– Странно, – шептал магистр. – Мне показалось, что этот ве крас, который с самого края, провожал иллюзию взглядом.
– Да?.. Мне тоже… Но если это так, то эти груды железа четко отличают живое существо от его чистой проекции. Не ведутся на имитацию.
После чего, ради простой формальности и успокоения все той же паранойи, переделал иллюзию людоеда в иллюзию императора Дьюамирта Второго. Согласен, некрасивый поступок по отношению к почти коллеге… бывшему (вспомнил, что Машка меня «уволила»). Но уж как получилось! Отправился император в путь чинно и благородно.
Но не прошел и десяти метров, как началось светопреставление. Первый голем шагнул к пустышке и попытался распластать ее ударом здоровенного (с хорошую тумбочку!) кулака. Управления своим созданием я не потерял, чисто машинально сместив его в сторону от гипотетической угрозы. Тут же его попытался уничтожить второй кулак, потому что первый от удара по каменному полу пришел в полную негодность. Но и от него ушел подвижный образ императора великой Моррейди.
Затем он выскользнул из-под ног следующего робота, метнувшись в сторону разгоняющегося третьего. И оба ве краса так столкнулись, что практически распались на несколько отдельных частей. Каждый! Ко всему этому они искрили, разваливаясь, а одна деталь еще и загорелась ярким, почти бездымным пламенем.
И пошла дальше истинная молодецкая потеха! Я вошел в азарт, вспомнив электронные игры, и с уханьем управлял своей игрушкой. А Кабан замер с отвисшей челюстью и забыл, как дышать. Создания неизвестных гениев яростно, со слепой одержимостью гонялись за ускользающей добычей, ломая себе конечности, роняя, затаптывая друг друга и фактически завершая свой жизненный цикл. Правильнее сказать: преждевременно расходуя свой последний рабочий ресурс прочности.
Падали, искрили, взрывались, горели. Феерически осветившаяся каверна стала похожа на мистическое побоище стальных великанов, у которых кто-то украл последние мозги. А может, у них и не было должной системы опознания? Этакие Дровосеки из сказки «Волшебник Изумрудного города»? Но, с другой стороны, не тронули они почему-то зроака, хоть и явно видели его. Почему?
Бросилось в глаза, что добрая треть големов так и осталась недвижно стоять под стенами. То ли батарейки у них сели окончательно, то ли более совершенные настройки позволили отличить подделку от живого человека. Иначе говоря, когда уже все кончилось, а иллюзия императора с пафосом вернулась ко мне, сами мы бросаться вперед не рискнули. Вместо этого я отправил на разведку иллюзию ящера.
Как ни странно, обошлось без покушения на ящера, и он весело притопал обратно. Тогда и я решил попробовать пересечь каверну:
– Кабан, стой здесь и только смотри. Пока светло… и пока мы не задыхаемся. Как по мне, то эти ваши векрасы довольно неуклюжи, и их осталось мало. Со своей ловкостью и проворством я от любого увернусь. А нет, успею воротиться.
Только вот обманку на себе сменил на образ в виде зроака. Раз на такое разумное чудовище не было реакции, может, и я проскользну?
Ну и двинулся в путь, старательно обходя обломки распавшихся стальных туловищ. Опасался, что железная лапа вдруг с лязгом рванется ко мне и ухватит за ногу. Или ударит. Мне только перелома или значительной раны не хватало.
К счастью, никто на меня не реагировал. Ни упавшие Дровосеки, ни их оставшиеся стоять аналоги. Ну как тут не порадоваться и не подумать: «Нормально пройдем! Но почему на зроаков ни одна жестянка не реагирует агрессивно? Только один вывод напрашивается: людоеды здесь проходили, и настройки на них были сделаны как на союзников. Почему? На кой ляд эти каннибалы таким, как измененные? Или тому же графу с маркизом что от них понадобилось?»
Вернулся за магистром, перепрофилировал и его внешность, и мы довольно быстро пересекли каверну. Да и вовремя, однозначно. Некоторые горящие обломки начали чадить, а имеющаяся здесь вентиляция явно не справлялась с очисткой воздуха.
За каверной придал нам нормальный вид Капитана и его помощника, ибо постоянно хотелось рубануть с оттяжкой мечом по грушевидному шлему.
Дальше вновь начались сложные лабиринты и вновь с неприятными сюрпризами. Только сюрпризы эти оказались из цикла «Ядовитая и хищная фауна мира Габраччи». То мох какой-то бесцветный на дороге появится, наступив на который человек оказывается в облаке ядовитой пыльцы. То лужа жидкости, норовящая вскипеть ядовитым паром. Пауки на своде, зависшие, словно в дреме, и коричневые лягушки, сидящие на выступах стен. Жуки какие-то и вьюнки с черными листьями по одному на квадратный метр.
Некоторые виды магистр узнавал. Поражаясь при этом, как те существуют в таком месте, в полной темноте. На некоторых пялился с недоумением, даже не представляя, что оно такое и чем может повредить человеку.
Но обойти все эти препятствия нам не составило никакого труда. Только и нужно было четко придерживаться астрального следа, не отдаляясь от него ни на шаг в сторону. У меня даже мысль возникла:
– Неинтересно совсем! Оно, конечно, хорошо, что мы здесь быстрей пройдем, чем убегающие от нас, но так хотелось бы глянуть, как прожариваются все эти зверушки и как выгорают здешние пятна плесени.
– Нашел о чем сожалеть, – хмыкнул идущий у меня за спиной Кабан. – Меня больше беспокоит, почему до сих пор нет выхода на поверхность: даже со всеми скидками на наши кульбиты мы уже прошли тот самый лес, на который были подозрения.
– Да, я тоже это заметил… Но не могут подобные лабиринты тянуться до самых Южных Ущелий! Двести километров такого пути сделают нас неврастениками.
– Если раньше от голода не умрем.
Но еще через пару сотен метров мы поняли, что голодная смерть неврастеников нам не грозит. Лабиринт окончился, превратившись в солидный, полностью рукотворный тоннель, по которому вполне мог проехаться поезд метро. Но в начальной своей части он оказался напрочь завален все тем же стальным хламом, но уже иного свойства. Здесь уже явно превалировали машины, повозки, дрезины, предназначенные для перевозки живой силы противника. Или союзника. Или парламентариев. Кого угодно, в общем.
Но если колесных вариантов виднелось явное меньшинство, то превалировали здесь устройства подвесного, монорельсового типа. Да и над головами мы вскоре заметили кольцо разворота, а за ним и две нитки рельсов, убегающих вдаль под самым сводом. Вдоль них, ниже к полу, тянулся наш путеводный астральный след.
– Кажется, Леньке тут намного интереснее, чем в мире Набатной Любви, – констатировал я, ощупывая подвешенное к потолку транспортное средство. – Здесь есть чем увлечься… и женщин не надо.
– Наши женщины не хуже ваших, – обиделся за свою родину магистр. – Ты просто в городе как следует не успел присмотреться.
– Не сомневаюсь, у вас тут все лучше! – отмахнулся я, пытаясь разобраться в несколько извращенной, по моим понятиям, технике. – Ну и как эта штуковина едет?
На разворотном кольце оставалось шесть единиц монорельса. Этакие люльки в виде сигары, на которых располагались четыре сиденья друг за дружкой. Две дуги цеплялись за рельсу. Движение правостороннее. Ну а сами борта люльки оказались утыканы разными витиеватыми приспособлениями, емкостями и устройствам. И на дугах нечто громоздилось в виде виноградных гроздей, только из металла. Похоже, нажимая на все это великолепие в определенной последовательности, и надлежало управлять передвижением.
Но я, сколько ни присматривался, никак не мог догадаться о местоположении хотя бы кнопки «Старт». Или «Пуск». Хорошо хоть магистр мыслил гораздо приземленней и не стал искать модуль компьютерного управления в этой груде железа:
– Может, вначале усядемся?
Ну да, мир-то все равно полон магии. Зачем здесь компьютеры?
Уселись, я на переднее, мой спутник на третье сиденье. Уже с несколько иной позиции я осмотрел все штуковины, фиговины и хреновины повторно. Чувствуя, что тупею все больше, никак не решался хоть что-то повернуть или нажать. Зато Кабан не комплексовал: за что-то потянул, и струя радужной жидкости ударила в стенку справа от нас.
– И шишкой мишке в лоб! – ругнулся я, разворачиваясь и пытаясь рассмотреть странную жидкость. – Что за байда? Как оно получилось?
Увидев, как сжался дед Назар, я сразу сбавил свой запал, не стал скандалить. Магистр молчал и только указывал аккуратно пальчиком на колечко. То соединялось с какой-то емкостью, из которой и плеснуло щедро на стенку. Но, сколько я ни присматривался, ничего, кроме странного вывода, сделать не удалось:
– Цветная мыльная эмульсия… Хм! Если представить себя малолетним оболтусом, то… Можно на ходу выдувать гигантские мыльные пузыри из этой штуковины… Получится весело и красиво. Почти фейерверк… М-да-с! Но ты уж, Назар Аверьянович, больше ничего не дергай, а? Не то разное может случиться… Катапультой вдруг вверх подбросит, а парашюта нет.
– А поедем-то как? – резонно поинтересовался артефакторщик.
Ничего более дельного, чем картинка старта первого человека в космос, в голову не пришло:
– Юрий Гагарин тоже ничего не нажимал и ни за что не дергал… Просто сказал: «Поехали!»
Ляпнул и тут же дернулся от неожиданности. Из какой-то штуковины передо мной ухнуло громом духового оркестра, глаза ослепил яркий свет, и вся наша повозка дернулась, отправляясь в путь.
Глава двадцать пятаяС ветерком-с!
Пока проморгались от слез умиления да осмотрелись, музыка стихла до самого минимума. Сигара наша шла не ходко, километров десять в час. Яркое освещение возгоралось автоматически в ста метрах перед нами, и гасло сзади в пятидесяти.
Вначале Кабан покряхтывал от удовольствия и причмокивал от восторга. Потом не выдержал:
– Про такое и в наших легендах не рассказывается. И теперь понятно, почему измененные так возжелали иметь в своих руках именно этот старый, никому не нужный разрушенный замок. И реставрировали его на загляденье, и город наверняка планировали вокруг пристроить, благо желающих граф всегда найдет чем привлечь… Но тут пришел Бармалей Дубровский, и все порушил.