— Он очень хороший дантист.
— Ты с ним спала?
— А это, — сказала она, поворачиваясь к нему лицом и зажимая пальцами его нос, — тебя не касается.
— Ах, вот как?
— Да, вот так.
— Ты собираешься видеться с ним и дальше?
— Ты хочешь сказать, если мы останемся живы?
— Именно это я и имею в виду.
Саммер прикрыла веки.
— Возможно.
— Возможно?
Она не видела, как сузились его черные глаза.
— Все зависит от того, будет ли у меня причина не видеться с ним.
— И какая же это причина?
— Ну, не знаю… Может быть, в моей жизни появится кто-то еще.
— А он появится?
— Ммм.
— Это не ответ.
— Это лучший ответ из всех, которые ты можешь получить, — промолвила Саммер и посмотрела на Стива.
— Ах, вот как? — Он поцеловал ее. Его губы были теплыми, неторопливыми и абсолютно хозяйскими. — А знаешь что? Я думаю, кто-то еще в твоей жизни уже появился.
— А я считала, что ты не хочешь связывать себя.
Он лениво улыбнулся ей. Впечатление от улыбки на таком близком расстоянии было не из самых приятных.
— Не хочу. Но, как ты сказала, уже слишком поздно.
— В самом деле?
— Угу.
— Ты считаешь, что связан?
— Похоже на то, не правда ли?
— А как насчет Диди?
Стив вздохнул, откинулся на спину, потянув за собой Саммер, скатерть и Маффи, которая запуталась в ней. Собачка, явно возмущенная таким неуважением, выкарабкалась из конца кокона и с оскорбленным видом устроилась у края навеса. Никто из людей не обратил на нее ни малейшего внимания.
— Детка, что касается Диди, то ты хватаешься не за тот конец палки. У нас с ней никогда не было того романа, который ты, похоже, себе вообразила. К тому, что было между нами, ни Диди, ни я никогда не относились как к чему-то вечному. И мы знали это с самого начала. Ладно, пусть мне кажется, что я вижу ее. Ничего не могу с этим поделать. Черт побери, я знаю, что она мертва, и я не верю в призраков. Ты знаешь, какое единственное объяснение всего этого приходит мне на ум?
— И какое же? — Надежно завернувшись в скатерть, Саммер лежала на нем, сложив руки на его груди. Она приподняла голову, чтобы посмотреть Стиву в глаза.
— До встречи с тобой я не видел ее ни разу. Ни разу за три года, прошедших со смерти Диди. Думаю, что вижу ее, поскольку ощущаю вину за то, что чувствую, когда я с тобой.
— В самом деле? — Саммер с надеждой посмотрела на него.
— В самом деле.
— И что же ты чувствуешь, когда ты со мной?
Стив усмехнулся:
— Что мне невтерпеж.
Саммер ущипнула его грудь. Он охнул и потер это место.
— И все? — Она взглянула на Стива.
— Э, в моем случае этого достаточно.
Саммер поджала губы, скатилась с него и демонстративно села спиной, скрестив руки на груди.
— А чего же ты еще хочешь? — запротестовал он, опираясь на локоть, чтобы видеть ее лицо.
— От тебя? — засмеялась Саммер. — Ничегошеньки.
— Ну вот, ты злишься на меня. — Он поцеловал ее в шею. Саммер резко толкнула его в грудь локтем. Он виновато хмыкнул, а потом снова наклонился к ней: — Я полагаю, ты хочешь, чтобы я тебе сказал, что у нас с тобой нечто особенное, небывалое. Нечто такое, что навеки. Так?
— От тебя я вообще ничего не хочу. Я не хочу даже, чтобы ты со мной разговаривал. Я…
— Так вот, — прервал ее Стив, тепло дыша в ухо, — именно это я и чувствую.
Потребовалось некоторое время, чтобы смысл сказанного дошел до Саммер.
— Что? — Она повернулась, чтобы видеть его.
Он улыбался. Довольно жалко, как ей показалось.
— Ты слышала, что я сказал, — ответил Стив.
— Повтори.
— Ни за что на свете.
— Стив Колхаун, ты хочешь сказать, что любишь меня?
— Полагаю, да.
— Полагаешь?
Увидев негодование на ее лице и различив злость в голосе, он поспешил исправиться:
— Хорошо, хорошо, я думаю, то есть знаю.
— Ты думаешь? — На этот раз Саммер ощущала не возмущение. Она чувствовала себя оскорбленной.
— Черт побери, Саммер, чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты прямо и без всяких околичностей сказал мне, что любишь меня, если именно это пытаешься высказать.
Некоторое время он молча смотрел на нее. Они лежали на боку лицом друг к другу, завернутые в скатерть. Их головы покоились на синей нейлоновой спортивной сумке. От гнева Саммер вся напряглась, решительно скрестив руки на груди. Стив потянулся к ней, взял за руки и, преодолевая сопротивление, поднес их ко рту и по очереди поцеловал запястья.
— Я думаю, что, возможно, только возможно, ты была послана мне, чтобы спасти от внешней тьмы, — проговорил он тихо. — Когда я впервые встретил тебя там, в похоронном бюро, мне было безразлично, жив я или мертв. Теперь мне это не безразлично.
— Стив, — прошептала Саммер, тронутая сердечностью этих слов и бесконечной нежностью, которая светилась в его черных глазах.
— Помолчи, — попросил он, — дай мне закончить, раз уж ты заставила меня начать. Долгие годы я не мог посмотреть в будущее ни с надеждой, ни с радостью. Теперь я думаю о будущем — в котором вижу нас с тобой — и с надеждой, и с радостью. Означает ли это, что я люблю тебя? Кто знает? Но я хочу попытаться, если и ты хочешь.
— О Стив! — Испытующе глядя в его глаза, Саммер чувствовала, что он говорил искренне. Ее сердце учащенно забилось. Они, двое раненных жизнью людей, каким-то чудом нашли друг в друге то, что им было нужно для исцеления ран. Это оказалось действительно чудо, другого слова не придумаешь. Саммер пододвинулась к нему ближе и провела ладонью по его колючим щекам и жесткой линии рта, нежно касаясь заживающих ран. — Если ты не можешь сказать это, то я могу. Я люблю тебя.
— Да? — Он подарил ей короткую удивительную улыбку.
— Да, — тихо ответила Саммер, целуя его.
У входа в самодельный шалаш еще не готовый к небесной благодати ангел произнес им слова благословения.
Ни мужчина, ни женщина их, впрочем, не услышали. Только Маффи, навострив уши, с любопытством склонила голову набок.
Глава 34
На небесах в эту ночь гремел бал. Гром одобрительно грохотал. Торжествующие молнии раскалывали небо. Дождь шумел несмолкающими аплодисментами. Но Саммер и Стив в объятиях скатерти и друг друга ничего этого не слышали.
Она поведала ему горькую историю своего брака с Лемом, о возникшей в результате булимии,[10] от которой ей так трудно было потом излечиться и снова прийти в норму.
Он рассказал ей о годах беспробудного пьянства, о том, как у него на глазах жизнь пошла прахом, как он достиг дна и вот-вот кончил бы тем, чем кончают все пьяницы. Рассказал о кошмарном сне, длившемся почти три года.
Стив узнал, что Лем после развода женился на двадцатидвухлетней медсестре. А Саммер — о том, как приключившиеся со Стивом беды свели в могилу его отца.
Они вместе плакали, вместе смеялись, обнимая, лаская и излечивая друг друга.
— Так что же заставило тебя вернуться? — заинтересованно спросила Саммер несколько часов спустя, когда повесть о мытарствах Стива подошла к концу.
Он лежал на спине, ее голова покоилась у него на плече. Земля была жесткой. Воздух холодным. Сосновые иглы кололись через скатерть в самых чувствительных местах. Но Саммер не обращала на это внимания. Голая, завернутая только в скатерть и согреваемая жарким теплом внимания Стива, она чувствовала себя на седьмом небе от счастья. Ее прижатая к волосатой груди Стива ладонь ощущала ровное биение его сердца.
— В Теннесси, ты имеешь в виду?
Одну руку он подложил себе под голову, другой обнимал Саммер за плечи. Говоря, Стив не отрываясь смотрел на грубые доски крыши их самодельного убежища. Саммер тут же подумала о том, что ему видится мелькающая где-нибудь поблизости Диди, но потом она отбросила эту мысль. У нее было смутное ощущение, что Диди больше не будет преследовать Стива. «По крайней мере, — убежденно сказала она себе, — если он знает, что ему нужно!»
— Так вот, я, как уже сказал, жил в Неваде. Моих кредитных карточек и сбережений хватало на безбедное существование, но через три года я уже оказался на мели. Как-то после полудня я проснулся в борделе — это было заведение Мейбл, девиз которого: «Клиент прежде всего!». Рядом со мной лежала девица, оба мы были голые — ой, перестань щипаться, — но я не мог ничего вспомнить: как попал туда, чем мы с ней занимались. Да, девица была та еще красотка…
Стив сладко улыбнулся воспоминаниям, но вдруг вскрикнул, когда Саммер больно дернула его за волосы на груди, собрав их в горсть.
— Господи, да ты злючка! — Он нежно взглянул на нее, усмехнулся и продолжал: — Я не мог даже вспомнить, какое было число. Я спросил ее, и она сказала, что канун Рождества. От этого мне сделалось совсем тошно. Я встал, оделся и вернулся в гостиницу, где жил. Гостиница была дешевая, двадцать пять баксов за номер в сутки. Простыни там меняли, наверное, раз в неделю. — Он глубоко вздохнул. — И я стал думать о Рождестве. Снял трубку и набрал номер своей дочери. Я звонил ей довольно редко, потому что Элен каждый раз сообщала мне, будто дочь не хочет говорить со мной. Но на этот раз трубку взяла дочь. Я сказал ей, что люблю ее, пожелал счастливого Рождества. «Я ненавижу тебя, папа», — ответила она и повесила трубку.
Боль в его голосе ощущалась так же отчетливо, как и биение его сердца. Саммер изогнулась, наклонилась к нему и в молчаливом сочувствии поцеловала его в шею.
— Дети всегда говорят это родителям. Мои племянники и племянницы, например, точно такие же. — Саммер понимала, что это слабое утешение, но ничего лучшего ей в голову не пришло.
— Я знаю, — его голос звучал устало, — но все равно будто получил пощечину. Этот удар заставил меня встряхнуться. Я вдруг увидел себя со стороны, увидел, какое жалкое зрелище представляю собой — пьянчужка, засыпающий среди шлюх, — и понял, что должен изменить свою жизнь. Я принял душ, привел себя в порядок, побрился. Потом пошел в церковь — это была небольшая методистская церквушка на холме в центре занюханного городишки, — и я, да, черт меня побери, помолился. Затем стали собираться прихожане — не забудь, это был канун Рождества. Началась служба при свеч