, о чем я тебя прошу. Начнем сначала?
— О’ кей.
Билл снова нажал кнопку микрофона, сделал знак музыкантам и откинулся в своем кресле.
— На «Нашвилл — не под фонограмму» придется дать ей побольше подпевал и уповать на Господа, что нас пронесет.
Мне так плохо, мне так плохо без тебя,
И что делать, и что делать мне теперь?
Двое мужчин за режиссерским пультом выпрямились в своих креслах, пристально уставились на блондинку с микрофоном и недоверчиво переглянулись.
— Разрази меня гром! Эта девочка может петь!
— Черт побери, наше дело в шляпе!
А на сцене Диди постаралась овладеть своими голосовыми связками и вложить в песню всю душу. Читая слова с экрана-подсказки, Диди пела искренне, от сердца. В эти минуты она была ближе всего к райскому блаженству. Как никогда в своей жизни — или смерти.
…просто лечь и умереть, — только это все,
Пока что выше моих сил. И поэтому в агонии я.
Когда последние ноты замерли, Диди испытала знакомое ощущение, что ее куда-то всасывает. Она попыталась сопротивляться, но напрасно.
Ей так хотелось остаться здесь еще…
Голос из режиссерской будки гремел:
— Халли, девочка, все вышло отлично! Просто великолепно!
Снова обретя дар речи, Халли еле слышно пробормотала:
— Спасибо, Билл. На меня что-то нашло…
Но Диди не услышала конца беседы. Ее снова несло в водовороте.
Когда она наконец пришла в себя, была ночь. Диди очутилась на небольшом опрятном сельском кладбище. Ее муж склонился над могилой.
Усевшись на верхушку надгробного камня и подобрав под себя ноги, Диди наклонилась вперед (она обнаружила, что в качестве привидения может теперь проделывать такие трюки, не рискуя свалиться и разбить себе нос) и прочла надпись на камне:
Митч склонился над ее могилой.
Диди смотрела на его опущенную голову и спрашивала себя, не Митч ли сочинил текст. И решила, что да, это в его стиле. Ее маме никогда не пришло бы в голову что-нибудь столь поэтическое.
Она преданно любила Митча с тринадцати лет и почти до своей смерти. У них бывали свои хорошие и плохие моменты — немного хороших и очень много плохих, — но она всегда любила его.
А теперь она смотрела на него другими глазами. На деле любовь оказалась не вечной. У них, во всяком случае.
Митч поднял голову, и на секунду Диди испугалась, что он увидит ее. Покалывания, сопровождавшего ее материализацию, она не чувствовала, да и Митч не вскрикнул, не испугался и даже не побледнел, так что, скорее всего, он не замечал ее присутствия.
Митч по-прежнему был хорош собой: вьющиеся светлые волосы, острый взгляд голубых глаз, классически правильные черты лица, покрытого легким загаром. С тех пор как она видела его в последний раз, он, похоже, похудел. Но при росте шесть с небольшим футов он всегда выглядел стройным, так что утверждать это она не могла.
Стоя на коленях у ее могилы, он являл собой образец скорбящего вдовца.
Если бы только его руки не были в земле. Рядом с ним лежала лопата, а ее могила, хотя и поросшая густой травой, выглядела почти что свежей. Слишком свежей для могилы трехлетней давности.
Ее только что выложили дерном.
«Что ты задумал на этот раз, Митч Тейлор?» — подумала Диди с яростью. И хотя она ощутила покалывание, хотя его глаза вдруг в ужасе расширились, воронка снова всосала ее в себя.
Следующая остановка. Жаркий, солнечный день, послеобеденное время. По крайней мере, жарко и светло было снаружи. А Диди находилась в пещере, витала под ее сводом и смотрела сверху вниз на завернутую в скатерть пару, спавшую на полу, футах в шести под ней.