— Да иду я! — великовозрастный балбес с показным безразличием дернул пухлыми плечами, заправил взмокшую от горячего майского солнца помятую рубашку и нехотя встал с неудобного стула.
— Выполнять!
— Слушаюсь!
Старший лейтенант Александр Латышев без труда нашел дом Мазовецкого и остановился перед подъездом поговорить с пригревшейся на солнышке бабулькой с авоськой, потому как давно известно, что никто так объективно не наговорит всякой всячины, как соседи.
— Простите, вы из какой квартиры будете? — широко улыбнулся старший лейтенант, присаживаясь на скамейку.
— А тебе зачем, мил человек?
— А вот зачем, — Латышев показал бдительной старушке служебное удостоверение.
— Понятно, милиционер, значит… Я на третьем этаже живу, в тридцать второй квартире. Вот что я тебе скажу, милок, в тридцать пятую квартиру, как только съехали в деревню Тамара с Иннокентием, их сын, такой красивый, молодой, прям как барин расхаживает в белом длинном плаще, все водит кого-то в дом.
— И кого?
— Мужиков в основном. В наше время девок водили…
— Шумят?
— Да нет, не шумят. Тихо сидят, но по ночам.
— Чего ж вы не спите по ночам?
— Так бессонница у меня. Вот и не сплю. А они, молодые, почему не спят?
— А Тамара с Иннокентием давно в деревню уехали?
— Вот как сын вернулся, так и уехали… И тоже странно, как будто и не соскучились вовсе.
— Где ж он был-то?
— Да Бог его знает. Картежник, ходят слухи, он.
— Да что вы говорите?
— Точно.
— И где ж играет в карты?
— Кто его знает! Только пьет больно много, и все шампанское, бутылок пустых выносит почти каждый день пруд пруди, а пьяным не видела… Какой-то странный он, точно…
— Ну, спасибо вам, давайте помогу до квартиры авоську донести!
— Спасибо, милок, а то и правда, тяжко мне, ноги больные…
Латышев подхватил авоську, а потом и саму старушку под руку и дотащил до самой двери.
24
Дверь 35-й квартиры долго не открывали, но Латышев чувствовал, что там кто-то присматривается в глазок.
— Мазовецкий, открывай, чего затихарился, я же знаю, что ты дома. Из милиции я, старший лейтенант Латышев. Или мне дверь ломать?
Наконец дверь распахнулась, на пороге стоял молодой холеный человек в длинном махровом халате.
— Так вот ты какой, Мазовецкий-младший… — с неподдельным интересом разглядывал Латышев знакомые черты лица.
— Почему младший? Я один в семье.
— Шампанское с утра пьешь? — не обращая внимания на вопрос, Латышев по-хозяйски прошелся по стандартной хрущевской квартире с настенным ковром, цветным телевизором и секцией из крашенного шпона, остановившись у круглого стола, заставленного полупустыми бутылками из-под шампанского.
— А вы как будто не слышали, что меня пытались убить? — истерично завопил Никита.
— Так ты уже знаешь… Тем лучше.
— Что лучше? Я просто в шоке! Как вы можете так спокойно говорить об этом?
— Я за этим и пришел. Мне надо выяснить, кому ты мог так сильно насолить. Кто осмелился лишить жизни такого полезного для общества человека, как ты? И почему из-за тебя погибла девятнадцатилетняя девчонка, не успевшая даже познать, что такое настоящая жизнь.
— Понятия не имею, кто мог это сделать. И потом, мне соседка сказала, посылочка та из Минска была. Почему вы убийц в Минске не ищете?
— Ищем там, где надо. Если ты хочешь помочь следствию, милости просим. А ты похож на Вениамина…
— Вы знаете дядю Веню?
— Да… Приходилось пересекаться, давненько, правда… По его стопам пошел, говорят?
— Шампанского?
— Спасибо, я на работе.
— А я выпью. Мне что-то тошно…
— Выпей и рассказывай. С кем играл?
— Здесь или вообще по Союзу?
— Давай ограничимся пока ближним кругом. Но если не найдем убийцу, то, не волнуйся, дойдем и до Москвы, Ленинграда, Ростова-на-Дону и Одессы.
— Смотрю, вы хорошо владеете темой.
— Приходится, но ты не отвлекайся. Хотя нет, можешь отвлечься… Сделай-ка мне чайку! Зеленого! На улице жара, в самый раз испить горяченького.
— Так вам же еще жарче станет! — Маза принес чашку с благоухающим свежезаваренным напитком.
— Нет, дорогой, видно, мало ты физику в школе изучал, — как раз наоборот, но я не за тем пришел, чтобы тебя просвещать. Итак, с кем играл?
Латышев достал карманный блокнот, шариковую ручку и начал записывать.
— Марк Наумович Грассман, Николай Ведерников, Лёва из Питера, фамилию не знаю…
— Ты с ними здесь играл?
— Да, они приезжали… Сеня Скорпион из Москвы, мастер международного класса Толян Барбакару из Одессы, Маэстро из Баку, Евгений Абрамович Фурман, этот местный… Кто еще… Да, Фома из Петропавловска…
— Я смотрю, серьезные люди к тебе приезжали… И во что играли? В дурачка? В очко?
— Зачем? В преферанс. Хорошую игру надо долго и тщательно готовить.
— Выигрывал?
— По-разному бывало, но по-крупному я никогда не проигрывался, надо вовремя остановиться.
— Карточные долги возвращал?
— Всегда. Это же моя репутация. Кто потом со мной сядет играть, слухами земля полнится! Я не сажусь играть, если у меня в кармане нет пятидесяти штук.
— А тебе крупно проигрывали?
— Бывало… Вот Фурман не так давно проигрался, не смог совладать с азартом.
— Расплатился по долгам?
— Конечно, правда, не сразу.
— Хорошо, давай я по-другому поставлю вопрос: кто тебе не отдал карточный долг?
— А… эти калеки…
— Это кто?
— Да есть тут местные недоумки: Гарик Василевич и Федоров.
— И много должны?
— Так, пустяки, но сам факт: долг платежом красен, особенно карточный.
— Выбивал долги?
— А что толку, с них как с гуся вода, нищеброды…
— Ты же понимаешь, что я могу сейчас тебя арестовать?
— За что? Вы можете меня штрафануть рублей на пятьдесят и только.
— Я тебя за тунеядство могу посадить!
— Напугали! Мне тюрьма сейчас как спасение, коли убить кто-то надумал. Вы же не думаете, что убийца остановится на первой неудаче? — расстроенный Маза открыл бутылку шампанского и жадно приложился к зеленому горлышку. — Уж лучше быть тунеядцем, чем вкалывать за 30 копеек в день, как раб на галерах. Мне же игра дает свободу, вот что самое главное, а деньги — тьфу, бумажки, которые сегодня есть, а завтра нет.
— Главное, чтобы эту свободу ты не отнимал у других, когда долги выбиваешь. Ладно, заболтался я с тобой. Сиди пока дома, никуда не высовывайся, будет какая-то новая информация — звони, вот тебе мой номер. И закусывай хоть иногда, Мазовецкий-младший!
25
Поданный Морозову список телефонных абонентов от неповоротливого отпрыска министерского начальника Смирнова решительно отличался от списка Латышева лаконичностью и скудостью. Номера вызываемых абонентов потерпевшего Мазовецкого в основном были из числа администраторов гостиниц, ресторанов, диспетчеров таксопарков, вокзалов и прочей справочной информации.
— Шифруется, картежник, соблюдает конспирацию, из телефонных автоматов звонит, — предположил Латышев, сидя на очередном совещании у начальника оперативно-следственной группы Морозова.
— Поступим так: Смирнов, свяжись с Минским аэропортом и вокзалом и выясни по списку Латышева, когда к нам прилетали или приезжали эти заезжие гастролеры из Москвы, Ленинграда, Одессы, Петропавловска-Камчатского и Ростова-на-Дону. — А ты, Латышев, по местным адресам.
— Есть!
Первым в списке искомых местных фигурантов значился адрес Фурмана. Неказистую, утопающую в зелени деревянную постройку за высоким забором Латышев отыскал не сразу. Несколько раз поднимался на пригорок извилистой улочки, но заметил одноэтажный дом лишь остановившись покурить у разросшегося куста сирени. Латышев постучался в фигурную кованую калитку, но вскоре понял, что в стареньком доме с резными наличниками никого нет. Перелез через забор, заглянул в окошко и тут услышал окрик из соседнего двора:
— И чего вы там забыли? Нету их, уехали.
— Давно? — Латышев подошел поближе к соседскому забору, за которым коренастая женщина в белом платке развешивала постельное белье. — Давно, говорю, уехали?
— Так с месяц уже поди.
— Куда, не знаете?
— Понятия не имею. Собрались как-то внезапно, словно удирали от погони.
— А дети?
— А что дети? Вместе с ними, и я говорю мужу: куда это они намылились, не дождавшись конца учебного года?
— В какой, говорите, школе дети учились?
— Так ведь на соседней улице, в третьей школе, мой сын с их Аркашей в одном классе учился. Так, говорит, даже документы из школы не забрали… Он ведь, Евгений Абрамович этот, — торгаш, на базе продовольственной работал, накрал, поди, вот и сбежал от тюрьмы, окаянный…
— Спасибо вам! Пойду я!
— Вы часом не из милиции?
— С чего вы взяли?
— Так похож больно: и костюмчик серенький, и взгляд пронзительный, цепкий, да и выискиваете что-то… Вот я и решила, а что, не права?
— Да нет, как раз в точку…
— Товарищ милиционер, у меня третьего дня козу украли, помогите, а?
— Чем же я вам помогу, это надо к участковому обратиться с заявлением.
— Так я была у него, только он не телится, на кой ему мою козу искать, ему, видите ли, убийство раскрывать нужно. А кто ж мою козу искать будет?
— Так и мне, голубушка, тоже надо убийство раскрывать…
— Ой, мамочки, неужели Фурман этот убивец?
— Нет, что вы, не пугайтесь так! Спасибо, я пойду.
— Может, все-таки козу мою поищете? Уж больно много молока давала… Жалко Анфиску…
— Я зайду к участковому, потолкую с ним.
— Вот спасибо! Уважил бедную женщину!
Латышев по дороге в контору заглянул на соседнюю улицу в третью школу, в которой еще совсем недавно учились дети Фурмана, и узнал у директора, что, действительно, семья неожиданно куда-то уехала, не удосужившись забрать документы, ограничившись лишь уведомительным телефонным звонком.